ГЛАВА VI. ИНСТИТУЦИОНАЛЬНАЯ СИСТЕМА
ФЕОДАЛЬНЫХ ОБЩЕСТВ

     Падение Древнего Рима под напором варваров возвестило о конце античной цивилизации. Выше мы уже употребляли понятие "барьерный переход" для характеристики перехода общества в новое качество. "Внешним" проявлением "барьерного перехода" между античностью и феодальным обществом можно считать поглощение "периферийными" варварами (германцами, славянами, арабами, тюрками и т.д.) большинства цивилизационных центров древнего мира в первом тысячелетии нашей эры. На развалинах блестящих античных империй возникли так называемые "варварские королевства", утерявшие многие из цивилизационных достижений древности. Процесс  воссоздания  базовой институциональной структуры общества занял века, но протекал все же значительно быстрее, чем шло спонтанное ("стохастическое") зарождение этих институтов в обществах древнего мира. Отечественные историки-медиевисты применительно к Западной Европе описывают этот процесс понятием "синтез", то есть заимствование феодализирующимися странами базовых элементов культуры античности. Мы же склонны употреблять термин "воссоздание".

     Если при возникновении первых цивилизационных обществ религиозные институты играли важную роль в ряду остальных общинных институтов, то теперь церковь выдвинулась на первый план в качестве "материнской формы", способствовавшей сохранению и передаче основных достижений античности. Этот процесс шел на фоне численного роста европейского населения, который некоторые исследователи рассматривают в качестве предпосылки последовавшего хозяйственного переворота (Дживелегов, 1904, с. 54). "Феодализация" была характерна для ряда государств Восточного Средиземноморья и Азии, также пошедших "синтезным" путем развития. Однако здесь по причинам, указанным выше, по существу и не были созданы макроинституты, характерные для феодальной стадии социальной эволюции. Перейдем к подробному рассмотрению институциональных изменений, происходивших в феодальной Европе.

1. Финансовая система

     Первые зародышевые формы финансовой системы берут свое начало уже в государствах Древнего Востока (Вавилон, Египет) во II тыс. до н.э. Как и все рассмотренные

 нами выше прото-институты, финансовая система начиналась в виде  общинно-государственной  деятельности. Тамкары, первые "торговцы с военным уклоном", занимавшиеся, между прочим, и ростовщичеством, и скупкой земель (СИЭ, т. XIV, с. 96), исходно являлись служителями храмов и царей, т.е. религиозных глав первых государств. Ростовщически-долговые отношения позже развивались как публиканами (откупщиками налогов), так и менялами, купцами и, конечно же, храмами.

     В VIII-V вв. до н.э. в Вавилонии существовали даже частные банкирские дома. "Это банки семейств Эгиби и Мурашу, которые выступали заимодавцами, принимали на хранение вклады, давали ссуды на коммерческие операции и выпускали ценные бумаги и векселя. Последние даже принимались в качестве уплаты налогов! ...Ссуды и долги выдавали и получали жрицы храма бога Мардука в Вавилоне из специальных окошек-"касс" (Гребенюк, с. 26-27). В древних Греции и Риме банковское дело было достаточно развито. В Греции финансистов-ростовщиков называли "трапезитами", а в Риме - "аргентариями". Прото-формы банковско-финансовых операций развились из обмена монет (в Риме менялы назывались специальным термином - "нуммулярии"), которые чеканились различными государствами. Основными финансовыми операциями, кроме "currency exchange", были прием и хранение вкладов, их перевод и использование в кредитовании (Малькова). Очевидно, что деятельность трапезитов и аргентариев была гораздо ближе к ростовщической, чем к банковской.

     Очевиден, однако, "виртуальный" режим существования финансовых отношений в конце древнего мира - как в связи с тем, что эти формы финансовой деятельности исчезли вместе с переходом к феодализму, так и потому, что они не составляли целостной финансовой  системы, сопряженной с другими общественными институтами. После падения Западной Римской империи деятельность банков по существу прекратилась. В Восточной Римской империи с IV в. н.э. начался процесс огосударствления прото-банков, которые стали придатком фискальной системы (Малькова, с. 219-220).

     Мы относим все эти занятия к прото-формам финансовых институтов из-за отсутствия стабильных признаков функций собственно  финансовых отношений. Ростовщичество есть  платная услуга , заключающаяся в предоставлении во временное пользование  средств   платежа  - денег. Ростовщичество извлекает доход из  платежа за   средства платежа. Даже в семантике этого определения выступает его спекулятивная функция. Ростовщичество, таким образом, является рефлексией первого порядка от функции денег - платежного средства. Ростовщичество есть  торговля , состоящая в покупке и перепродаже по более высокой цене срока платежа: покупается один срок платежа, а продается другой. С точки зрения психологии древнего общества, это - спекуляция, потому что пролежат ли деньги в сундуке ростовщика или временно будут использованы нуждающимся в них, безразлично. С точки зрения психологии человека индустриальной эпохи, любой кредит, если он не оплачен, несет убыток, потому что "время - деньги", "деньги должны работать". Древний мир - это не мир индустриальный, и понятия

последнего - бессмыслица для первого. Для землевладельца или мелкого земледельца древности было противоестественным, если орудия земледельческого труда не использовались, а просто хранились. Но деньги еще не являлись для них  инструментом, приносящим непосредственный доход.

     Для нас же, имеющих возможность сопоставить оба этих мира, появление ростовщичества свидетельствует о том, что торговые отношения уже в древней цивилизации "забеременели" финансовыми. Ростовщичество представляет собой некий сдвоенный "абсолют" торговли и аренды, основанный на покупке документа: абсолют торговли проявляется в купле-продаже времени (продлении срока) платежа, означенного в договоре; абсолют аренды - в купле-продаже времени пользования деньгами (при ростовщичестве они арендуются также, как арендуются обычно помещения и орудия труда). В этом качестве ростовщичество возникает естественным образом при некоей социальной институциональной патологии или просто неразвитости общества, когда огромные для данного типа общества ценности и суммы денег скапливаются в руках разных социальных групп, а они не имеют возможности (например, права) или способностей для вложения их в производительные технологии (включая сюда духовные технологии, в частности, и технологии управления государством).

     В финансовых отношениях благодаря появлению развитой технологии рукописи, документирования и способных их реализовать социальных групп ростовщические "абсолюты" метаморфизируют: абсолют торговли (купля-продажа срока платежа) превращается в куплю-продажу  доли  участия в торговых прибылях ; абсолют аренды (купля продажа времени пользования деньгами) - в куплю-продажу  доли участия в прибылях от  запуска новых технологий  (сначала торговых). Мало этого, в отличие от ростовщичества, где несовершенство документально-договорной технологии делает сам документ объектом жесткой спекуляции, в финансовых отношениях  оборот документов  становится нормальной формой торговли, но с феноменальными для общества последствиями. А именно: в рынке ценных бумаг общество обретает тот самый "компьютерный" (от слова "расчет") механизм для исчисления  индикаторов надежности   и прибыльности всяческих экономических операций (прежде всего размеров состояний партнеров, обеспеченности обязательств и проч.). Благодаря рынку ценных бумаг общество получает инструмент достоверного  расчета   норм прибылей  любых экономических предприятий,  оценку способностей экономических субъектов.

     (Изложенное позволяет предположить, что такие абсолютизированные формы, как ростовщичество, присущи многим социальным явлениям и идентичны тем процессам, которые возникают в "точках бифуркаций", исследующихся в различных естественных и технических науках. Не менее любопытно, что "уши" ростовщичества выглядывают сегодня (1993-1995 гг.) из нашей российской экономики, несмотря на его самые завуалированные формы, например, - в виде одиозных уже "многосотенных" процентов на капитал).

     В ростовщичестве как в зародышевой форме финансовых отношений используются формы документирования, прототипы ценных бумаг - денежных и иных долговых обязательств, долговых расписок (пример долговых камней на земельных участках в Древней Греции). Однако здесь, как мы только что говорили, фиксируется процент с заемной суммы, а не процент от прибылей.  Потенциально  ростовщичество, конечно, содержало в себе возможность использования заемных средств для некоего предприятия (поэтому мы относим его к протоформе финансирования), мало того, протоформа этой функции в древнем мире проявлялась в финансировании частными лицами государственных военных кампаний. Но более, чем об указании процента от данной в долг суммы, речь еще не шла: процент от прибыли военного предприятия, как и торговли, в тех условиях не мог быть указан по причине непредсказуемости его результата и отсутствия гарантий со стороны государственной власти, делавшей заем.

     Далее, конечно, следует отличать финансовые отношения, возникающие и развивающиеся уже в феодальном мире, от тех, которые возникнут на следующих стадиях цивилизационной эволюции. Естественно, что торговля как  рациональная  расчетная деятельность, развивавшаяся в институциональной форме уже чуть не за десять тысяч лет до феодализма, стала первой сферой развития финансов (торгово-финансовых отношений). Ремеслу же, остававшемуся не рациональной, а религиозно-иррациональной деятельностью (первые ремесленные объединения были и объединениями религиозными), еще несколько сот лет предстояло обретать свои расчетные технологические формы, чтобы дать начало арендным финансовым отношениям - участию в "технологических" прибылях. Или, как это принято называть, - дать начало промышленному капитализму.

