В нижней строке Схемы 5 представлена система макроинститутов древнего мира. Прототипы некоторых из них можно найти уже на заключительных стадиях первобытной истории. Однако наш анализ предполагает поиск завершенных (конечно, для данной стадии развития) форм. В этой строке схемы мы видим уже полноценный результат эволюции древнего мира, который достигается на последних этапах в институциональных структурах таких хорошо изученных и высокоразвитых стран античности, как Греция и Рим. Процесс институционального развития, как и всей социальной эволюции, на этом первом цивилизационном этапе, длившемся около 8 тыс. лет, происходил под влиянием множества хаотропных факторов и имел еще выраженный "виртуальный" характер, в том числе и в силу сохранявшейся на больших территориях ойкумены первобытной периферии.
Первобытные общины, достигнув определенной стадии технологической зрелости, а благодаря ей и относительной независимости от "дикой" природы, стали переходить к оседлости в геоклиматических зонах, наиболее изобилующих природными пищевыми ресурсами и условиями для их воспроизводства. Различие типов хозяйствования в разных ландшафтных зонах было мощным стимулом для обмена продуктами между общинами. Натуральный обмен продуктами, увеличивая разнообразие "стола", способствовал росту численности населения.
Эквивалентный обмен продуктами, посредничество в этом процессе как самостоятельный вид деятельности стал первым социальным институтом обществ, входящих в цивилизационную стадию развития. Межобщинный (межплеменной) обмен был характерен и для доклассовых/первобытных обществ, однако внутри самих общин эквивалентный обмен отсутствовал (Семенов). Специалисты по истории и этнологии раннеклассовых обществ пришли к выводу, что уже на начальных стадиях становления цивилизации, в период первых простых вождеств, объединявших 1-2 тысячи человек, межплеменной обмен приобрел высокую интенсивность.
В литературе приводится следующее определение вождества: "Термином "чифдом" (chiefdom), или в русском переводе "вождеством", ...обозначается такой тип социально-политической организации, который упрощенно можно охарактеризовать следующим образом: это социальный организм, состоящий из группы общинных поселений, иерархически подчиненных центральному, наиболее крупному из них, в котором проживает правитель (вождь). Последний, опираясь на зачаточные органы власти, организует экономическую, редистрибутивную, судебно-медиативную и религиозно-культовую деятельность общества" (Кридин, с. 11). Таким образом, материал данной главы включает как переходную стадию между первобытностью и государственностью древнего мира, так и собственно древний (античный) тип институциональной организации.
Подчеркнем, что ранние формы торговли носили коллективный характер: "Все, кто занимался изучением торговых связей, указывают на то, что в первобытных обществах или архаических цивилизациях эти отношения носят совершенно особый характер: они затрагивают все население в целом и осуществляются самим коллективом, а индивидуальная инициатива отсутствует" (Бенвенист, с. 105).
Вот одна из данных историками характеристик эволюции обмена (торговли): "В эпоху первобытнообщинного строя обмен охватывал лишь отдельные, как правило, ограниченные области хозяйственной деятельности, практически мало нарушая хозяйственную автаркию отдельных общинных и племенных групп. /.../ Исследователи отмечают большое значение для архаических обществ таких "неэкономических" форм обмена, как дарение и культовый обмен. Их особенность - отсутствие твердо установленной эквивалентности. Лица, вступавшие в обмен, ориентировались на потребительскую стоимость, которую в данный момент
представляла для них та или иная вещь. /.../ Важным признаком перерастания обмена в торговлю является появление первых вариантов выражения всеобщей эквивалентной формы стоимости - первых денег. /.../ Выгоды, которые начинает приносить торговля, использующая различные виды эквивалента, привлекают внимание и родовой верхушки. Торговые экспедиции проводятся под руководством опытных вождей, они претендуют и на определенный процент с торговых операций. /.../ Качественно новый рубеж в развитии обмена и торговли составляет торговля раннеклассовых обществ. Здесь ведущей экономической формой становится денежная торговля... Для обслуживания этой обособившейся сферы хозяйственной деятельности выделяется класс купцов, базары становятся составной частью крупных поселений городского типа... /.../ При помощи обмена и торговли осуществляются отношения распределения внутри общества, а не только между соседними группами племен. Отношения этого вида свойственны уже раннеклассовым обществам" (Массон, с. 73-94).
В приведенной выше цитате и во множестве других работ имеются указания на то, что уже на ранних этапах своего появления торговля попала под контроль родо-племенной верхушки. Специалисты, изучавшие организацию общественной жизни южноамериканских индейских племен тихоокеанского побережья, свидетельствуют, что "некоторые открытия наводят на мысль о почти невероятных для столь глубокой древности масштабах межплеменного обмена" (Березкин, с. 65).
При этом отмечается, что ранние простые вождества еще задолго до появления городов-государств в отдельных случаях не производили ряда основных продуктов питания, ориентируясь на постоянный их завоз специализирующимися на торговле племенами. С появлением в этом регионе раннегосударственного образования последнее взяло межплеменную, межобщинную и международную торговлю под свой контроль. В империи инков ряд племенных групп обладали социальным статусом профессиональных торговцев. Они "образовывали замкнутую корпорацию и пользовались правом экстерриториальности...". Постепенно эти племенные группы теряли свои привилегии в проведении свободной торговли и приобретали "статус торговых агентов на государственной службе" (Березкин, с. 121-122).
Как известно, инкское государство представляло тот же тип социальной организации, что и государственные образования Ближнего Востока IV - II тыс. до н.э. И в этих значительно более древних центрах происхождения цивилизации развитие торговли шло в том же направлении: от общинно-государственных форм к частным. В Нижнем Двуречье данного периода доминировала международная торговля, находящаяся под контролем государства и обслуживающая правителей и знать: "...Лугали Ура и отчасти их вельможи обладали поистине огромными богатствами, причем в условиях отсутствия сколько-нибудь значительного внутреннего товарообмена они скапливались в виде сокровищ... Богатства доставляли... храмовые торговые посредники или их подручные..." (Дьяконов, с. 179-180).
Лишь в начале II тыс. до н.э. в государствах региона стала развиваться интенсивная частная торговля (семейные торговые общества) (СИЭ, т. XIV, с. 317),
которая, однако, находилась под постоянной угрозой огосударствления. Так, в 1768 г. до н.э. вавилонским правителем Хаммурапи были начаты судебно-административные реформы, в ходе которых "...он, видимо, полностью запретил торговлю по частной инициативе и всех купцов в качестве тамкаров превратил в царских чиновников... Конечно, это не значит, что купцы, даже и будучи зачислены в чиновники, не могли и впредь наживаться сами, но попытка подчинить торговый оборот государственному контролю была сделана. /.../ О попытках контролировать торговый оборот свидетельствует и введение законодательно установленнных тарифов оплаты за наем" (Дьяконов, с. 367). Устойчивая тенденция к огосударствлению международной торговли имела естественные причины, поскольку подобного рода торговля была серьезным источником международных конфликтов, требовавших от государства применения вооруженной силы (например: Бонгард-Левин, с. 24).
Оставляя в стороне историю превращения института торговли в форму индивидуальной деятельности, отметим, что у народов индоевропейской группы, как свидетельствуют лингвистические исследования, она появилась в результате рецепции, заимствования ее у ранних цивилизаций Ближневосточного ареала уже в этой развитой индивидуальной форме. По мнению известного французского лингвиста Э.Бенвениста, "термины... всегда связаны с соответствующими институтами... Понятие торговли следует отличать от понятий купли и продажи... Торговец, купец является посредником в обращении произведенной продукции, накопленного богатства... Сравнение индоевропейских языков не позволяет обнаружить какого-либо общего наименования торговли как специфического вида деятельности... Отдельные термины, обнаруживаемые в тех или иных языках, чаще всего оказываются заимствованиями... или же новообразованиями... Индоевропейцы были очень далеки от той стадии цивилизации, которую мы только что описали /то есть от переходной между доклассовым и раннеклассовым обществом - авт./. Не обнаруживается таких слов, которые указывали бы на наличие коллективного обмена между первобытными племенами или на публичные церемонии, устраиваемые по этому поводу" (Бенвенист, с. 105, 106, 110).
Этот пример может свидетельствовать о том, что при становлении вторичных центров государственности в процессе рецепции цивилизационных институтов у более развитых народов не случайно первым заимствовался институт торговли. Вероятно, у народов индоевропейской языковой семьи на момент их расселения еще не произошло спонтанное возникновение института торговли даже в зародышевой, коллективной форме. Однако при тесных контактах с Ближневосточными центрами цивилизации они смогли в считанные столетия пройти путь, который первые проходили тысячи лет. Становление античных цивилизаций происходило гораздо быстрее, чем их предшественников. История древних Греции и Рима подтверждает, что развитие института торговли является необходимым условием для становления остальных цивилизационных макроинститутов.