     Как мы уже не раз отмечали, долговые денежные отношения в раннем древнем мире вызывали мощные социальные кризисы. Вероятно, это связано с тем, что психика масс тех времен еще не была готова к восприятию абстракции денежных отношений как  реально   необходимых отношений их  хозяйственной жизнедеятельности . В те времена, как и в современной России, плата ростовщику за "кредит" достигала 100-200 и более процентов. Поэтому попадание человека с прагматически-общинной психикой в ситуацию, когда он полностью отдает долг, но оказывается должным еще большую сумму и потому лишается средств к существованию, мало того, попадает в рабство, не могло стать  социальной нормой . Причины тому банальны - доминирование в основных слоях населения натурального хозяйства и натурального обмена, примитивность технологий и низкий уровень производительности труда. Подавляющая масса населения поэтому жила на протяжении веков на одном и том же "материальном уровне", слишком низком, чтобы подключить его к денежным отношениям иначе, чем в принудительной налоговой форме.

     Поскольку рост денежных отношений, налогов в древнем мире вынуждался по преимуществу военными потребностями и политической (социальной и судебной) деятельности государственно-храмового аппарата, постольку в гражданском обществе

торговля деньгами, или "аренда" денег, еще не имели социального смысла и не служили мотивацией к созданию соответствующих гражданских институтов. Купеческое сословие еще всецело контролировалось государственной знатью, и потому за редкими исключениями не могло составлять крупных денежных капиталов. Последние концентрировались по преимуществу в руках военной и землевладельческой знати. Ряд восстаний первых веков н.э. против  монополии римского государства  на прото-финансовые отношения, выражавшейся в установлении грабительских налогов всякий раз, когда населению удавалось поправить свое имущественно-денежное положение, как и повсеместно распространенная практика зарывания кладов/сокровищ купцами, подтверждают невозможность  институциональной формы финансовых отношений в древнем мире.

     Развитие финансовой системы стимулировалось всем комплексом изменений, происходивших в Европе в раннефеодальную эпоху, а именно ростом и распространением:   а/ регулярных договорных и торговых отношений среди значительной части производящего населения, упроченных достаточным уровнем производительности и разделения труда, которые требуют увеличения денежной массы для использования ее даже малоимущими слоями; б/ свободной от государственного диктата регулярной посреднической и оптовой торговли, привлекающей свободные крупные капиталы; в/ документальных технологий и соответствующих им систем права и правосудия.

     При отсутствии этих предпосылок в обществах древности, равно как и интенций массовой психологии к поиску новых институтов, навязывание обществу общинно-государственных (ростовщических) форм финансовых отношений со стороны чиновников и крупных собственников приводит к социальному взрыву. Причина проста - высокий разрыв в доходах между высшими и низшими слоями населения, пренебрежение первых потребностями (и непонимание реальных возможностей) вторых. Мы полагаем, что этот прото-финансовый анти-институциональный кризис и был "результирующей" силой всех социальных факторов, непосредственно разрушавших Западную римскую империю. Другое дело, что это был  естественный  из-за геоклиматических и технологических причин результат, усиливавшийся колоссальными градациями по уровням доходов и развития населения разных регионов Империи.

     В раннефеодальную эпоху постепенно складывались свободная гражданская торговля и ремесло в городах. На идеологической волне ненависти раннефеодального населения к ростовщичеству и праздному богатству римской знати церковь продуцировала новые ценности равенства всех перед Богом, "естественного права", необходимости труда, справедливости и "человечности" законов. В X в. в Италии началось возникновение новых форм торговли собственно феодального характера - появились первые торговые компании. Их исходно называли "товарищества на вере" (вспомним общинную функцию церкви), и они представляли собой качественно новую форму торговли именно потому, что были объединениями лиц,  соучаствующих в прибылях  от торговли (Дживелегов, 1904). Конечно,

такие объединения могли возникать и в странах древнего мира, но только спорадически: там крупная (требующая военной защиты) торговля была либо на службе государственной знати, либо в отдельных случаях привилегией частных лиц, все равно полученной от правителей и им подконтрольной.

     "Соучастие в прибылях" - первый признак финансовой природы этой феодальной торговли. Сначала возникали морские торговые компании - комменды, впоследствии - коллеганцы. Наиболее быстрое развитие они получили на Юге Европы в городских центрах транзитной торговли - в Генуе, Венеции, Флоренции, Милане. "Крупные заморские операции производили обычно объединенные торговые компании, состоявшие из 15-30 ассоциаций типа комменд и представлявшие нередко интересы нескольких сот бюргеров различного состояния" (СИЭ, т. XIV, с. 344). Торговые товарищества обычно возникали из естественных  семейных  торговых союзов. "Тот тип торгового товарищества, который обыкновенно вырабатывался из семейного торгового союза, в позднейшем праве носит название "полного" товарищества; его главный признак заключается в том, что все товарищи участвуют в нем  всем своим состоянием и всем  состоянием несут ответственность по заключенным товариществом  обязательствам " (Дживелегов, 1904, с. 130; курсив наш - авт.).

     Истоки финансовых отношений в крупной торговле, особенно со странами Востока, заметны на примере становления прототипов современного финансового рынка, например, фондовой биржи. Как можно судить по историческим материалам, фондовые биржи возникли на основе института fondaco (торговые склады и одновременно место жительство чужеземных купцов в Восточном Средиземноморье), также как на базе специализированных (мясных, хлебных и т.д.) рынков в крупных городах и из развивающейся системы оптовой торговли (см.: Дживелегов, 1904, с. 64, 88, 96). Отметим, что в VII-IX вв. и в раннефеодальных  азиатских странах интенсивно развивалось купечество, но уже тогда по ряду особенностей "азиатского способа производства" в нем был слабо выражен "компанейский" характер и сохранялся жесткий контроль со стороны "восточной   церкви" и правителей.

     Другой сферой развития финансовых отношений были отношения земельной собственности.  Если заемные отношения в заморской торговле положили начало перерастанию ростовщичества в торговое финансирование, то отношения феодальной аренды и ссудного процента от земельной ренты стали, хотя и примитивной, но первой формой финансирования технологической деятельности (еще земледельческой и ремесленной).  Вкратце и упрощенно наша точка зрения состоит в следующем:  крестьяне и земельные магнаты, военачальники, заключали и документировали договор о взаимных обязательствах,  по которым земля переходила во владение и распоряжение последних,  за что крестьянам гарантировалась военная защита.  При этом  землевладелец  гарантировал крестьянам бессрочное пользование землей,  как средством существования, а те, в свою очередь, обязывались платить за это пользование определенную долю производимых продуктов.

     В договорах,  в  зависимости  от условий их заключения, могли  сильно  варьировать  формы  распределения  правомочий /владения - распоряжения - пользования - присвоения/  между сторонами.  Со стороны земледельца могли выступать как  индивиды, так и роды,  семьи, общины. Правомочия землевладельцев могли разделяться между членами иерархии  их  социальной  правящей группы. Далеко не всегда договор был добровольным и справедливым.  Все это создавало естественное разнообразие феодальных отношений,  соответствовавшее разнообразию геоклиматических и социальных условий, но суть дела от этого не менялась.

      Документирование не  сразу  охватило эти покровительственные отношения,  но нарастало с раннего средневековья.  Мы называем их первой формой финансовой системы,  т.к. они создавали в теле общества массу ценных бумаг, которые  регламентировали хозяйственную  деятельность управляющего и исполнителей,  устанавливали нормы прибылей и доходов сторон.  В них начинали отражаться данные о производительности земли и хозяйства. Образно говоря, земледельцы и землевладельцы организовывали "совместное" земледельческое предприятие,  в которое каждый вносил свою долю и доходы  от которого  делились между  ними  в  пропорциях от этих долей (сначала,  в виде натуральных продуктов).      В чем состоял оборот  этих  ценных  бумаг?      Эти документы: определяли долговые и заемные отношения; нормы наследования имущества; использовались землевладельцами, феодалами для взаиморасчетов;  становились основанием для расчетов выплат налогов в образующиеся уже тогда  государственные структуры;  наконец, они были гарантийными ценными бумагами, без которых не мог установиться устойчивый денежно-финансовый оборот.

     Понимание крупными феодалами выгодности сдачи земли в аренду подвигло их на легитимацию отношений купли-продажи земли, что позволяло расширять свои владения и увеличивать доход от земельной ренты. У феодальной земельной зависимости в виде барщины и оброка как источника дохода в виде натурального продукта появился конкурент - рентный доход. Но тем самым, в конечном счете, была открыта дорога и к купле-продаже земли для применения ее уже в промышленных технологиях. Учитывая базовость общинной земельной собственности для механизма социального  выживания , легко понять, что эти денежно-земельные отношения претерпевали очень долгую метаморфозу. Нам же важно здесь констатировать тот факт, что уже само появление документально-договорных покровительственных отношений и было моментом появления финансовых отношений.  И уже позже, через развитие земельной ренты они включились в денежно-финансовую систему.

     Наращивая свой авторитет в VII-X вв., церковь обретала мощные рычаги власти во всех западноевропейских королевствах, поскольку являлась для монархов священным источником всей древней культуры. Медленно, но верно в эти эпохи она "прорастала" в варварской Европе всеми своими общинными и цивилизационными компонентами. Как развивались события далее? Многие исследователи, изучавшие этот процесс, указывают на ведущую роль "папской революции" (конец XI - начало XIII вв.) в развитии

 институциональной структуры феодальных обществ католической Европы. Стержнем этого "революционного перехода" было дальнейшее усиление роли права в обществе, воссоздание профессиональных судов, профессиональных юристов, отделение светской власти от церковной (Берман, с. 93-120).