Торговля, как и любой социальный институт, имеет определенную систему норм, которая обеспечивает выполнение функций канала и механизма социальной мобильности: распределения членов общества по различным слоям и группам. Но всякая система норм (мер) адекватно функционирует только при наличии организующего ее действие определенного состояния внешней для нее среды: там, где нормально действует некая мера, существует внешний и независимый от нее регулятор ее действия. Можно полагать, что сложный объект лишь тогда содержит в себе потенциал развития, когда его внутренняя система мер находится во взаимозависимости и регулятивных взаимодействиях с мерами внешней среды.
Существует достаточно свидетельств историков о том, что несмотря на вызванное торговлей процветание общин и значительное ослабление угрозы со стороны "дикой" природы самому их существованию теперь стала угрожать межплеменная конфликтность. Ранняя торговля, во-первых, способствовала росту населения, а во-вторых, внесла в общество целый комплекс ранее неизвестных отношений и регулирующих их норм. В изобильных природных зонах рост населения в скоплениях ранних вождеств периодически и все чаще вызывал опустошительные междоусобные войны:
"В большинстве плотно заселенных районов Средиземноморья в течение многих столетий, если не сказать тысячелетий, прямо-таки царила ситуация, которую лучше всего было бы охарактеризовать словами: война всех против всех; войны велись между городами, племенами и целыми народами. Все то, что создавалось в этих ранних, но уже высокоразвитых культурах из поколения в поколение на протяжении многих веков бесконечным трудом, все это разрушалось в беспрерывно разгоравшихся войнах, полыхавших на огромных пространствах, войнах, часто отличавшихся исключительной жестокостью и полнейшей бессмысленностью" (Аннерс, с. 54). В первобытном обществе повсеместно действовал принцип родовой кровной мести. Вероятно, именно он в процессах межплеменной торговли и оказался той частью первобытной нормативистики ("внешней" для торговли системой мер), которая вошла с ней в противоречие.
Ранние формы денежного обмена не обеспечивали действительно эквивалентного, справедливого обмена системой стоимостных мер. Но всякий конфликт в обществе своей причиной имеет ту или иную, часто очень сложную форму нарушения "справедливости". В частности, проиcходящее в результате торговли концентрирование богатств в руках отдельных общин или лиц входило в противоречие с традиционной для обществ того периода уравнительной нормативистикой, когда "...даже случайная большая удача воспринималась с подозрением..., хозяйственные успехи почти неизменно объяснялись колдовством..." (Бромлей, с. 150-151).
Применительно к Шумеру III тыс. до н.э. историки отмечают следующее: "Скопление богатств в руках царей и правителей, которые выделились из среды общинной должностной знати и жрецов, и в меньшей степени в руках самой знати не могло не приводить к разжиганию социальных страстей среди населения "номов" и
к борьбе за власть также и внутри складывавшегося имущего и господствующего класса" (Дьяконов, с. 182).
Обратим внимание на то, что упоминавшаяся выше "справедливость" (юстиция - лат.) по внешней кажимости есть категория правосудия, а не торговли. Известно, однако, что эта ценностная категория и на ранних этапах развития классового общества играла огромную роль в социальной жизни. Например, "...в Нижней Месопотамии... время от времени объявлялась "справедливость" (ни[г]-си-са)..., причем аннулировались не только все долговые сделки, но иной раз и все сделки отчуждения людей и земли..." (Дьяконов, с. 174). Это высказывание относится к истории Шумера III тыс. до н.э., но подобные примеры можно с легкостью найти в истории любых стран древнего мира и в более позднее время.
Говоря о конфликтности, нараставшей с развитием института торговли, невозможно не видеть, что в центре ее стояло имущественное расслоение. До появления разделения труда и торговли десятки тысячелетий первобытного существования людей в непрерывном режиме выживания (виртуальный способ социальной жизни) психология естественного уравнивания людей пропитала самые мельчайшие акты социальной жизни, самые мельчайшие ее нормативы. Поэтому возникновение такого состояния общества, когда отдельный человек мог произвести больше и иногда много больше, чем другие сообща, потрясало общество до самых его основ. Поэтому же возведение частной собственности в ранг социальной нормы - признание ее справедливым результатом труда - не могло произойти в одночасье.
Фактически, лишь в римском праве частная собственность нашла юридическое выражение как право абстрактной личности. Общая формулировка римского права "dominium ex iure Quiritium" ("собственность по праву квиритов, римских граждан"), применявшаяся для обозначения права собственности, прямо указывает на то, что это право изначально принадлежало всему римскому народу, а затем в виде права частной собственности - отдельным римским гражданам (Новицкий, с. 107). Иными словами, римское право четко фиксирует переход от изначальной коллективной собственности к индивидуальной, частной.
Развитие обмена имеет неизбежным следствием возникновение в обществе "правового образа мышления". Позволим себе по этому поводу привести еще одну объемную цитату: "...В результате обмена, как формы социально-экономического института, у людей формировались представления... об эквивалентности и стандартах того, что являлось эквивалентом. ...Примирительное право вместе с его системой штрафов (наказаний) стало средством решения спорных вопросов (конфликтов). Также как и обмен, примирение оказалось бы невозможным, если бы штрафные санкции как таковые не рассматривались в качестве категорий, по значимости адекватных нарушению интересов противной стороны. Отсюда же со всей очевидностью следует, что, когда люди начали задумываться над тем, что мы называем правовыми категориями, миром их правового мышления завладела идея: равное за равное. /.../ Когда центральная государственная власть Египта возложила на себя ответственность за сохранность мира в обществе,
стало само собой разумеющимся в этом случае требовать адекватности даваемых за это обязательств в качестве предпосылки для придания договору силы закона... (Аннерс, с. 25-26).
Итак, допустив в свою внутриобщинную нормативистику торговые отношения, повлекшие расслоение населения по состоянию, новые имущественные и денежные отношения, разделение ремесел, формирование патриархальной семьи, возникновение рабства (в том числе и долгового), найма и т.д., общество подверглось новым хаотропным воздействиям. Поэтому, естественно, оно должно было искать и вырабатывать новую, внешнюю по отношению к торговле, систему защиты и стабилизации социального порядка, которая бы не отвергала несомых торговлей выгод, а наоборот, способствовала их развитию.
Институт судебной защиты возник, вероятно, на базе так называемого "примирительного права" и был направлен на ослабление обычая кровной мести, приобретавшего по мере развития торговли все более угрожающий характер. Вместе с тем, совершенно справедливым представляется и следующее мнение: "...лишь центральная государственная власть, зиждившаяся на исключительно прочной основе, могла позволить себе некоторое смягчение рамок мести" (Аннерс, с. 26).
Вкратце остановимся на том, как исследователи объясняют появление государства. Также как Ф.Энгельс и многие другие, М.Вебер (Вебер, с. 645) определял государство как "организацию внутри общества, которая владеет монополией на законное насилие". Конфликты в обществе естественны, но "насилие может применяться только... одной специально созданной организацией внутри общества, которая и есть государство" (Геллнер, с. 27; курсив автора). В первобытных (доклассовых, или доцивилизационных) обществах численность его членов (в роду, племени, общине) настолько мала, а организация "хозяйственной" жизни настолько примитивна, что соответственно отсутствию разделения труда каждый отдельный человек осуществлял контроль исполнения обычаев другими. При этом основной способ первобытной социальной жизни - выживание/воссоздание рода, племени - требовал и очень жестокого пресечения нарушений обычаев, поскольку они и обеспечивали это выживание.
Преодоление господства стихий дикой природы, переход к оседлости, соответствующий рост числа членов общества, его процветание и переход от выживания преимущественно к репродуктивному способу жизни, - все то, что привело к разделению труда, - сопровождалось и возникновением "специальной группы людей", занятых исключительно контролем за соблюдением другими членами общества теперь уже не только обычаев, но и прав. Поскольку вообще члены ранних цивилизаций, в отличие от первобытных обществ, разделились на социальные группы, занятые в одно и то же время в разных сферах деятельности, а значит и просто находящиеся вне поля зрения
друг друга, постольку, во-первых, понадобилось выделить группу "соблюдения порядка".
Во-вторых же, обычаи перестали быть обычным правом, регулирующим жизнедеятельность всех членов общества. В результате разделения труда нормы обычного права разделились на две резко различающихся группы прав: внутригрупповых - профессиональных и общесоциальных. "Право есть наличное бытие свободной воли" (Гегель, с. 327). Первобытное общество не имеет "свободной воли" по определению его способа жизни, подчиненной произволу дикой природы. Преодоление последнего стало актом рождения воли человеческого общества: цивилизационный период - "это период, в который как бы само существование государства есть предмет выбора. ...В эпоху охоты и собирательства такой выбор был еще невозможен" (Геллнер, с. 31; подчеркнуто нами - авт.). Проявив свою новорожденную волю в выборе прежде всего различных способов жизни и деятельности (разделение труда), общество позволило себе выбрать и "группу порядка". "Мы ... считаем решающим для понятия "права" ... наличие специальной группы принуждения" (Вебер, с. 641; подчеркнуто нами - авт.).