     В результате за столетие "папской революции" экономическое развитие Европы значительно продвинулось вперед: "Появление городов является, пожалуй, самой поразительной общественно-экономической переменой конца XI, в XII и XIII вв. ...В 1050 г. на всю Европу было, пожалуй, только два города с населением более 10 тысяч - Венеция и Лондон, да еще десятка два с населением более 2 тысяч человек... В последующие два столетия по всей Западной Европе выросли крупные производственные и торговые центры. Некоторые из них насчитывали более 100 тысяч жителей, десятки - более 30 тысяч, сотни - более 10 тысяч. К 1250 г. от 5 до 10% населения Западной Европы, а это 3-4 миллиона человек, жили в городах... Класс купцов, который до 1050 г. состоял из немногочисленных бродячих торговцев, в XI и XII вв. резко возрос числом и изменился по содержанию, сначала в сельской местности, а потом в городах.  Коммерция за горами и за морем стала важной частью  общественной и экономической жизни Западной Европы... Ярмарки, рынки  стали важными экономическими и общественными институтами. Развивались  кредит, банковское дело и страхование, особенно в торговле на дальние  расстояния. Росту коммерции способствовал рост ручного производства, а  это сопровождалось массовым возникновением цехов, которые часто играли  решающую роль в управлении городом " (Берман, с. 108; курсив наш - авт.).

     Благодаря упрочению "геласианской доктрины" (теоретическому обоснованию мирового господства церкви) все более рос   авторитет канонического права, которое, как и римское право, оказалось чуть не для всех стран континента важным источником для создания и совершенствования собственных систем права. Конкурентная борьба между папством и императорской властью привела не только к разделению судебных функций между ними (церковь имела свои суды). Из юрисдикции светской судебной власти под юрисдикцию церковного суда были изъяты гражданские споры, которые были связаны с проблемами наследования, семьи, а также, соглашения, скрепленные клятвой (т.е. устные договорные отношения) и, кроме ряда других, " судебные дела о  ростовщичестве и ренте "   (Аннерс, с. 186).   В собственной экономической деятельности и в анализе практики разрешения подпадающих под ее юрисдикцию торговых споров церковь начала формировать учение о  "справедливой цене" . Развиваемое ею в каноническом праве торговое право сплавлялось со всеми этими ценностными нормативами.

     Современные аналитики-правоведы обоснованно отказываются от старых воззрений на церковь как на препятствие нормальному развитию коммерции, вообще капиталистических отношений. Особенно интересна в этой связи последовательность, с которой церковь отстаивала "доктрину справедливой цены". "Для канонистов доктрина справедливой цены стала, по существу, и нормой о бессовестности, направленной

против вредных сделок, и нормой о  нечестной конкуренции, направленной  против  нарушения правил рынка . В этом качестве эта норма была параллельна другой доктрине канонического права, запрету на ростовщичество" (Берман, с. 239). Но особенно интересной оказалась дальнейшая метаморфоза взглядов церкви на ростовщичество, изначально отрицавшееся ею. К концу раннего средневековья под давлением хозяйственных нужд самой церкви, обладавшей до 1/3 всех земель в Европе (Берман, с. 229) и являвшейся активнейшим экономическим субъектом, церковные суды, монопольно занимавшиеся вопросами ростовщичества, пришли к констатации правомерности ростовщичества в определенных случаях. А именно тогда, когда оно устраняло, говоря современным языком, "упущенную выгоду". При этом в разработанном церковным судом механизме компенсации ссудополучателем заимодавцу "убыток приравнивали к величине средней торговой прибыли" (Мордухович, с. 38).

     Примечательным этот факт является и потому, что он демонстрирует, как механизм  повседневной судебной практики  (даже в рамках такого иррационального в обычном представлении института, как церковь) стал источником понимания рационального зародыша в ростовщичестве, еще недавно считавшемся неправедным делом. Санкционирование компенсации "упущенной выгоды" величиной  средней торговой прибыли  явилось ничем иным, как признанием и установлением необходимости  финансовых  отношений  в их сущностном содержании - участии в прибылях предприятия соразмерно вкладу (инвестиции). Тем самым церковный суд (а он был самым интеллектуальным судом того времени), возможно, сам того не сознавая, отличил ростовщический процент (действительно спекулятивный и огромный) от процента на прибыль, характеризующегося реалистичным вкладом в производственную функцию капитала (ведь торговля, как нетрудно догадаться, представляет собой реальное духовное производство).

     Естественно, что сделав это открытие церковь первой взялась за финансовое предпринимательство. "В средневековой Европе первыми ростовщиками-банкирами были (X-XIII века) церкви и монастыри" (СИЭ, т. II, с. 99). Поскольку церковь была крупнейшим землевладельцем, огромные прибыли она начала извлекать из финансовых операций со ссудами под залог земли и с перепродажей земельной ренты. Напомним то, с чего мы начинали анализ рождения феодального общества: с  документирования   договора покровительства  между крестьянами и феодалами как совершенно новой формы отношений между представителями разных социальных слоев. Важно иметь ввиду, что это  открытие церковью  содержания финансовых отношений  не было случайным, а находилось в общем русле развития каноническим правом отношений собственности. Например, "канонисты изобрели юридическую конструкцию под названием "фонд"... Этот институт состоял в  персонификации целей,  которым должны были служить данная собственность, земля, деньги и невещественные права" (Берман, с. 231). Но это означает не что иное, как введение необходимости  детально прописывать в документах  те предприятия, в которых будут действовать "собственность, земля, деньги и

невещественные права". Тем самым определяется условие, без которого невозможно преобразовать ростовщический заем в финансовое (регулируемое) участие в прибылях.

     Поскольку понимается, что система права вплетена в социальные отношения как институт регулирования прежде всего доминирующих среди них экономических отношений, постольку ясно, что в стратифицированной структуре общества - особенно аграрного типа - превращение ростовщических отношений в финансовые, как и увеличение степени правовой защищенности, только в последнюю очередь достигает малоимущих или непосредственно производящих слоев населения. Однако важно, что уже в раннефеодальную эпоху ростовщичество подключилось и к большим слоям аграриев (Берман, с. 239). Многовековая борьба церкви с ростовщичеством как с источником социальной конфликтности начала противоречить интересам самой церкви и аристократии.

     "В конце XI - начале XII вв. экономическая ситуация начала коренным образом меняться. ...Многие церкви и монастыри были весьма богаты и постоянно искали вложения своим средствам. Ведь монастыри были главными заимодавцами отправляющихся в крестовые походы аристократов. Широкий размах приняла покупка прав на годовые доходы церквами и другими благочестивыми учреждениями... Сам папский престол довольно часто имел на банковских счетах огромные свободные суммы" (Берман, с. 240). Церковь создавала не только правовое содержание претерпевшего "внутриутробное" развитие и рождающегося в XI в. финансового макроинститута. Ее же общинные организации - монастыри - оказались среди первых финансистов. Основанный, например, для защиты паломников, торговых путей и укрепления государства крестоносцев в Палестине и Сирии Орден тамплиеров (храмовников) сильно обогатился на торговле и ростовщичестве. В XII-XIII вв. тамплиеры стали крупнейшими банкирами в Западной Европе, их банковскими услугами (в первую очередь кредитом под залог движимого и недвижимого имущества) пользовались короли, крупные феодалы, папство. Интересно, что впервые вексель как средство платежа появился именно среди членов этой сначала военно-религиозной корпорации (Дживелегов, 1904, с. 143; Амбелен, с. 27-28).

     Разумеется, мы не идеализируем и не абсолютизируем роль церкви. Воспитываемое ею светское общество и его организации - компании, гильдии, корпорации, цеха - быстро "усваивали материал" и вскоре (к XVI в.), как известно, начали отказываться от "родительской опеки". Нам было важно показать эту лидерскую роль церкви как логическое следствие психогенеративных функций общинных организаций в отношение политэкономических институтов.

     Торговля продуктами, в том числе и в международном масштабе, восстановилась в качестве устойчивой нормы социальной жизни, и наряду с ней начала развиваться торговля "особым" товаром -  ценными бумагами . Деньги накапливались в купеческих банках и все шире применялись для кредитования всевозможных крупных компаний, преимущественно "заморского" характера. Транспортировка купцами и торговыми

 экспедициями больших сумм денег в традиционной форме драгоценных металлов становилась все более уязвимой. В условиях, когда государи не брезговали пиратством и регулярно вели междоусобные войны, купцы, расширяя международные торговые сети, пришли к необходимости создания банков, т.е. - к вексельному и т.п.  документальному расчету. Развитие  обмена ценными бумагами, а также появление банковской системы свидетельствуют о рождении и начале стабильного функционирования финансового макроинститута гражданского общества Европы до начала XIII века. Еще раз подчеркнем, что в основе финансовой системы лежит документирование договоров между хозяйственными субъектами, и с этого начиналась эпоха феодализации.

     Естественно, что возникнув в качестве социального макроинститута в период феодализма, финансовая система продолжала свое эволюционное развитие и в последующее время. Индустриализм не мог развиться без достаточно совершенных финансовых отношений, но в то же время он трансформировал их "под себя". Вот как описывает роль ведущего финансового института - биржи - немецкий автор начала нашего века:

     "Биржа - это большой  рынок для оборота движимых капиталов и для  правильной расценки товаров и ценных бумаг , большой денежный рынок, прежде всего для государств, общин и множества промышленных предприятий... Лишь биржа дает возможность со сравнительно легкими издержками сбывать акции тысяч промышленных предприятий. Она посредствует между ищущим помещения капиталом, с одной стороны, и нуждающимися в капитале, с другой. Она регулирует кредитные, денежные и платежные отношения в стране, как и между отдельными государствами... Она служит для привозной торговли страховым учреждением, предохраняя от возможного падения цен на товар до прибытия его и, следовательно, от убытков. Она облегчает погашение национальных и интернациональных платежных обязательств, доставляя на выгодных условиях и удобно платежные средства, особенно векселя и ценные бумаги, тому, кто в них нуждается... Но биржа также  барометр  всей нашей хозяйственной жизни, показывающий высокое и низкое давление нашего  экономического положения , точный прибор, по шкале которого можно отсчитать конъюнктуру данного момента" (Штиллих, с. 15-16).

*    *    *

     Рост внутригосударственных и      международных торговых и финансовых взаимодействий вызвал к жизни новый вид социальной конфликтности: торгово-финансовая "транспортировка" между городами как основными субъектами торговли проходила по территориям различных землевладельцев, наделенных традиционным правом вершить суд на своей земле. Каждый феодал являлся "законодателем", устанавливающим свои экономические нормы: налоги, пошлины и иные выплаты, "призовое право" и др. (к этому времени относится такая поговорка: "что с воза упало, то пропало").

     Отсутствие единого для общества законодательства приводило к тому, что суд местных феодалов превращался в легальный грабеж. Приведем пример подобного средневекового "рэкета": Купеческие караваны "...разжигали аппетиты какого-нибудь барона, зорко сторожившего пролегавший мимо его замка путь. Казалось, что будет гораздо безопаснее заключить договор с бароном, через владения которого проезжали, и просить его за известную плату дать конвой. Это помогало до тех пор, пока просьба о конвое была предоставлена на усмотрение купца, но мало-помалу снабжение купца конвоем сделалось правом... барона и новым источником дохода для него; купец не мог отказаться от конвоя, и, если ему не хотелось платить, то барон легко мог доказать ему, что он нуждался в конвое, ограбив его собственноручно" (Дживелегов, 1904, с. 103).

     Разнообразие финансовых отношений становилось огромным: аренда земли (земельные ренты и ссуды), охватившая все население и довольно быстро переходившая на денежный расчет; быстрый рост торгово-финансовых капиталов; рост численности богатого купеческого и торгово-ремесленного сословия; включение государства в финансовые отношения через объявляемые церковью кампании финансирования "крестовых походов", когда государи, наряду с церковными иерархами, начали осуществлять сложные и крупномасштабные финансовые махинации. С бурным ростом городов в XII-XIII вв. началось экономическое процветание Европы, но продолжающаяся военная междоусобица теперь дополнялась ростом конфликтности в связи с усложнением рыночной инфраструктуры. Церковь начала вести борьбу за мир и согласие.

     Исторически почти одновременно с созданием церковью новой системы права развивался процесс борьбы городов за свою независимость от сеньориального произвола. Росло количество вольностей, даваемых городам папством и императорами и зафиксированных специальными хартиями. Общей характеристикой политической карты Европы того времени, на наш взгляд, является существование множества  городов-государств , в которых доминировал не сам город с его торгово-ремесленным населением, а  государственная власть  сеньоров, землевладельцев. Императорскую (королевскую) власть того времени мы бы назвали "виртуальной" и в силу слабости коммуникационной структуры, и ввиду постоянного перекраивания границ государств. Рост значимости торгово-финансовых отношений вызвал "коммунальное движение" городов - их борьбу с сеньорами. Императоры были заинтересованы в том, чтобы в лице торгово-ремесленных городов обрести такой сильный оплот своей власти, как  мощную коммуникационную инфраструктуру , составляемую этими городами и их постоянно циркулирующим по континенту торговым населением. В этой связи мы полагаем не случайным то, что историк-правовед Г.Берман называет государствами не только церковь, но и раннефеодальные города.

     Это, как нам думается, и стало основой всего последующего, присущего зрелому феодализму процесса складывания  нового типа  государства  - объединения множества феодальных городов-государств на основе  единства законодательной системы . Конечно,

нужна отдельная работа для исследования роли городов, но по тем данным, которые мы могли учесть, два основных типа социальной конфликтности вели западное общество к созданию  законодательного   макроинститута : потребность новых городов в унификации законодательства и в прекращении произвола сеньоров, а также неотделимая от нее потребность в изъятии законодательной функции у сословия судей, большую часть которых составляли сами феодалы.

     Усложнение социальных отношений (по сравнению с древним миром), которое вызывалось возникшим новым феодальным строем, распространением ремесла и торговли среди свободного населения Западной Европы, таким образом, выявило  невозможность совмещения в рамках судебной системы  разнородных функций: применения законов и законотворчества .

2. Законодательная власть

     "Папская революция" в созданном ею целом комплексе новых правовых блоков не только зафиксировала акт рождения финансовой системы, но и  воссоздала  во много более развитых формах судебную систему: в частности, "в противоположность и старой римской, и германской процедуре  каноническая процедура была писаной" ; большинство ее этапов теперь осуществлялись письменными протоколами, заявлениями, решениями и т.п. документами (Берман, с. 241; курсив наш - авт.). Распространение документированного права и правосудия в условиях роста социальной конфликтности, на наш взгляд, сделало явной и тем еще более обострило проблему  права   на законодательство . Борьба за него шла уже давно, и прежде всего между церковью и императорской властью. Однако с возникновением финансовой системы политические проблемы на всех этажах общества сошлись в эту точку. Самим ходом экономического развития феодальное общество было принуждено к тому, чтобы изъять нормотворческую функцию из ведения судебной власти.

     Обобщая социальную эмпирику того времени, можно сказать так: частота изменений в самых разных сферах экономической деятельности, а вслед за ней и в иных, настолько выросла, что теперь уже сами судьи, "по ходу дела изобретая" новые законы, не могли устранять социальную конфликтность; законодательная функция стала требовать теперь  коллективного профессионального   труда .

     Эта потребность, как мы говорили, сначала наиболее вызрела в городах, нуждавшихся в единообразии законодательных действий государства, таком единообразии, которое отвечало бы складывавшейся в Западной Европе новой рыночной инфраструктуре. Историки-медиевисты говорят о "коммунальном движении", характеризуя начало борьбы средневековых городов против сеньориального режима (X-XIII вв.). По мере развития городов как центров ремесла и торговли они подвергались все большему произволу со стороны феодальной знати, концентрировавшей в своих руках на местах " сеньориальную систему мер и весов,  сеньориальную монету, полицейско-административный

аппарат сеньора, его  судебную, и военную власть, собственность на землю, на которой  находился город ". Постоянно росло число устанавливаемых феодалами "всевозможных пошлин: провозные, проходные, въездные, выездные, судопрогонные, мостовые, подорожные, рыночные, торговые (с продавца и покупателя при каждой сделке), береговое право, право произвольной реквизиции, пошлины на соль, вино и мн. мн. др." (СИЭ, т. VII, с. 577; выделено нами - авт.).

     Естественно поэтому, что в городах и начала вызревать социальная потребность в отделении суда от законодательства. Сначала, конечно, просто в организации своей судебной и законодательной функции, свободной от власти сеньора. Добиваясь, часто в вооруженной борьбе, выкупами или поддержкой королей свободы от феодального произвола, города получали от последних различные "хартии", "фуэрос", "вольности" и т.п. В завоеванные городами Западной Европы привилегии входили: личная свобода граждан, право на содержание особого городского суда, право на создание военной корпорации, право учреждения выборных органов власти - городских советов, собраний, фактически, и представлявших собою протоформы регулярной законодательной власти.

     Вероятно, наиболее остро эта внутренняя необходимость проявила себя в Англии, в результате чего в 1215 г. была принята Великая хартия вольностей, ограничившая законодательные функции короля как высшего судьи. Вскоре (в 1265 г.) был создан английский парламент - сначала как высший судебный орган, формирующийся из представителей элитарных слоев для разрешения их внутренних конфликтов. А в 1324 г. - впервые в Европе - английский парламент стал полномочным законодательным органом, обладающим исключительным правом законотворчества. И хотя после этого еще долго король и парламент в Англии с переменным успехом перехватывали друг у друга эту функцию, государственный законодательный институт в этой стране постоянно набирал силу.

     Значительно сложнее шел этот процесс в странах, которые раньше вышли к прото-промышленным капиталистическим отношениям - в городах-государствах Италии и пиренейских королевствах. Общеизвестна финансово-торговая экспансия Генуи, Венеции, Сиены, Флоренции и др. италийских городов. Однако налогово-финансовый гнет патрициата с вырождением финансовых отношений (оборота ценных бумаг) в ростовщические через "твердый процент" (Мюллер, с. 172) в XV в. завершился заменой республики тиранией (синьорией) и упадком экономики на столетия. Аналогичным образом после веков реконкисты и сравнительно быстрого расцвета финансовой экономики в начале XVI в. в Испании, благодаря колониальной экспансии и потокам золота из Америки, быстро развившееся финансовое регулирование со стороны государства (короны) и здесь вызвало сильные социальные потрясения с последующей реакцией феодальной и инквизиторской власти, надолго затормозившие экономическое развитие страны.

     Целесообразно заметить, что в обоих случаях государственный законодательный орган не сформировался, хотя его городские прототипы (коммуны, кортесы) в этих странах

 уже существовали. Восстание средневековых самоуправляющихся городов Кастилии (комунерос) в 1520-1522 гг. имело целью превращение кортесов в парламентский орган страны (требования регулярности их созывов, самоуправления городов, представительства городов, участие в налоговой политике и др.), однако оно запоздало и было разгромлено набравшим силу императором "Священной Римской империи". Интересно, что аналогичная ситуация впоследствие сложилась и во Франции, в которой Генеральные штаты (парламент) возникли уже в 1302 г., но так и не получив законодательной инициативы довольно быстро были подмяты королем и дворянами, вошедшими во вкус государственного финансового контроля.