Появление разделения труда и соответствующих социальных групп вело к появлению различных прав; разделение профессиональных групп "по условиям места и времени" их жизни и деятельности при сосуществовании их в одном обществе уже не позволяло отдельному человеку контролировать соблюдение ни общих, ни групповых, ни индивидуальных норм поведения других людей. А это значит, что появление права требовало изъятия физического насилия и принуждения из ведения любого члена общества, как это было присуще первобытным общинам. "Государство существует там, где из стихии социальной жизни выделились специализированные органы охраны порядка, такие как полиция и суд. Они и есть государство" (Геллнер, с.29; курсив автора).
Имея в виду глубоко конфликтный характер вызревания собственности в многовековом процессе развития торговли и разделения труда, а также тот факт, что первые раннегосударственные образования возникали в окружении многочисленных первобытных обществ, нельзя не прийти к выводу, что конфликты и войны на кровно-родственной и имущественной основе обычно завершались объединением одним вождеством (группой общин) более слабых в военном отношении вождеств, общин, племен. На территории в несколько десятков или сотен квадратных километров возникал город-государство. Распространение этой формы социальной организации свидетельствует о ее большей эффективности по сравнению с первобытным обществом: росте благосостояния, культурном прогрессе населения.
В этом первом государственном образовании происходила социально-профессиональная дифференциация населения. Но сначала отдельные социально-профессиональные слои еще были представлены племенами, родами, общинами, которые продолжали свои традиционные занятия. Вождество, объединившее их, естественно, узурпировало право на управление и военную защиту. Дополним приведенное выше определение государства, данное М.Вебером, его же словами:
государство это и есть "монополия легитимного физического насилия" (Вебер, с. 318, 645). Оно же поставило под свой контроль и торговлю.
Таким образом возникла и первая форма судебной власти. Властвующее вождество самим фактом объединения других вождеств, племен и общин выдвинулось как вождество-"судья", выносящее окончательные решения по поводу основных форм конфликтов между ними, и как вождество-"полицейский", обеспечивающее исполнение этих решений. Мнение Э.Геллнера, следовательно, усиливается: возникновение государства обусловливается социальной необходимостью судебных функций, а община (вождество-лидер) являет первого в истории судью.
Приведем пример из истории Шумера (2400 г. до н.э.): "В правление Эанатума произошел конфликт между Лагашем и соседней Уммой из-за плодородной полосы Гуэден, разграниченной когда-то третейским судом еще кишского гегемона Месилима" (Дьяконов, с. 195; курсив наш - авт.). Известно, что в традиционное хозяйствование и внутреннюю нормативистику "субъектов" этого объединения "вождество-судья" обычно не вмешивалось. Представление о таком движении раннеклассовых обществ к созданию института суда и полиции согласуется с данными о первоначальном появлении судебного разбирательства межродовых конфликтов: "конфликты внутри племени ... представляли собой конфликты между родовыми группами, а не между отдельными индивидами. В судебных процессах в качестве юридических сторон выступали роды, а не отдельные индивиды" (Аннерс, с. 12).
При изучении общественного устройства ранних государственных образований трудно найти формы судебной системы в ее привычном для нас виде судебного разбирательства межличностных конфликтов. Это, казалось бы, ставит под сомнение факт появления судебной системы вслед за институтом торговли. Однако обратим внимание на то, что и институт обмена (торговли) тоже возник первично не на базе межиндивидуальных отношений - первичен был межобщинный обмен.
Общеизвестно также, что и собственность исходно возникает не индивидуальная, а общинная. Сам по себе город-государство возникает явно в условиях действия общинной собственности на движимость и имущество. Например, Ю.Березкиным выделяется следующие четыре сектора "социально-хозяйственной системы инкского государства": общинный, государственный, корпоративный и храмовый, которые по сути и отражают существовавшие в этом раннеклассовом обществе формы собственности. Возможно, эта структура ее форм является завершенным результатом эволюции первой - торговой - стадии древнего мира. Все эти четыре прото-формы собственности явно носили коллективный (корпоративный), а не индивидуальный характер (Березкин, с. 96-105).
Можно полагать, что непосредственным источником первой формы частной собственности - владения - стала корпоративная собственность, которая сама по себе возникала на основе религиозной нормативистики, причем на основе такой базовой ценности тех эпох, как ритуал захоронения. Корпоративная собственность, вероятно, появляется в результате передачи родственникам умершего представителя высшей знати
города-государства того имущества, которым он пользовался: резиденции, земли и работников - как бы на правах аренды. И родственники после его смерти должны были "заботиться о его мумии".
Тем самым и племенной характер первых торговых сословий, и основные типы хозяйственных секторов указывают, что на ранних стадиях доминировала не "прото-частная", а "прото-государственная" форма собственности, так называемая "власть-собственность" (см.: Семенов, с. 583; Васильев, т. I, с. 69). Как мы полагаем, ей соответствовал и общинно-государственный характер первичных форм судебной системы. Экономическое и политическое неравенство на начальных этапах становления цивилизации "вынашивалось" в лоне "материнской" религиозной нормативистики: "Протогосударство... - это политическая структура, основанная на нормах генеалогического родства, знакомая с социальным и имущественным неравенством, разделением труда и обменом деятельностью, возглавляемая сакрализованным правителем с наследственной властью" (Васильев, т. I, с. 65; курсив наш - авт.).
Подтверждением концепции "вождества-судьи" является и переход от структуры должностей в простых и сложных вождествах к высшим должностям в городах-государствах. В первых система должностей по социальному управлению была представлена следующей тетрадой "родовых институтов"(по мнению Э.Аннерса, имевшей общее индоевропейское происхождение): царь (басилевс), совет старейшин, храмовые священники, народное собрание (Аннерс, с. 10-20). В основе их деятельности лежало неотъемлемое сочетание административных и судебных функций. Причем храмовая знать вплоть до второй половины I тыс. до н.э. оставалась хранительницей законов.
Несомненно, что на этой основе в дальнейшем происходила сакрализация высших правителей городов-государств. Высшие должности в самых ранних городах-государствах содержали в себе функции судейства, независимо от того, как менялось первенство в государстве той или иной административной функции правителя, по которой различались эти названия: "Судебное разбирательство уголовных и гражданских дел в римской республике и (даже - авт.) в ранней Империи не отделилось вполне от административных функций; народные собрания, сенат, магистраты (добавим, и прокураторы, и цензоры - авт.) сохраняли ряд полномочий по отправлению правосудия" (Косарев, с. 74). Институт народных трибунов, завоеванный плебсом в борьбе с патрициями, тоже исполнял судебные функции, точнее, был чем-то вроде кассационного суда (см.: Моммзен, т. I, с. 224).
Оставляя в стороне исторический процесс расширения компетенции судебного разбирательства и на разрешение межличностных конфликтов, который был естественным результатом выделения частной собственности из общинно-родовой, обратим внимание на следующее. Изначально судебная деятельность устанавливалась как почетная обязанность наиболее уважаемых членов общины или наиболее состоятельных граждан, т.е. на ранних этапах - высшей знати, правителей городов-государств. Высшим судьей был глава государства, царь.
Вот как, например, был организован судебный процесс в Шумере: "По законам Хаммурапи судебные дела вне зависимости от того, шла ли речь о преступлении или об ином споре сторон, возбуждались по инициативе частных лиц... Стороны в процессе должны были сами вести свое дело, как бы состязаясь перед судьей. /.../ Судебное дело заканчивалось вынесением судебного решения, которое записывалось на специальной глиняной таблетке и скреплялось печатью. Судья уже не мог изменить такое решение. С ходатайством о помиловании или о пересмотре решения суда можно было обращаться только к царю" (Галанза, Громаков, с. 63-64).
Но понятно, что по мере роста социального организма, обусловленного обогащением качества жизни за счет торговых отношений, по мере роста населения и разнообразия его деятельности росло также число и разнообразие споров, требовавших судебного разбирательства. Аристотель, характеризуя законы Солона (VI в. до н. э.), так описывает ситуацию: "...Так как законы не были написаны просто и ясно..., то неизбежно возникало много споров, и решать все дела - и общественные и частные - приходилось суду" (Аристотель, с. 37). Можно сделать вывод, что в связи с ростом числа законов и охватом ими все большего разнообразия социальных отношений нарастали рутинный характер труда судей и сложность дел. Исполнение судебных функций потребовало профессионализации, а за ней и введения платы за этот труд.
С именем древнегреческого политика Перикла (V в. до н.э.) связана реформа, возводящая судебные функции в ранг оплачиваемой работы и допускающая к ней уже не только почетных и состоятельных, но и других членов общества. Речь идет о должности присяжных (гелиастов), общий список которых в Афинах этого времени состоял из 6000 имен, а случаи исключительной важности разбирались судом 1000 гелиастов. Перикл ввел плату гелиастам за день заседания в размере 1 - 2 обола, а вскоре Клеон увеличил эту плату до 3 оболов (См.: Гиро, гл. 10, с. 55-57).
Чтобы ответить на вопрос, когда налоговая система возникла в качестве государственного экономического института, нам следует определить время возникновения правовых норм, регулирующих налоговые сборы и учреждающих институт государственных служащих, осуществляющих этот сбор. В этой связи представляет интерес замечание К.Майера о том, что "доходы (государства древнего мира - авт.) конкретно и напрямую соизмерялись с потребностями в расходах, а не наоборот". В Афинах это обосновывали так: "деньги появляются только тогда, когда они действительно нужны, но не раньше" (Майер, с. 69).
В те времена налоговые сборы имели либо натуральный характер: сбор продуктов в государственные хранилища, распределение между состоятельными гражданами обязанностей по снабжению армии, строительству ими кораблей,
храмов и др. (греческие "литургии"), либо в денежной форме осуществлялись откупщиками по соглашению с государством о некоей фиксированной сумме сбора с подвластной территории, которую откупщик (римский "публикан") предварительно сдавал в казну. Еще в V в. до н.э. в Древней Греции отсутствовали государственная должность сборщика налогов и правовая регуляция его обязанностей. Вместе с тем, система правовых норм, определяющих сам процесс поступления налогов, быстро развивалась со времени появления ранних городов-государств.
Напомним, что институты торговли и суда впервые появлялись в "общинно-государственной" форме. Анализ исторических фактов показывает, что и налоговая система, восходящая к традиции общинного "склада" добычи для равного распределения продуктов между членами общины и для жертвоприношений, начиналась с того же. Своей первой институциональной формой она, вероятно, имела наложение вождеством-правителем (вождеством-судьей) дани на подвластные ему и объединенные им в город-государство вождества, общины, племена. В предшествующий период самостоятельного существования вождеств (переходный этап от первобытности к цивилизации) только началось возникновение протоформ налоговой системы в виде объединения усилий для создания храмового хозяйства, для несения повинностей по службе храму-государству (выделение ремесленников на постоянную службу или посылка общинников на возведение монументальных сооружений), для строительства оросительных систем и т.д.
Но очень важно иметь в виду, что тогда одновременно развивалась и действовала система прямой отдачи городом-государством населению доходов от общественных предприятий - военных, торговых, строительных, по добыче драгоценных металлов и других. Действовал принцип очевидной обусловленности и полезности тех или иных вкладов, затрат на нужды государства. Не будет ошибкой заметить, что это было возможно из-за отсутствия специальной "прослойки" между населением и первичным государством. Появление же слоя налоговых чиновников впоследствии как ширмой скрыло от глаз населения соотношение между доходами и расходами государства.
Показательно в этом плане современное понимание налогов, отражающее реальные изменения, происшедшие с тех времен: "...Под налогами следует понимать осуществляемые каждым человеком платежи государству, исключающие любые притязания на встречное /одновременное - авт./ исполнение обязательств. /.../ Определенным критерием в формулировании понятия налога можно считать следующее: находится ли уплата налогов в рамках очевидного общественного принуждения и поступают ли налоги в какой-либо общественный институт, несомненно обладающий качествами государства" (Хойзер, с. 42, 43).
Современные авторы, например, цитируемый выше, полагают, что существовало два источника, из которых возникла налоговая система: религиозная жертва (прототип налогообложения собственных граждан, прямой налог) и дань (прототип торговых пошлин и других сборов при межобщинных взаимоотношениях, источник косвенного налога). В классической античности (республиканские Афины и Рим) хотя и существовал
прямой налог (например, десятина или греч. эйсфора - налог на собственность), более развитым было косвенное налогообложение, и это прежде всего было связано с тем, что торговля - основной объект этого сбора - из-за своей высокой доходности развивалась под жестким контролем и защитой государства.
Таким образом, институт налогового сбора в его нормативно-правовой форме появился сначала в форме дани с завоеванных территорий, налагаемой на вождества, племена, общины и роды. Этот общинно-государственный сбор осуществлялся и контролировался тем же вождеством-судьей, постепенно трансформирующимся в аристократию, патрициат и др. формы городской правящей знати. Повинности же своих граждан на очевидные общественные нужды, отличные от налога в нынешнем его понимании (см. высказывание Хойзера) как отделенного в пространстве и времени от компенсационной отдачи государства населению еще долгие столетия сохраняли свою органическую связь с жертвоприношением. Они, в отличие от дани и косвенных налогов, регулировались не юридическим правом, а общинно-религиозным.
По мере роста городов-государств, регулярного превращения их в имперские объединения, роста числа граждан, а также сопряженного с этим роста армии, численности государственной администрации, "прорастания" чиновно-судейского аппарата на отдаленные территории империй начали возникать государственные кризисы, выражающиеся в деградации и распаде объединений городов-государств. Преодолеть эту кризисность - конечно, на определенном "витке" развития, - смогли только в Древнем Риме.
На начальных этапах древнего мира государственные должности еще оставались "общественным" или "традиционным" занятием. Но если высшие лица государства, сакрализованные правители и знать на "естественных", как бы на "арендных" основаниях пользовались общественными землями, составляя из них и из военной добычи свое собственное состояние, то разрастающийся корпус государственных служащих, формировавшийся выборным путем (страны классической античности) или назначением (азиатский древний мир), фактически, не имел гарантированного дохода в период государственной службы.
В странах "азиатской ветви" социальной эволюции эта проблема решалась "делегированием" монархом части своей деспотической власти вниз по иерархической лестнице в условиях слитности власти и собственности. В античных же странах безвозмездное исполнение общественного долга при сильных демократических традициях государственного управления становилось обузой для знати и тем более непосильной задачей для рядовых граждан.
По-видимому, одной из важнейших причин кризиса афинской полисной системы явилось то смешение политики и хозяйствования, в котором подавляющая часть граждан традиционно считала основой демократии личное право каждого на выбор рода занятий, военное дело - наиболее почетной профессией, а участие в делах государства - обязательным. Соответственно этим религиозным и военным
обязанностям всех граждан, "демократичными", по-видимому, считались только налоги на подвластные города-государства (например, на членов Морского союза при гегемонии Афин), на иноземцев, торговцев и владельцев земли, на нарушителей законов (судебные сборы и пошлины).
Почетным для знати считалось выделение огромных сумм на общественные постройки и прочие мероприятия (греч. "литургии"), но налогом это не являлось. Прямые налоги не укрепились в Древней Греции и после появления необходимости оплачивать выполнение общественного дела по государственному управлению, когда были введены "диеты" на содержание малоимущих членов народного собрания. И только после поражения в Пелопонесской войне и распада Морского союза Афины оказались вынужденными провести "всеобъемлющую оценку имущества и состояния граждан" (378-377 гг. до н.э.), т.е. сделали первый шаг к введению прямых налогов. Но к этому времени страна в целом уже вошла в полосу упадка. Роль лидера начала переходить к Древнему Риму.
Не будет ошибкой заключить, что косвенное налогообложение - это по преимуществу механизм извлечения государственных доходов из "внешних" (в первую очередь торговых) прибылей. Его внутренний порок состоял в том, что он обеспечивал материальную основу государственного управления в периоды успешной, и в первую очередь военной экспансии. В иных случаях происходил либо хозяйственный упадок, либо развивался кризис государственной власти с возникновением недемократических ее форм.
После накопления античными странами многовекового опыта этих кризисов и благодаря интенсивной рецепции культурных достижений в средиземноморском регионе роль лидера в "государственном строительстве" перешла к Древнему Риму. Осуществленный в весьма сжатые сроки (в течение VII-VI вв. до н.э.) переход от первобытности к освоению институтов торговли и судебной системы позволил Риму сохранить преемственность первобытной прото-демократической прото-власти и судебно-государственной организации. Сохранилась преемственность также между психологией общинного единства и военно-государственной дисциплиной. Можно предположить, что именно благодаря этому к IV-III вв. до н.э. Римская республика добилась демократической "внутриполитической сплоченности ... и чрезвычайно жесткой дисциплины в армии" (Баатц, с. 76).
И хотя в предшествующие эпохи государственные обязанности тоже считались почетными (неоплачиваемыми), хотя в мирное время налоги на граждан тоже отсутствовали, но радикальное изменение ситуации все-таки произошло. А именно, уже в VI в. до н.э. был введен институт ценза. Воинская повинность (обеспечение формирования и содержания войсковой единицы-центурии, сотни) была поставлена в зависимость от доходов граждан, к которым уже тогда причисляли не только патрициев, но и плебеев (СИЭ, т. XV, с. 715; Баатц, с. 76).