     Иное дело парламент Нидерландов (Голландии). В этой стране бурный рост капиталов начался уже в XIV в. (с вхождением 20 ее городов в Ганзейский союз). Адекватная реакция (борьба с феодальной знатью) купеческого и ремесленного патрициата привела к появлению в этом же веке  штатов  - парламента не городов, а всей Голландии. В 1463 г. штаты превратились в полномочный законодательный орган, Генеральные штаты, и обеспечили уверенную победу торгово-промышленного финансового капитала в освобождении и от испанской короны и от своей монархической власти в 1566-1572 гг. В результате сразу же с началом XVII в. Голландия претерпела бурный экономический подъем, превращаясь в мировой торговый и финансовый (банк Амстердама) центр.

     Во всех этих случаях, если соотнестись со Схемой 5, мы увидим, что Италия, Испания и Франция в условиях интенсивного развития  гражданской   финансовой системы  не создали, во-первых, законодательных органов, и во-вторых, подчиненного и контролируемого ими госбанка-эмиттера, но перешли к мощной, а затем и жесткой  государственной финансово-налоговой политике . В этих условиях после первичного расцвета их экономики дело подошло к действительным началам  промышленного капитализма  - развивались мануфактуры и класс наемных рабочих. Ниже мы рассмотрим, почему эти явления делают необходимым создание министерской (управляющей) власти в государстве. Здесь же отметим, что в указанных странах, своевременно не создавших законодательной власти, естественно разрастался чиновничий аппарат короля, и тем более усиленный инквизицией ( пример инерционной  гипертрофии генеративной функции церкви ). Результатом была жестокая средневековая бюрократическая деспотия с имперскими рецидивами, разрушавшая экономику этих стран.

     В Голландии же становлению государственного финансового регулирования  предшествовало  появление государственной законодательной власти. Коротко говоря, диспропорции в развитии экономических и сопряженных с ними политических институтов, опережение в развитии одних и отставание других, на наш взгляд, объясняет вторичные причины глобальных социальных патологий (к первичным причинам мы относим естественные и антропогенно усиленные геоклиматические барьеры).

     Развитие феодальной Англии было много более размеренным и потому успешным, с изложенной точки зрения. Следует обратить особое внимание на то, что там в раннефеодальную эпоху успел воссоздаться  весь комплекс цивилизационных институтов древности - торговля, суд, налоговая система и адвокатура. Этот комплекс был воссоздан в той форме, в которой эти институты охватывают  межиндивидуальные  (а не межгрупповые) отношения. В XI в. система сбора налогов королем начала основываться на земельных кадастрах. Институт адвокатуры (барристеров) уже в XI-XII вв. начал влиять на принятие судебных решений и на судебные процедуры, участвуя тем самым в законотворчестве. Особенно важно, что при этом полноценном воссоздании цивилизационных институтов "общее право не заимствовало нормы из иностранной правовой мысли, а часто использовало правила, уже существовавшие в городских обычаях Англии, города были более развиты в экономическом отношении" (Киралфи, с. 152). Важно также не только то, что парламент в Англии возник раньше, чем в Голландии, но и то, что судебная система не была здесь совершенно лишена законотворческих функций, но после существенной реформы (создания государственных разъездных судов, в частности) теперь уже поддерживала "новорожденный" парламент. Иными словами, сохранялась функциональная преемственность и взаимосвязь институтов.

     Эти факты очень важны потому, что несмотря на мощное рецепторное воздействие римского права, продолжавшееся и в новой истории, уже в период становления финансовой системы в Англии процесс законотворчества исходил и из практического опыта своих городов - носителей финансовой культуры. Повторим, что уже в 686 г. в Лондоне существовало высокоразвитое торговое право (Аннерс, с. 194). Италийские же республики, первые феодальные страны-лидеры, были непосредственными преемниками римской правовой культуры. Но в основе финансово-торговой деятельности лежит договорное право, поэтому целесообразно обратить внимание на еще один вывод столь часто цитируемого нами историка-правоведа Э.Аннерса: "Римлянам все же не удалось добиться успеха в создании хорошо продуманной договорной системы, построенной на базе фундаментальных разработок принципов формирования и применения договоров" (Аннерс, с. 108).

     Важной причиной смены экономического лидерства, на наш взгляд, являлись интенсивно протекавшие в Голландии, Англии и др. странах северной Европы в XII-XIV вв. процессы законотворчества, сопряженные и с постоянным совершенствованием судебной системы (Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран, с. 94-132). Это, конечно, тоже свидетельствует о нараставшем там кризисе правовой системы в условиях бурного развития финансовых отношений в гражданском обществе. Но кризисе, на который общество реагировало достаточно адекватно:  созданием государственного института законодательства,  объединявшего различные слои общества на основе договоров, а не  насилия .

     Часто говорят, что законодательство имело место и в древнем обществе, что финансовые отношения были присущи и древнему миру. Такие утверждения свидетельствуют

 о малой разрешающей способности применяемого аналитического аппарата. О финансовых отношениях мы уже говорили, отличая их от ростовщичества. Законодательство же, возникавшее "из-под пера" отдельных личностей: монархов или ученых-юристов (для последних более свойственна кодификация права), - не есть законодательство как  регулярная коллегиальная и  профессиональная государственная деятельность. Тем более, оно носило спорадический характер на фоне повсеместно распространенной в древнем мире казуистической судебной практики. Современные же страны с прецедентным правом (англо-саксонская традиция) обладают развитым профессиональным государственным аппаратом для законотворческой деятельности. Мало того, они же, как мы только что говорили, положили начало появлению собственно законодательных государственных органов - парламентов.

     Конечно, уже в древнем мире существовали и деньги, более того, они копились, отдавались в рост, в долг и т.д. Еще раз, однако, вспомним, что в древнем мире зачатки оборота ценных бумаг - долговые расписки - вызывали социальные взрывы и государственные "антифинансовые", по сути дела, реформы. Впервые (по крайней мере, как нам известно) с проблемой ростовщического долгового рабства столкнулся царь Хаммурапи (Вавилон, середина XVIII в. до н.э.), запретивший его и ограничивший ростовщичество (СИЭ, т. II, с. 905). Известно, что проблема исторически "несвоевременного" расцвета ростовщичества, ввергала в тяжелые социальные кризисы и Грецию (результат: анти-долговые реформы Солона в Афинах). Неразвитость судебной, налоговой систем и адвокатуры вели к превращению этих зародышей финансового оборота в грабеж с долговым рабством.

     Но разве в этом заключается сущность финансовой системы?  Финансовая система - это система банковского и биржевого оборота  ценных бумаг, а не просто денежной массы : оборота всевозможных закладных, долговых расписок, векселей и прочих финансовых документов,  обеспечивающих процесс рыночного обращения крупной недвижимости,  крупных денежных сумм в "безналичной" их форме и т.п. В этом понимании финансовой системы мы ее в древнем мире, конечно же, не найдем; там обнаруживаются лишь ее зачатки. Зададимся вопросом: а возможно ли возникновение массового оборота финансовых документов, если в обществе отсутствует развитая судебная система и частная адвокатура, способные быстро разрешать многочисленные связанные с этим оборотом имущественные споры? Коротко говоря, если "бумага" - документ не обладает  всем известной  жесткой силой государственного принуждения, если ее можно проигнорировать, не боясь каких-то силовых санкций, то о каком  обороте ценных бумаг , т.е. о какой финансовой системе можно говорить?

     Создание законодательного института в государствах Западной Европы явилось инструментом разрешения мощной конфликтности, вызванной развитием финансовой системы в условиях сопряженности судебных и законотворческих функций в руках королей и сеньоров, городов и церкви. В результате различные слои правящей знати были ограничены в своем произволе, и период с XV по XVIII вв. ознаменовался очередным

 этапом в развитии финансовой системы общества - бурным ростом торговых компаний, бирж, банкирских домов, акционерных обществ.

3. Государственный банк

     Расцвет не только торговли, но и ткачества, кораблестроения - вообще все большего числа иных ремесел - основывался теперь на крупных капиталовложениях, что сопровождалось быстрым ростом  разнообразия   форм  финансовых документов. Рост крупной оптовой торговли, рост городов и сужение сферы натурального хозяйства, естественно, влекли за собой и значительный рост мелкого розничного товарооборота, который все труднее было обеспечивать деньгами из драгоценных металлов (зачастую эти деньги сознательно портились многочисленными эмиттерами и потребителями).

     Драгоценные металлы тоннами уходили в страны Востока в обмен на необходимые и экзотические (предметы роскоши) товары. Из колонизируемых американских земель, наоборот, потекли реки золота и серебра. В XVI - XVII вв. торговый баланс Европы с Востоком был отрицательным. Тем не менее, не все европейские страны находились в одинаковой ситуации: "При прочих равных условиях драгоценные металлы имели тенденцию стягиваться туда, где они были дороже. А дороже всего они были там, где на них был особый спрос, - в странах, занявших место у тех "кранов", через которые европейская монета "отливала" на Восток, - прежде всего в Голландии, затем в Англии. Такие страны выигрывали и на вексельном курсе" (История Европы, т. IV, с. 91).