Первые протоформы ценза и регулярного налогообложения возникли, насколько нам известно, в Израильско-Иудейском царстве во времена правления царей Саула, Давида и Соломона (рубеж II-I тыс. до н.э.). Саул "...стал наделять жрецов и военачальников
землей за службу по классическому принципу - земледельцы должны были обеспечить господ деньгами и продуктами, а царю платили налоги. Но реформы остались незавершенными. ...Его зять Давид... стал создавать аппарат государства и систему налогообложения, проводя регулярные переписи населения". Эти реформы продолжил царь Соломон (Гребенюк, с. 30-31). Интересно отметить, что израильско-иудейские вожди и цари в Библии часто именуются "судьями".
VI в. до н.э. интересен тем, что именно в это время налоговый институт стал развиваться во многих странах древнего мира. Например, в Китае "в 594 г. до н.э. впервые вводится поземельный налог, для чего было произведено юридическое закрепощение профессий". В Персии при Дарии "изменилась система налогообложения. Персы полностью освобождались от всех видов податей, но их обязанностью была служба в армии. Остальное население выплачивало ежегодно в казну строго фиксированное количество денег в зависимости от рода занятий человека" (Гребенюк, с. 34, 56).
Римский ценз был введен одновременно с греческим, приписываемым традицией афинянину Солону (VI в до н.э.): "На основании оценки имущества он (Солон - авт.) ввел разделение на четыре класса, каковое разделение было уже и раньше, - на пентаксиомедимнов, всадников, зевгитов и фетов. Притом все вообще должности он предоставил исполнять гражданам из пентаксиомедимнов, всадников и зевгитов - должности девяти архонтов, казначеев, полетов, одиннадцати и колакретов. Каждому классу он предоставил должность сообразно с величиной имущественной оценки, а тем, которые принадлежат к классу фетов, дал участие только в народном собрании и судах" (Аристотель, с. 35). Однако древнегреческий и древнеримский цензы не были идентичными.
Цензом в Древнем Риме как правовым институтом определялся не только политический авторитет, но и осуществление обязательного "подоходного" налогообложения в военное время всех без исключения граждан через обязательную перепись "семейного положения и имущественного состояния". Хотя это первое прямое налогообложение еще было связано только с военной организацией, но, во-первых, тем самым мы находим подтверждение того, что правовая, т.е. институциональная форма налогового сбора возникает вторично по отношению к уже возникшему городу-государству (в его качестве межобщинного судьи); что возникает налоговый институт сначала в качестве нормативистики его функции (деятельности) при фактическом отсутствии профессиональной группы (римские цензоры - избираемые почетные должности).
Во-вторых же, наряду с цензорами как протоформой профессиональной группы мы находим и протоформу нормативистики организации налогового института (торжественные собрания граждан на Марсовом поле раз в пять лет и их клятвенные заявления о своем состоянии), а также нормативистики средств исполнения налоговой функции - списков граждан по классам их состояния:
от патрициев до пролетариев. Здесь отсутствует только нормативистика должностей и компенсаций профессиональной группы института налогового сбора.
Итак, постепенная профессионализация судебных функций, развитие административно-судебного аппарата древнего государства от разрешения межобщинных до урегулирования межличностных споров естественным образом повлекли за собой и развитие института налогового сбора. По сути дела, произошло возникновение государственной казны (прото-бюджета) как экономического основания, на котором государство могло существовать и развиваться в качестве профессиональной политической управляющей структуры.
Завершение формирования налоговой системы как полноценного государственного института древнего мира произошло в императорском Риме: "Август создал нечто совершенно новое - Римскую империю. Преобразование налоговой системы стало при этом одним из основных пунктов его программы реформ. Только тот, кто распоряжается денежными средствами государства, обладает реальной властью" (Баатц, с. 81). Дальнейшее историческое развитие отмечено переходом от доминирования косвенных налогов (они ориентируются на вещи) к преобладанию прямых (налогообложение физических лиц, связанное с их личной работоспособностью):
"Страны со слаборазвитой экономикой вынуждены взимать в основном косвенные налоги, в то время как взимание прямых налогов приобретает большее значение в странах с развитой экономикой и населением, обладающим достаточно высоким уровнем образования. /.../ ...Прямые налоги... играли до новейшего времени, даже до начала прошлого века в основном незначительную роль" (Хойзер, с. 47 - 49). Таким образом, возникнув в древнем мире для финансирования государственных издержек, налоговая система прошла длительную эволюцию, приведшую к возникновению в новейшее время "налогового государства".
Не вдаваясь в детали, можно констатировать, что в период правления римского императора Октавиана Августа строительство первичной институциональной структуры государства (судебная и налоговая системы) было завершено. Август создал нормативную форму организации налоговой системы - фиск - и начал замену откупщиков государственными служащими. В его время, соответственно, началось и нормативное упорядочение средств, должностей, и компенсаций (оплаты труда). Была создана для того времени удивительно подробная система учета имущества империи: карты провинций, кадастровые карты, определение численности, правового и имущественного положения всех жителей всех провинций.
Следует отметить и то, что этой крупномасштабной реформе предшествовал кризис римской республики в I в. до н.э., а ее последствием стал длительный по преимуществу мирный (без гражданских войн) период ее существования и необыкновенный расцвет культуры Римской империи в I-II вв. н.э. Было это связано с завершением строительства налогового института государства, или были и иные факторы?
Уже реформа Перикла обнаружила, что появление зачатков оплачиваемой судебной деятельности и налоговой функции у государства ведет к росту коррупции и к грабежу государством населения - как собственного, так и чужеземного; именно последнее было весьма характерно для времени Перикла. Можно сказать, что в странах классической древности произошел дисбаланс в разделении властей между молодым гражданским обществом и столь же юным государством. Последнее обрело в своей структуре (см. Схему 5) два института - суда и налогообложения. Гражданское же общество имело только один регулируемый правом макроинститут - торговлю - в ее самом широком смысле, включающем натуральный и денежный обмен, найм, аренду движимого и недвижимого имущества, кредитно-долговые отношения и многое другое.
Этот институционально-правовой "перевес" государственных чиновников, на наш взгляд, был одной из основных причин возникновения серии социальных кризисов, выразившихся в деспотии государства по отношению к гражданскому обществу. Такой, например, была ситуация в республиканских Афинах в V в. до н.э. (Пелопоннесская война): "К концу 30-х годов политическая обстановка в Афинах стала накаляться. Положение Перикла, который единолично, твердой рукой вел государственный корабль в течение последних десяти лет, пошатнулось... Авторитарное положение Перикла стало вызывать недовольство в самых различных слоях и группировках - в среде постепенно возрождавшейся олигархической оппозиции, также как и у безусловных демократов" (Фролов, с. 216).
В 411 г. под влиянием военных неудач и в результате смерти Перикла в Афинах произошел олигархический государственный переворот: "Запуганные граждане были созваны на собрание, и здесь... было принято решение об изменении государственного строя: ...вся власть была передана в руки олигархического Совета четырехсот, были отменены массовые оплаты и раздачи" (Фролов, с. 228). Следующее столетие знаменуется кризисом полисного строя Древней Греции. В этой связи обращает на себя внимание отмечаемый К.Майером (Майер, с. 70) многочисленный поток судебных жалоб граждан на несправедливость по отношению к их состоянию.
Не лучше обстояли дела и при завершении республиканского периода в Риме. К началу I в. до н.э. его начали сотрясать восстания рабов и жестокая борьба за власть между сенатской олигархией и нобилитетом, между ними и всадниками и т.д. И в описании этих событий в первую очередь отмечается коррумпированность властей и "беспредел" налоговых сборщиков. Хотя сбор прямых налогов через институт ценза постепенно вызревал уже несколько столетий, сама эта функция еще не имела нормативно-правового содержания: действовали публиканы (откупщики) на основании договоров с государством. Последнее же мало интересовалось тем, каким способом публиканы взыщут в кассу означенную в договоре сумму сбора. Кризис был разрешен Октавианом Августом, поочередно разгромившим ряд армий противоборствующих римских военначальников,
восстановившим мир в стране и создавшим, как говорилось выше, совершенный для того времени налоговый институт.
В исторических исследованиях подчеркивается, что Август ввел Рим в новую эпоху расцвета, обеспечив себя неограниченной властью императора, положив начало эпохе римской империи. Нам представляется однако, что причина лежит глубже. Дело в том, что Август не только завершил совершенствование налоговой системы, но и дал начало нормативно-правовому развитию эволюционно следующего социального института.
Следует отметить, что во многих раннеклассовых обществах, находившихся на периферии интенсивно развивавшихся цивилизаций древности и феодализма, выделенные три первых макроинститута часто составляли некий синкретический институт, называвшийся, например, в Древней Руси "полюдьем". Как отмечает исследователь этого явления Ю.М.Кобищанов, "полюдье - комплекс полифункциональный, соединяющий в себе экономические, политические, судебные, религиозно-ритуальные, символические и другие функции. ...Разнообразные функции полюдья - это плод нашего анализа. В представлении людей "эпохи полюдья" это явление не расчленялось на функции, а было просто обычаем" (Кобищанов, с. 236). Из проведенного автором анализа становится очевидным, что полюдье совмещало в себе зародышевые функции цивилизационных макроинститутов торговли, суда и налогового сбора.
Августом был издан закон, дающий "римским юристам право давать обязательные для суда заключения по конкретным делам" (СИЭ, т. XI, с. 496). Это означало не что иное, как распространение над государственным судебным институтом контроля со стороны гражданского общества. Глобальный кризис государственности первый римский император разрешил путем почти одновременного нормативно-правового пресечения произвола как судебного, так и налогового институтов.
Краткая история развития этого института такова. Уже "знаменитые законы Солона (VI в. до н.э. – авт.) предусматривали, что каждый афинянин должен лично охранять свои интересы на суде. ...Тогда-то и появились так называемые логографы, т.е. люди, составлявшие речи по судебным делам" (Толмачев, с. 5). Гражданское общество древних греков отреагировало на новую правовую свободу - начал складываться институт адвокатуры. Первыми его представителями в древних обществах были писцы-составители жалоб в органы власти и выступающие в суде ораторы. Однако понятно, что для реального влияния этого еще прото-института гражданского общества на судебную власть необходим был закон не для граждан, а для самого суда, который обязывал бы суд учитывать мнение защитника. В последующие века шло развитие практики письменного документирования судебных дел, развивалось ораторское искусство и правоведение.
Следует отметить особую роль точного употребления слова уже в судах древнего мира. Даже устное слово, не говоря о письменном, еще оставалось священнодействием. Договорное право тех времен основывалось на устном слове и на свидетельском участии. При неверном употреблении только одного слова в судебном процессе можно было его проиграть вне зависимости от сложности и сути самого дела: "Право как таковое также являлось религиозным культом, ... характеризовалось исключительно строгим формализмом. ...Правовые формулы должны были произноситься четко, без малейших ошибок и отклонений..., в противном случае они не производили ни религиозного, ни правового эффекта. Знания о сущности этих формул жрецы хранили про себя и пуще глаза берегли как самую сокровенную тайну" (Аннерс, с. 106).
Священная роль слова и жестокий формализм судебного процесса первых столетий республиканского Рима, как, впрочем, и всех древних цивилизаций, вполне объясняют то, почему роль защитника была колоссальной. Монополия же жречества на знание правовых норм объясняет, почему процесс был двухступенчатым (римский пример: сначала претор рассматривал иск и формулировал суду, по какой норме следует рассматривать дело) и почему "ни преторы, ни судьи, ни даже члены коллегиальных судов не были профессиональными юристами" (Аннерс, с. 106).
Монополией жрецов на знание правовой нормативистики объясняется и то, что в гражданском обществе к этому времени сложилась адвокатская практика, апеллирующая не к юридической стороне дела, а к оценке личности (Чельцов-Бебутов, с. 146). Обнародование правовых норм для уже несколько столетий развивавшихся логографии и ораторства, связанного с ними расцвета философии, наук и искусств, имело мощный каталитический эффект, вызвавший возникновение гражданского института юристов, адвокатов-правоведов.
Римская адвокатура до III в. до н.э. оставалась в зачаточном состоянии, поскольку она не имела возможности касаться юридического содержания судебного процесса. После этого начался рост ее авторитета. Ко II в. до н.э. в Риме "большое значение приобретает институт адвокатуры. Судебные ораторы пользовались большим почетом. Судебная защита обычно открывала путь к высоким государственным должностям" (Косарев, с. 74). Характерно, что с того же времени и народные трибуны - официальные лидеры плебеев, еще с начала V в. до н.э. защищавшие их от патрициев (вплоть до предоставления плебеям убежища в своем доме) - добились высот государственной власти и рассматривались как "вершина гражданской власти в Риме" (СИЭ, т. XIV, с. 406).
Но несмотря на все эти успехи гражданского общества, несмотря на то, что гражданские юристы приобрели огромный авторитет и вели интенсивную разработку римского права, благодаря чему оно, без преувеличения, стало стержнем всей мировой системы юридического права до наших дней, тем не менее судам до правления Августа не вменялось в обязанность учитывать мнение адвокатов. Не случайно поэтому первые "наиболее известные юристы ...не теряли на это время,
так как выступление в суде ...было не их амплуа". "Постепенно из таких юристов сформировался самостоятельный корпус профессиональных адвокатов" (Аннерс, с. 108). Тем не менее, они участвовали только в "громких" и трудных процессах, в которых можно было проявить себя перед народом и завоевать политический авторитет. Во II-I вв. до н.э. появилось и юридическое адвокатское образование. Избиравшие карьеру политика начинали с него.
Перелом произошел после введения Августом (27 г. до н.э. - 14 г. н.э.) права проведения авторитетными юристами судебных экспертиз. Их заключения обрели законную силу и предъявлялись на суде: "Весьма жесткие меры, предпринятые императором Августом, находят свое объяснение, по-видимому, в процветавших в последний период республиканского режима злоупотреблениях юридической властью со стороны недобросовестных и коррумпированных элементов" (Аннерс, с. 111). Теперь участвовать в процессе получили право адвокаты, "которые юридически аргументировали требования истца и возражения ответчика" (Галанза, Громаков, с. 210). "Наконец, и это самое важное, существовали юристы, (их называли также юрисконсультами). Они одни были профессионалами. Главной их задачей было давать юридические консультации преторам, судьям, адвокатам, тяжущимся сторонам, клиентам, желающим участвовать в юридических процедурах" (Берман, с. 138).
Мы полагаем возможным, таким образом, датировать этим периодом появление и начало развития уже полноценного института адвокатуры. Во-первых, обязательность юридической экспертизы открывала адвокатам прямой доступ к механизму судебного процесса - механизму применения законов - и позволяла им контролировать судей на соответствие их действий правовым, и в частности, процессуальным нормам. Тем самым адвокатура из своей зачаточной - ораторской, риторической, логографической - формы перешла к контролю судей и правовой защите граждан в суде. Во-вторых, с этого времени начался бурный расцвет римского права в работах ученых-юристов, а также практика использования императорами образованных правоведов для "заполнения" ответственных административно-судебных должностей. Таким образом, и на должности судей, и на должности высших политиков именно гражданское общество начало поставлять образованных юристов.
Но это позволяет констатировать появление обратной связи между юридическими гражданскими институтами и государством, объединяемыми теперь единой целью - защитой общества и каждого гражданина от нарушений законности, от произвола судей и налоговых чиновников. И это, в сущности, стало первой в истории системой "сдержек и противовесов". Конечно, речь идет не о привычном значении этого термина, применяемого сегодня в основном для описания баланса между разными ветвями государственной власти, а о его использовании для описания баланса между гражданским обществом и государством древнего мира.
Вызывает определенный интерес, что если и торговля, и суд, и налоговая система своими корнями восходят к институтам и традициям первобытно-родового общества,
то есть имеют исходную "общинную", "коллективистскую" природу, то институт адвокатуры, по-видимому, стал первым "индивидуализированным" социальным институтом, возникшим на собственно "цивилизационной почве" в результате социального творчества.
Обратим внимание, что большинство обществ древнего мира не создало института адвокатуры, и это объясняет тот факт, что в них было нормой доминирование государственных структур над гражданскими. Следует заметить, что фактически все остальные страны древнего мира (кроме Греции и в первую очередь Рима) пошли по пути развития деспотических государств и что все они дали начало той ветви социальной эволюции, которую сегодня именуют "восточной", а страны этого направления - "странами догоняющего/запаздывающего типа развития".
Применяемая нами логика позволяет объяснить механизм дихотомии социальной эволюции на "восточную" и "западную" ветви не просто тем, что их институциональные системы не завершились институтом адвокатуры, т.е. не обрели необходимого минимума прямых и обратных связей между гражданским обществом и государством. По ряду базовых причин геоклиматического характера и социального (обратная связь между адвокатурой и другими социальными институтами) в странах Востока не получили полноценного развития и торговля, и судебная система, и налоговая в их собственно институциональной форме, т.е. в виде полноценной системы соответствующих норм юридического права и профессиональных организаций. Поэтому многие из них, в технологическом плане уже до нашей эры войдя в стадию феодализма, на долгие века как бы "законсервировались" в его зародышевых формах.