     Огромный размах приобретало финансирование государственных мероприятий,  государства становились основными заемщиками , а денежное выражение оборота ценных бумаг начинало исчисляться астрономическими суммами. В XV-XVI вв. банкротства государств стали частым явлением, и в условиях становления демократических (благодаря институту законодательства) порядков уже не могли компенсироваться только насилием власти для погашения ее долгов. Страны Европы стали впервыми сотрясаться от финансовых кризисов. Указанные выше события привели к "революции цен", которая вызвала в 1601 г. увеличение их в Испании в 4,5 раза, в Англии - в 4 раза, во Франции, Италии и Германии - в 2-2,5 раза (Полянский, Жамина, с. 103). Эти кризисы были связаны с растущим хаосом финансовых систем, отсутствием надежности и достаточности количества и качества (по содержанию драгоценного металла) денежной массы, необходимой для покрытия товарного оборота, с низкой эффективностью расчетов при множественности форм ценных бумаг и росте многообразия денежных знаков. Но главное, - с отсутствием контроля за банкротствами, среди которых самые пагубные последствия вызывало банкротство государства. Теперь уже не кризис от массового произвола частных капиталов или феодалов, препятствующих их развитию, а  финансовый кризис

общегосударственного масштаба  вызывал острую массовую социальную конфликтность и стал главной проблемой.

     Очевидно, что выросшая и мощная финансовая система и еще более развитая ею торговля обрели такой размах, когда нарушения в них как в основных расчетных рыночных системах народного хозяйства, опосредованные через нарушение баланса цен, стали очень чувствительно влиять на экономику. И главным виновником таких нарушений все чаще становилась государственная финансовая политика или, лучше сказать, отсутствие у королей такой политики. Требованием времени стало создание централизованно упорядоченной,  планирующей   расходы и доходы  государственной финансово-бюджетной политики , способной, прежде всего, снять массовую конфликтность рассчитанной налоговой практикой и консолидировать частные национальные капиталы в международной конкуренции.

     Впервые в истории флорентийские и венецианские купеческие банки стали инициаторами и творцами  прототипа  нового государственного экономического института - государственного банка, эмитирующего национальную валюту и упорядочивающего  финансовые обязательства  государства  перед кредитующим его гражданским обществом. В 1203 г. венецианцы для надежности расчетов между участниками банковских операций, делающих вклады в различных формах денежных знаков и ценных бумаг, выпустили золотую монету, названную дукат. В 1252 г. к чеканке дуката перешла и Флоренция. Дукат венецианцев стал универсальной золотой монетой почти на семь столетий. Единая серебряная монета (иоахимсталер) стала печататься с 1518-1519 гг. в Чехии. В 1525 г. она была признана в качестве основной денежной единицы для всей Священной Римской империи, распространившись вскоре и по всему миру.

     Это были первые попытки соединения государственной казны с банками, "производящими" национальную валюту как долговое обязательство государства перед гражданскими кредиторами. Впервые система государственного долга для осуществления безналичных расчетов была введена в Венеции и Генуе в XIV-XV вв. Создание в 1407 г. из ряда частных банков объединенного Генуэзского банка св. Георгия было вызвано необходимостью упорядочить задолженность Генуэзской республики перед ее многочисленными кредиторами-купцами. Постепенно Генуэзский банк стал коллективным банкиром республики, управляющим всеми ее финансами. В XVI-XVII в. в крупных европейских торговых центрах были созданы особые жиробанки, введшие в оборот особую "банковскую монету" (в этой денежной единице производились расчеты меду купцами путем перечисления денег на их вклады). Но это были еще частные банки, естественно, действовавшие в интересах создавших их финансово-купеческих групп. Отсюда вытекало и их предпочтение к финансированию торговых кампаний, а не нарождавшегося промышленного предпринимательства. (Напомним, что эта деятельность частных купеческих банков проходила в странах, не создавших государственное законодательство. В результате страны континентальной Европы столкнулись с тяжелыми финансовыми кризисами, протестом и восстаниями нищающего населения).

     Таким образом, к началу XVII в. у Европы уже был опыт централизованного государственного управления национальными финансами. Но это был опыт, не учитывающий роли демократических институтов. Значительно более зрелые  слои купечества, землевладельцев-финансистов, банкиров Англии, имевшие опыт нескольких веков  парламентской демократии, получили жестокий и кровавый урок революции 1640-х годов. К этому времени "...тоннаж английского флота увеличился вдвое, быстро рос банковский капитал, создавались акционерные компании - королевская Африканская, Гудзонова залива и др." (СИЭ, т. III, с. 164). В 1688 г., следует полагать, не случайно король Яков II оценивался ими, как "тупой и ограниченный" политик, а для освобождения от него в страну была призвана армия Вильгельма Оранского (Голландия). С тех пор парламент Англии начал определять экономическую политику страны, и уже в 1694 г. был создан Английский банк, приступивший к эмиссии банковских билетов.

     К началу XIX в. банковские билеты (банкноты) в наиболее развитых станах Европы приобрели силу законного средства платежа, то есть превратились в национальные деньги (Полянский, Жамина, с. 94; БСЭ, т. II, с. 610-611; СИЭ, т. II, с. 100). Следует обратить внимание на то, что "Англия XVIII столетия оказалась единственной страной, располагавшей обширной и однородной системой налогообложения, в основном косвенных налогов, дополнявшихся высокими местными налогами на содержание бедных" (Штюрмер, с. 277), что также свидетельствует, на наш взгляд, о социальной эффективности взаимодействия законодательных органов и государственного банка, препятствовавших финансово-налоговому произволу.

       Из сказанного логически вытекает, что до возникновения государственного банка-эмиттера в гражданском обществе должна была сложиться финансовая система, обеспечивающая оборот ценных бумаг. Эмиссия государственной валюты (финансовых долговых обязательств государства, а не просто средства платежа, каковым является монета) не могла начаться без предварительного развития и законодательной практики, препятствующей произволу отдельных феодалов, городов, а главное - высшей государственной власти, и заставляющей их подчиняться законам, совершенствующим отношения в развивающихся национальных и международных рынках.

     Своевременное и последовательное создание в Англии всех трех основных макроинститутов феодального общества - финансовой, законодательной и госбанковской систем - проявилось в широко известном промышленном скачке этой страны, начавшемся в середине XVIII в. и завершившимся входом в собственно индустриальную стадию эволюции (переходом всего хозяйства страны по преимуществу на машинную энергетику органического топлива).

     Но опять, как и в древнем мире, после возникновения дисбаланса в системе социального распределения экономических и политических властей (один гражданский макроинститут и два государственных) общество начало погружаться в пучину социальных конфликтов. Невиданный ранее рост технологических преобразований, происходивший

 в Англии XVIII в. и вызванный совокупным прогрессивным действием трех новых макроинститутов, имел своим следствием исторически очередной рост социальных конфликтов между высшими и низшими слоями населения. Континентальная Европа, соответственно задержке ее институционального строительства, вошла в полосу социальных революций, которые сопровождаются возникновением тираний и деспотий, чехардой государственных переворотов в борьбе буржуазии с феодальными монархиями, значительно позже (с 1789 по 1871 гг.).

     Но как это ни парадоксально, Англия избежала таких потрясений, которые испытала континентальная Европа. И это несмотря на общеизвестные факты нищеты английских крестьян и промышленных рабочих в период перехода к индустриальной экономике. Конечно, в этой меньшей взрывоопасности социального протеста английских рабочих сыграли роль многие факторы, включая и "усмиряющие" силы: военную мощь "владычицы морей" и очень жестокую систему правовых санкций (Аннерс, с. 262), процессы миграции в колониальные владения наиболее "сильных характеров". Однако мы полагаем, что наряду с ними не менее важными, хотя обычно менее замечаемыми, для восстановления социального мира были те возможности, которые содержала в себе уже имевшаяся в наличии полнота институциональной организации общества. Она даже в тех тяжелых социальных условиях способствовала сравнительно безболезненному развитию  компенсаторной реакции гражданского общества  и становлению эволюционно очередного его института.

4. Профессиональные союзы

     Посмотрим, как происходил завершающий феодальную стадию эволюции "предпромышленный переворот", условия которого и вызвали возникновение гражданского института профессиональных союзов. Упомянутая выше английская революция второй половины XVII в. "не только придала процессу генезиса капитализма необратимый характер, но также открыла новую стадию этого процесса, на которой не торговля, а промышленность стала решающим фактором экономического прогресса. Английская революция сформировала в Европе раннебуржуазный регион (к которому наряду с Англией принадлежала и Голландия), являвшийся вплоть до Французской революции конца XVIII в. в международном масштабе бродилом процесса перехода от феодализма к капитализму" (История Европы, т. IV, с. 95). "XVII век в экономической истории Европы был отмечен гегемонией Соединенных провинций, ...именно для них этот век оказался "золотым" (История Европы, т. IV, с. 96). Авторы того времени отмечали несколько преимуществ Голландии по сравнению с другими европейскими странами: интенсивное участие в мировой торговле с Востоком, наличие мощного флота, выполнявшего функции "всемирного перевозчика", развитый сельдяной промысел.

     Наряду с интенсивным сельским хозяйством в Голландии успешно развивалась традиционная текстильная отрасль промышленности, освоившая в то время производство новых сортов ткани (байка, саржа и т.д.). Более того, завершающие этапы изготовления английских сукон (окраска и отделка) осуществлялись также в Голландии, что приносило стране до 40% стоимости готовой продукции. "Второй по удельному весу отраслью голландской промышленности являлось судостроение, высокий технологический уровень которого обеспечивался переходом к использованию стандартных деталей и методов. /.../ В Голландии XVII в. существовали и новые отрасли промышленности - рафинирование сахара, производство бумаги, кирпичная, керамическая, книгопечатание, табачная, спирто-водочная и др." (История Европы, т. IV, с. 97, 98).