* * *
В поисках подтверждения избранного методологического подхода мы не могли и здесь не обратиться к работам Т.Парсонса. "Парсонс... накапливал "свидетельства", относящиеся к таким системам, которые не собрали определенного совокупного реквизита и, следовательно, не "выжили". Например, в своем недавнем анализе социальной эволюции ему удалось различить..., когда отсутствует тот или иной определенный реквизит эволюционного развития - но только потому, что можно относительно "легко" установить, что в данный исторический период система прекратила развиваться.
В частности, обсуждая вопрос о том, почему Греции и Израилю не удалось продвинуться в своей эволюции дальше определенной стадии, которую он назвал "продвинутой промежуточной" стадией, он предположил, что там отсутствовал определенный интегративный реквизит, а именно сведение универсальных норм в единый кодекс (свод законов), который узаконил бы политическую систему (систему целедостижения) и в то же время обособил бы друг от друга остальные институциональные сферы" (Тернер, с. 97; подчеркнуто нами - авт.).
В общем-то нетрудно заметить, что "в деталях" наши выводы несколько отличаются от выводов Т.Парсонса. На Схеме 5 (нижняя строка, справа-налево), согласно нашей логике, активируемая социальной конфликтностью эволюция институтов древних
обществ имела своей макросистемой целедостижения институт торговли - несомые им богатства и способность интенсифицировать материальное производство были основной целью социальной эволюции на этом этапе.
Естественно - не целью в виде лозунга политиков по проведению очередной реформации, а целью социального организма как результирующей от суммы актов целедостижения множества тех социальных "актеров", которые имели возможность выбора активной роли. Часть из них выбирала целью развитие института торговли (возможно, большей частью формулируя ее в терминах индивидуального интереса к обогащению). Естественный же отбор в многотысячелетнем своем действии отсекал те целевые блоки, которые препятствовали развитию торговли, отсекал такие социальные действия целого социального организма - общества, в которых результирующая целедостижения содержала слабый компонент цели развития института торговли (например, бывало так, что в ущерб ему на тысячелетия консервировалась доминанта цели развития ремесел, как в Древнем Египте, а позже и в странах Азии); в результате такие общества постепенно хирели, гибли или стагнировали.
В стохастике этого отбора и в n-мерности (разнообразии) целевых векторов своих "актеров" древние общества принуждались к "рыскающему" возвратно-поступательному и циклическому движению, в котором и шел поиск способов устойчивого воспроизводства эффекта торговли, поиск способов закрепления управляющего действия ее системы нормативов в своей внутренней системе ценностей и социальных отношений - адаптации их друг к другу. Эта поисковая деятельность привела и к созданию системы адаптации - к созданию института правосудия (первого политического института), а с ним и государства. Теперь всякое новшество в торговых нормативах могло проходить свою адаптационную апробацию в судебной системе, если оно входило в противоречие с продолжающей еще господствовать системой социальных ценностей доклассового общества и становилось источником конфликтов.
Резкое усиление эффективности торговли благодаря появлению судебной системы стимулировало потребность в юридическом праве в большей степени, чем в обычном - теперь уже старые ценностные нормативы не позволяли эффективно отбирать "актеров" с "правильным" (торговым) целеполаганием. Торговые же - денежные - меры явно проявляли себя как наилучшие селекционные критерии и, кроме того, чтобы повысить эффективность системы адаптации (судебной функции - от военно-международного до индивидуального ее уровня) необходимо было ее профессионализировать, т.е. сделать постоянным продуцентом юридико-правовых нормативов.
Для создания профессиональной группы этого социального института (судей и исполнителей их решений - военных и полицейских) требовались нормативы ее содержания. Кроме того, для увеличения эффективности правовой и судебно-полицейской системы стало важным упорядочить структуру самого населения - упорядочить информацию о социально-экономических способностях
социальных "актеров". Иными словами, стало необходимым нормировать и саму социальную систему для нормализации функций правосудия в самом широком его смысле, т.е. на уровне индивидуально-психологических отношений в толще населения.
Еще точнее, назревала потребность в превентивном знании каждым членом общества, на каком месте в иерархии по своим социально-экономическим способностям к поддержанию устойчивости социального воспроизводства он находится и как от этого положения зависят возможности выбора им тех или иных форм поведения. Поскольку от этого зависела эффективность в конкуренции с себе подобными обществами, постольку известной жестокостью отличался и контроль за сохранением стратификационной структуры. Понятие ценза, как мы видели, берет начало в налоговой системе, и известно, что впоследствие в истории оно развивалось в качестве критерия социальной стратификации в иных институтах.
Таким образом, появление налоговой системы в более широком смысле, нежели рамки экономической необходимости, являлось, если выражаться в терминах парсонсовского "системного реквизита", появлением системы латентности, которая нормировала статусы социальных субъектов денежными мерами дохода и имущества. В терминах вульгарного марксизма можно квалифицировать сказанное как апологетику социального неравенства. Однако такая интерпретация не имеет смысла, если понимается, что система экономико-правовой стратификации в процессе естественноисторического отбора шла на смену стратификации первобытной, значительно более глубоко и жестоко делившей целые социальные организмы (племена, общины, роды) на сообщества людей и нелюдей, на рабов и свободных. Впрочем, сами создатели марксизма это прекрасно понимали, когда писали о первобытности (цитируем по памяти), что "никакого золотого века позади нас не было".
Наконец, результирующей этой "горизонтальной", собственно социальной эволюции был этап интеграции - в чем наши выводы совпадают с выводами Т.Парсонса. Создание императором Августом вслед за реформой налоговой системы института гражданского правосудия - узаконение профессионального "судебного" статуса гражданских юристов, адвокатов, возвышение их роли до роли экспертов хода судебного состязания и решений судей и интенсифицирование благодаря этому творчески-правовой активности (создание шедевра системы права) гражданского общества - действительно привело к "узаконению системы целедостижения и обособлению (разделению властей и функций) друг от друга остальных институциональных сфер", как это констатировал Т.Парсонс. Интеграция институциональной структуры как процесс оптимизации всех жизненных функций социального организма Римской империи привела, как известно, к небывалому расцвету культуры в период "pax romana". И наоборот, Древней Греции, действительно, не удалось создание последнего из "системы реквизитов" развития, не говоря уже о странах "восточной" ветви эволюции.
Эта детализация рассмотренной в данной главе историографии процесса институционализации древних обществ в терминах категорий социального действия
позволяет заметить, в чем мы расходимся с анализом Т.Парсонса: он именует системой целедостижения политическую систему, мы же приходим к выводу, что последняя составляет собой реквизиты "адаптации" и "интеграции". Задает же целедостиженческую линию древней эволюции общества макроинститут торговли. И действительно, вся история цивилизаций (обществ, разделенных на гражданскую и государственную сферы) с ее начала и по сей день, в отличие от первобытности, как стержнем пронизана идеей наращивания богатства (благосостояния) и экономической мощи. Однако это расхождение несравнимо по значимости с тем позитивным исследовательским стимулом, который дает нам парсонсовская методология в целом.
Во всем этом заметно, как переплетаются функции естественного отбора и функции социального выбора, соответственно, как переплетаются системы принуждения со стороны природы и системы целедостижения со стороны социальных "актеров". Это может показаться крайне уязвимым для "критиков от телеологии", однако необходимо помнить, что вся социальная история состоит из бесконечного множества ситуаций противоборства интересов как отдельных влиятельных социальных "актеров", так и образуемых ими социальных групп. И в рамках сформулированного выше представления о цели социального организма как результирующей от суммы целедостижений множества составляющих его социальных "актеров", выкристаллизовывавшейся в процессах естественного социального отбора (борьбы сильного со слабым, устойчивого с уязвимым и т.д.), нет нужды обращаться к так называемой "незаконной телеологии". Собственно же телеология как учение о цели в той ее части, в которой мы сделали выше попытку отделить ее от задач воспроизводства и определить как атрибут социального выбора, имеет достаточные эмпирические подтверждения.
* * *
Таким образом, функционирование античного общества определялось полнотой развития четырех его основных макроинститутов: торговли, суда, налогов, адвокатуры. Подчеркнем еще раз, что формирование этой первой институциональной системы происходило в стохастическом процессе перебора всевозможных форм на протяжении тысячелетий. Процесс этот шел с многократными повторами и откатами на фоне регулярного возникновения и исчезновения (гибели в войнах) стран с первичным государственным устройством. Но тот факт, что в результате этого жестокого "естественного отбора" венцом античной культуры стал Древний Рим с его шедеврами юридического права, оплодотворившими системы права европейских стран, что в нем мы находим всю совокупность этих государственных и гражданских институтов, представляется нам подтверждением изложенной схемы.
Подводя итог социологическому описанию экономико-политической структуры обществ древнего мира, отметим, что речь идет о первых этапах институционализации - перехода от доклассового "бесструктурного" состояния, основанного на "естественном", половозрастном и внутриобщинном разделении функций по управлению социальной
жизнью, к состоянию, при котором члены общества уже по своим способностям (хотя еще и зависящим от возможностей) разделены на тех, кто "пожизненно" специализируются на экономической деятельности (гражданское общество), и тех, кто "пожизненно" и профессионально исполняет функции политического управления (государство). Важнейшим признаком этой новой социальной системы стало "дублирование" государством экономических функций гражданского общества, с одной стороны, и гражданским обществом - основных политических функций государства, с другой. Государство, введя налоговую систему, установило экономический контроль над социальными субъектами; гражданское общество, добившись права на адвокатскую защиту в судебном процессе, стало контролировать политическую деятельность государства.
Проведенный анализ позволяет констатировать, что бытующее в литературе определение политики как сферы деятельности, направленной на обладание государственной властью, весьма неточно, также как безосновательно довольно распространенное убеждение в том, что судебная система находится вне политики (хотя очевидно, что функционально она отделена от идеологии). На правосудии, стержнем которого является судопроизводство, как на фундаменте строится вся политическая система обществ цивилизационной стадии развития. Сгнивает этот фундамент - рушится данная цивилизация.
Повторим, что базовые функции политической системы общества - это, во-первых, разрешение всевозможных социальных конфликтов, связанных с распределением социальных позиций, ролей, благ и т.д., а во-вторых, регулирование и контроль за актами потребления, осуществляемыми социальными субъектами. Власть же - лишь инструмент для исполнения этих функций.
По результатам проведенного анализа советского партийно-номенклатурного режима (Фигатнер; Коржихина, Фигатнер; Шкаратан, Фигатнер) мы можем также подтвердить вывод о том, что власть есть "всего лишь" форма собственности. Чтобы подробнее осветить этот вопрос, необходимо широкомасштабное исследование политической экономии духовного производства. Ведь не случайно многие современные исследователи констатируют, что информация - главный рычаг власти (концепции меритократии). Это тем более актуально, так как в приближении к постиндустриальной эпохе основным объектом собственности стали разнообразнейшие орудия и продукты духовного (информационного) труда, которые являются сегодня самым дорогим и капиталоемким товаром.
И последнее, что хотелось бы отметить в заключение данной главы с учетом проблематики реформаций в странах СНГ, это то, до какой степени недостаточным остается представление о судебной системе и ее социальной роли у подавляющей массы реформаторов-руководителей, коль скоро все их разговоры о системе правосудия сводятся к проблеме преступности, посягающей на жизнь и здоровье людей. Похоже, ими не понимается, что проблема убийств и членовредительства была решена уже первобытной общинной самоорганизацией, и в основе своей через общинные институты
(немного модернизируя термины, назовем их институтами семьи-церкви-армии-школы; на их природе мы остановимся ниже) она решается в высокоразвитых странах и сегодня.
Собственно же система юридического правосудия своей исходной и базовой целью, как мы надеемся, показали в данной главе, имела и имеет адаптацию экономических отношений к существующей социальной системе. Причем, лишь выполняя эту свою политико-экономическую функцию судебная система по обратной связи усиливает и общинный механизм предотвращения убийств и членовредительства, поскольку неизмеримо детальнее и достовернее исследует именно их превалирующие экономические причины. (Банальным подтверждением сказанному является сравнение судебной статистики "физически-насильственных" преступлений против личности с судебной же статистикой экономической конфликтности. Если первая исчисляется в высоко развитых странах цифрами от нескольких тысяч до нескольких десятков тысяч, то вторая от нескольких миллионов до десятков миллионов, т.е. первая не составляет и одного процента величины второй.)
Это означает, что пытаясь сегодня создать новые для страны экономические институты и "внедрить" их в старую по своей массовой психологии социальную систему наши реформаторы игнорируют "уроки истории", не видя фундаментальной для экономического развития функции судебно-полицейской системы. Более подробный анализ ее современного катастрофического состояния проведен нами в предыдущих исследованиях (Фигатнер, 1992), и можно без сомнений констатировать, что с тех пор, за четыре года ситуация реально не изменилась.
"Вы, фактически остановили судебную реформу, которая должна была сделать правосудие по-настоящему независимым от других ветвей власти", - так подвел итоги 4-летней деятельности первого президента Российской Федерации известный правозащитник С.Ковалев в начале 1996 г. (Ковалев). А между тем, как это выявил уже Т.Парсонс и показывает рассмотренная логика, незавершенность "системы реквизитов" древнего фундамента цивилизации и является причиной невозможности развития той следующей системы социальных институтов, которая была создана западной цивилизацией еще в феодальные эпохи (финансовая система и др.) и которые никак не может воссоздать современный российский политический режим.
Схема 1. Макростадии социальной эволюции
|
Уровень освоения Природы |
Планета |
Звезда |
Галактика |
Система галактик |
|
Тип культуры |
Первобытная |
Цивилизационная |
Галактическая |
Метагалактическая |
|
Способ жизни |
Воссоздание |
Воспроизводство |
Развитие |
Творчество |
Схема 2. Этапы эволюции природы и общества (*)
|
1. Этапы эволюции природы |
|||
|
Физический |
Химический |
Биологический |
Социальный |
|
2. Макростадии социальной эволюции |
|||
|
Первобытная |
Цивилизации |
Галактическая |
Метагалактическая |
|
3. Этапы цивилизационной макростадии |
|||
|
Древний |
Феодальный |
Индустриальный |
Постиндустриальный |
(*) В строках выделены современные этапы развития
Схема 3. Деление цивилизационной стадии на этапы в соответствии с доминирующими на каждом из них параметрами (признаками):
тип социальной системы (1),
осваиваемый макроуровень самоорганизации природы (2),
тип природных источников социальной энергетики (3),
способ социальной коммуникации (4)
|
|
8 тыс. до н.э. – V в.н.э. |
V в н.э. – XVIII в н.э. |
1790 гг. – 20..? |
20.. - ? |
|
1 |
Древняя |
Феодальная |
Индустриальная |
Постиндустриальная |
|
2 |
Социальный |
Биологический |
Химический |
Физический |
|
3 |
Человек |
Животные и растения |
Органическое топливо |
Ядерное топливо |
|
4 |
Устно-речевой |
Рукописный |
Печатный |
Компьютерный |
Схема 4. Отраслевая структура материального и духовного производства
|
Отрасль |
Добывающая |
Перерабатывающая |
Производящая средства производства |
Производящая предметы потребления |
|
Результат деятельности |
Сырье |
Полуфабрикат |
Орудие |
Продукт |
Схема 5. Матричная схема самоорганизации институтов государства и
гражданского общества (*)
|
|
ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО |
Г О С У Д А Р С Т В О |
ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО |
|
|
ПОЛИТИКА |
ЭКОНОМИКА |
ПОЛИТИКА |
ЭКОНОМИКА |
|
|
П |
Социальные движения (включая СМИ) ….? |
Социально-экономич. экспертиза; статистика ….? |
Президентский экспертный аппарат….? |
Маркетинг
….? |
|
И |
Политические партии 1980-е - ....? гг. |
Министерства социальной защиты 1940-е – 1980-е гг. |
Политические министерства 1890-е - 1940-е гг. |
Промышленные технологии 1780-е - 1890-е гг. |
|
Ф |
Профсоюзы
XVII вв. - 1780-е гг. |
Бюджетно-банковская система XVI – XVII вв. |
Законодательная система XIII - XVI вв. |
Финансовая система V - XIII вв. |
|
Д |
Адвокатура
0 - 0,5 тыс. н.э. |
Налоговая система 1,5 – 0 тыс. до н.э. |
Судебная система 3,5 - 1,5 тыс. до н.э. |
Торговля
8 - 3,5 тыс. до н.э. |
(*) Д – древние, Ф – феодальные, И – индустриальные и П – постиндустриальные типы общества (по данным для стран-лидеров своих эпох, наиболее эффективно развивавших соответствующие институты и служивших их донорами для других культур). Развитие отраслевых макроинститутов государства и гражданского общества отображается в их последовательности (по столбцам) “снизу-вверх”, а функционирование (управление социальным воспроизводством) - в противоположном направлении, “сверху-вниз”. В верхней строке матрицы представлены прогнозируемые для постиндустриального общества макроинституты, зародыши которых выявляются уже в наше время, равно как и компьютерные технологии их функционирования.
Схема 6. Диагональная матрица эволюции политических макроинститутов
государства
|
|
Судебная система |
Законода-тельная система |
Министе-рская система |
Эксперт-но-анали-тическая система |
|
|
Постин-дустриа- лизм |
А(3) |
B(2) |
C(1) |
D |
4 |
|
Индуст-риализм |
А(2) |
B(1) |
С D |
|
3 |
|
Средние века |
А(1) |
В C D |
|
|
2 |
|
Древний мир |
А B C D |
|
|
|
1 |
|
|
I |
II |
III |
IV |
|