     Вспомним, что в Нидерландах, хотя и чуть позже, чем в Англии (в XV веке), тоже успешно развивался парламентаризм (Генеральные штаты), в отличие от остальных стран Европы. Мало этого, уже в 1609 г. был создан Амстердамский банк. Но Нидерланды к этому времени еще не достигли финансового единства национального государства (общегосударственный Нидерландский банк был организован лишь в 1814 г.), шла жестокая и часто кровавая борьба между землевладельческим и купеческим финансовым капиталом, с одной стороны, и набирающими силу промышленниками, с другой. Побеждали в этой борьбе до середины XIX в. первые (СИЭ, т. X, с. 171-177), поэтому капиталы в XVII-XVIII вв. по преимуществу направлялись в военно-торговые, земельные и финансовые спекуляции, а собственно промышленное развитие затормаживалось. Уже тогда английская государственная политика обрела направляющую экономическое развитие функцию, важным компонентом которой являлся протекционизм. Эти и некоторые другие причины, описываемые термином "первоначальное накопление", именно в Великобритании создали наилучшие условия для осуществления промышленного переворота и перехода к индустриальному обществу.

     В начале XVIII в. в преддверии промышленного переворота основной формой индустриальной деятельности в Европе была мануфактура. Централизованные мануфактуры - как государственные, так и частные - в большинстве стран выполняли по преимуществу государственные заказы на оружие, боеприпасы, снаряжение или производили дорогостоящие предметы роскоши. Во многих случаях они зависели от государственных заказов и дотаций. Машины применялись спорадически. Основной формой все-таки оставалась рассеянная деревенская мануфактура, предполагавшая низкий уровень оплаты труда наемного рабочего и избавлявшая предпринимателя от сопротивления со стороны цехов и гильдейских компаний, также как и от затрат на содержание помещения (История Европы, т. IV, с. 243 - 247).

     В большинстве стран росло число технических новшеств, но мало где они находили распространение. Появились первые станки, применяемые в чулочно-вязальном производстве (в 1727 г. в Англии насчитывалось более 8 тыс. таких станков). Как пишут исследователи, "важным было то, что в стране создавались условия, при которых новые

 изобретения не оставались долго невостребованными. Уменьшение рабочего времени, необходимого для производства товара, становилось сознательно провозглашенным принципом. После изобретения в конце ХVII в. паровой машины число "огненных механизмов" в Англии к середине XVIII в. выросло до сотни. Значительно обогнав в этом другие страны, Англия смогла теперь использовать технологические новшества этих стран, не находившие там применения" (История Европы, т. IV, с. 254). Таким образом, созрели необходимые предпосылки для осуществления промышленного переворота, то есть возникновения адекватной индустриальному обществу технико-технологической основы.

     До второй половины XVIII в. основными источниками энергии, приводившими в движение рабочие инструменты, были физическая сила животных и человека (даже первая прядильная машина, изобретенная в 1735 г. Д.Уайеттом, приводилась в движение ослом), а также сила падающей воды. Эксперименты в области создания универсального двигателя, использующего принципиально иной энергетический источник, проводились во многих странах, но лишь английскому изобретателю Д.Уатту в 1763 - 1784 гг. удалось не только создать, но и внедрить в практику универсальный паровой двигатель с высоким КПД, использующий энергию сжигаемого угля. В 1785 г. его двигатель был впервые поставлен для привода текстильного предприятия, а к концу века промышленность Великобритании и Ирландии использовала уже более трехсот паровых машин (Боголюбов, с. 31 - 34). Начался промышленный переворот, означающий переход к освоению обществом химических источников энергии.

     Этот скоростной - происходивший за каких-то 50 лет - "предпромышленный переворот", естественно, сопровождался радикальным изменением условий жизни рабочих. После эпохи "огораживаний", вытеснения крестьян с земли это был второй период тяжелых испытаний для рабочих слоев. Описывать их здесь нет нужды, это общеизвестные вещи. Коротко говоря, рабочий человек превращался в "придаток машины", лишенный связи с природой, лишенный отдыха соответственно ритму машинного производства, прежде всего потому, что тогда еще продолжала доминировать традиционная средневековая психология финансистов, крайне неустойчивая и под воздействием конъюнктуры готовая в любую минуту "сорваться" на спекулятивный ажиотаж. А новый тип гражданского общества еще только складывался и был слаб, чтобы обеспечить цивилизованные формы самозащиты.

     Причины, которые во все времена вызывали волнения в нижних слоях населения, а затем восстания и революции, достаточно много изучались. В общем виде вполне естественно согласиться с формулировкой, например, П.Сорокина: этими причинами является " увеличение подавленных базовых  инстинктов большинства населения" , к которым он относит "голод и пищеварительный инстинкт", "собственнический инстинкт", "инстинкт самосохранения", "половой инстинкт", инстинкты "свободы, самовыражения" и др. (Сорокин, с. 272-287). Современная наука выявила и чисто физиологические

механизмы некоторых названных П.Сорокиным социальных процессов: "...Гипогликемия, низкий уровень сахара в крови, является физиологически важным фактором, вызывающим раздражительность и агрессивность. ...Гипогликемия - одно из первых следствий недоедания..." (Эфроимсон, с. 208-209). Неотъемлемым компонентом кризисов, по теории Сорокина, являлась и деградация правящей элиты. С особой тщательностью эта проблема изучалась в марксистской социологии конфликтов.

     Ранее мы говорили, что уже в древнем мире не только внешние (войны и геоклиматические условия), но и внутренние факторы становились причиной "подавления базовых инстинктов". Уже тогда это подавление вызывалось ростовщически-налоговым произволом деградирующих элит, использующих перевес числа государственных каналов социальной мобильности (суд и налоги), над гражданскими (торговля). Аналогичным образом складывалась ситуация и в позднем феодализме, когда достигшие огромных размеров частные капиталы обнаружили большие затруднения в освоении новых способов вложения (Бродель, с. 65). Перейдя к скупке земель и недвижимости, их новые владельцы "освобождали" массы крестьянского населения от традиционной деятельности, оставляя их на произвол собственной инициативы и предприимчивости в добыче средств к существованию. По существу, первоначальное накопление капитала осуществляло ту же функцию "перекачки" населения из одной социальной страты (крестьян) в другую (промышленных рабочих), о которой мы говорили выше на примере заключительных этапов древнего мира. Исчерпав и этот ресурс для вложения, крупные капиталы устремились в промышленные сферы деятельности.

     Создание государственных банков, с одной стороны, упорядочивало кредитно-финансовые отношения, стабилизировало их, а с другой стороны, значительно увеличивало возможности крупных финансовых махинаций чиновников. Государственная централизация финансовой деятельности в странах со срощенными политическими и экономическими элитами (а тем более при неотделенности королевского /или городского/ чиновничества от законодательной власти, при ее неразвитости, как в большинстве стран континентальной Европы) в условиях предпромышленного финансового ажиотажа все чаще вызывала финансовую дестабилизацию, пагубно отражавшуюся теперь уже на широких слоях населения. Росли их кредитные и налоговые долги, регулярными становились скачки цен на товары первой необходимости.

     С появлением госбанка, а с ним и финансовой политики государства, росли его централизованные таможенная и пошлинная активность, торговые отношения с купечеством, огромных размеров достигали оборачивающиеся уже и внутри страны торговые капиталы, среди которых государственный капитал становился доминирующим. Все это, в свою очередь, вело как к росту  цены ошибок  в обращении с капиталами, так и к появлению новых - неконтролируемых законами - каналов для коррумпирования чиновничества. Возрастали интенции к недобросовестному использованию этих новых каналов социальной мобильности для изменения личного социального статуса. (Например, проблема "грюндерства" - средневекового аналога "МММ" и прочих российских

 фирм-однодневок). Как мы уже говорили, эти пороки в сфере финансовых отношений простирались от порчи мелкой монеты до банкротства целых государств. Два эти фактора провоцировали ранее неизвестное обществу в таких масштабах явление - инфляцию. Деградирующая элита перелагала тяжесть инфляционного бремени на  далекие от государственной власти   слои населения , а на их протесты отвечала репрессиями. В середине XVIII в. наиболее распространенной в Великобритании формой протеста наемных работников стало уничтожение машин. Размах этого движения принял столь внушительные масштабы, что в 1769 г. парламент издал специальный закон, карающий разрушение машин смертной казнью (Всемирная история, т. V, с. 494). Население, непосредственно контактирующее с частными торговцами, финансистами и первыми работодателями, нанимателями, в условиях подавления его "социальных инстинктов" начало искать формы цивилизованной защиты.

     Иными словами, накладывались две формы конфликтов: одна, идущая из прошлого и характерная для феодального общества, и другая, идущая как бы из будущего и характерная для индустриальных технологий. Гражданское общество стран Западной Европы искало "институциональный ответ" на этот "вызов" и нашло его в форме самоорганизации в профессиональные союзы.

*    *    *

     Заключительным этапом в развитии      феодального общества стал такой гражданский институт, как основанные на договорном праве профессиональные союзы, своими истоками восходящие к цеховой организации. Основная их функция - документальное оформление коллективных договоров для коллективной защиты наемных работников от произвола работодателей.

     Интересно заметить, что  документально-договорные  отношения, которые, как мы уже не раз говорили, являются духовно-технологическим стержнем всего феодализма, проявляли себя и в их обратном модифицирующем воздействии на группу цивилизационных институтов древнего мира. Так, например, формирование финансовой системы в деятельности торговых компаний (комменд, коллеганц) сопровождалось появлением института нотариата, документально фиксировавшего договора между десятками их членов об участии в общей деятельности, о распределении прибылей и т.д. В последующей эволюции нотариат стал охватывать все мыслимые формы гражданских индивидуальных отношений. При внимательном анализе вряд ли можно отрицать, что нотариат выделился из той части института адвокатуры, которая в античности именовалась  логографией  (составление письменных документов для суда).

     С точки зрения функциональных отношений между  микро- институтами внутри макроинститута адвокатуры, нотариальное действие является предшествующим адвокатскому -  превентивно  создающим инструменты для защиты граждан от юридико-политического произвола в суде. Появление нотариальной документации фактически   начало  технологизацию  адвокатской защиты, а в отсутствие таковой последняя остается искусством. Этот краткий экскурс призван показать, что

профессиональные союзы наемных рабочих не есть нечто уникальное - они развились в процессе рецепции нижними слоями общества, наемными работниками, уже накопленного верхними слоями опыта нотариальных отношений, а также форм коллективных объединений усилий.

     Зародыши корпоративной организации были известны еще в древнем мире (Дюркгейм), но корпорации древнего мира канули в небытие вместе с античной цивилизацией: "нужно искать других источников для цехов", сделал вывод известный отечественный медиевист (Дживелегов, 1902, с. 166).

     Раннее средневековье демонстрировало возникновение корпораций по преимуществу в религиозной форме монашеских орденов ("братство стремящихся к Богу"). "Отцами" европейского монашества (авторами наиболее распространенных монастырских уставов) стали два Бенедикта: Бенедикт из Нурсии (V век) и Бенедикт Аньянский (VII век). Постепенно монастырские общины и монашеские ордена стали важными субъектами экономической, политической и социальной жизни средневекового общества (так называемое "клюнийское движение" бенедиктинцев): "...монастыри X-XI веков, возникавшие в обстановке соприкосновения монашества, церкви и мира, не успев остроиться, уже вступили в водоворот политической и социальной жизни окружающего их общества..." (Карсавин, с. 94).

     Важнейшим следствием развития религиозных монашеских корпораций стало возникновение гильдий и цехов - корпораций светских, но имеющих и религиозные, и экономические функции, объединенных своими уставами/статутами. Исследователи отмечают существенное различие между ранними и поздними гильдиями и цехами: "От этих старых гильдий следует отличать позднейшие; главное различие между ними заключается в том, что в последних мы не встречаем более соединения двух элементов: религиозного и светского. В более позднюю эпоху светская гильдия отличается от религиозного братства; гильдия - часть городского организма, братство соединено так или иначе с церковью" (Дживелегов, 1902, с. 148-149). Обратим внимание, что в развитии средневековых корпораций религиозный компонент постепенно вытеснялся светским, экономическим: "цех - корпорация свободных ремесленников, занимающихся одним и тем же ремеслом" (Дживелегов, 1902, с. 169). С течением времени, однако, стали доминировать политические функции корпоративной организации: "цех ограждал человека, вступающего в его среду, прежде всего от нарушения его личных прав..." (Дживелегов, 1902, с. 171).

     Таким образом, из "материнской" религиозной формы (религиозных корпораций и церковного канонического права) возник важнейший институт политической организации гражданского общества, базирующийся на коллективном договорном праве. Аналогичным образом нотариат как система юридического оформления индивидуальных договоров развился на базе канонического договорного права и теории договора, разработанной итальянскими юристами в XIV в. (Берман, с. 236-241). Понятием, объединяющим две эти формы, можно считать термин "юридическое лицо", введенное итальянскими правоведами (Аннерс, с. 172).

     Протоформы гражданской организации взаимопомощи и социальной защиты возникли на Юге Европы в XIV-XV вв. в виде компаньонажей - тайных союзов подмастерьев-строителей, ремесленников, а впоследствии и рабочих: "Рабочие добились права разрывать контракты с хозяевами под условием уплаты неустойки. Этим самым характер взаимных отношений сделался договорным. Юридически рабочий сделался равноправным с предпринимателем" (Дживелегов, 1902, с. 176).

     Вероятно, это была первая реакция гражданского общества на произвол централизованной финансовой аристократии, рассмотренный нами выше (СИЭ, т. XI, с. 778). "Организации подмастерьев (в Англии - авт.) составляли рабочую аристократию и возникли раньше других. Некоторые из них восходят даже ко второй половине XVII в. Веббы устанавливают (описывают - авт.) союзы печатников и шапочников в 1666 и 1667 гг. В 1771 г. у шапочников уже имеется межлокальная федерация. Эти организации были проникнуты духом цеховщины и локализма. /Они - авт./ ...оградили себя высокими взносами, ...развивали крепкую систему взаимопомощи - на случай болезни, безработицы, несчастных случаев. ...В одной и той же профессии одного и того же города существовало нередко до десятка союзов. В производстве ножей, например, в Шеффильде, в отдельных отраслях этого производства существовало по пять-шесть союзов. ...Они пытаются отстоять господствовавшие в ремесле до промышленного капитализма принципы:  законодательное  урегулирование ученичества, сохранение установленных обычаем ставок, ограничение новых методов труда" (Смолянский, с. 50-51; выделено нами - авт.). Но еще долго после этого рабочему классу оставалась присущей "пестрота форм, профессиональная обособленность и взаимная вражда" (СИЭ, т. XI, с. 778).

     С 1700-х годов началась деятельность тред-юнионов, остававшихся еще на нелегальном положении. Усиление рабочего движения вызывало в те же времена интенцию высших слоев к реформам парламента. В последней трети XVIII в., т.е. в начале собственно промышленного переворота в Англии, возникли уже цеховые профсоюзы и так называемые "корреспондентские общества". В 1792 г. - лондонский и ланкаширский союзы прядильщиков (запрещены в 1797 г.). Происходили восстания луддитов, и в целом нарастал протест производящих слоев населения.

     Возникновение профсоюзов, таким образом, мы рассматриваем как очередной этап эволюции социальных институтов, на котором гражданское общество, в добавление к адвокатуре (механизму социальной защиты  общего действия , и притом достаточно дорогому), создает институт профессионально-групповой защиты от алчности предпринимателей, от коррупции гражданских и государственных финансистов, извращающих механизм финансово-налоговой системы страны. Развивая практику  документальных трудовых   коллективных договоров , систему социального страхования, профсоюзы начали контролировать не только нанимателей, но и финансово-бюджетную политику государства, используя (с помощью денежных средств своих организаций) и юридические институты для защиты самых разных слоев наемных работников.

     Сначала жестоко преследуемые государством, профсоюзы уже в первой половине XIX в. стали легальными формами организации промышленных рабочих. Далее росло их число и разнообразие - в 1829 г. в Великобритании возник Великий национальный союз прядильщиков, затем - Национальная ассоциация защиты труда. Фактически, легализация профессиональных союзов сделала возможным еще косвенное, но уже влияние и нижних слоев гражданского общества на экономическую политику государства. Далее под влиянием чартизма происходили парламентские реформы, совершенствовалось фабричное законодательство.

     Могли ли профсоюзы развиться без уже сформированной законодательной отрасли в государстве? Их зародышевое развитие в Европе тянулось до конца XVIII в., когда в Англии возникли тред-юнионы и корпорации буржуа-промышленников, использующих в борьбе с феодальной аристократией законодательный орган-парламент, уже добившийся независимости от королевской власти. Пример остальных европейских стран также показывает, что профсоюзы обретали свою самостоятельность как важнейшие политические институты гражданского общества, занимающиеся социальной защитой своих членов прежде всего через судебную и законодательную системы, только после установления там парламентской законодательной практики. Возникновение этой политической организации стало естественной компенсаторно-защитной реакцией граждан на экспансию государственного произвола: 1) в законодательном установлении квот, лицензий и иных норм в сферах производства и торговли различными продуктами; 2) в понижении уровня жизни за счет избыточной государственной эмиссии денег (вспомним, что на конец XVI - начало XVII вв. приходится так называемый "кризис цен", связанный с притоком в Европу дешевого серебра с американского континента и, следовательно, приведший к падению уровня жизни у всех, имеющих фиксированный доход). Профсоюзы и другие институты, базирующиеся на "договорном праве", стали не только средством корректировки финансовой и законодательной политики государства со стороны экономических гражданских субъектов, но вкупе с финансовыми институтами заложили основу для становления качественно новой формы экономической деятельности - буржуазной (промышленной, индустриальной).

*    *    *

     Итак, в преддверии      непосредственного входа английского общества в индустриальную стадию социальной эволюции (к 1790-м годам) в нем сформировалась полная структура феодальных гражданских и государственных политических и экономических макроинститутов: финансовая и законодательная системы, госбанк, профсоюзы. Напомним, что мы рассматриваем феодальную стадию как период доминирования  документальных  технологий в общем процессе совершенствования  договорного права , которое приходит на смену военно-насильственным отношениям древнего мира.

     Другой разговор, что большинство стран континентальной Европы погрязли в имперских конфликтах и потому значительно отстали от лидера. В этой связи может

возникнуть естественный контраргумент относительно того утверждения, что исследуемая модель социальной эволюции (Схема 5) является  закономерностью . Ведь с точки зрения " чистой " статистики, не только страны Востока, но и значительная часть европейских феодальных стран - т.е. подавляющее число стран мира - "шли не в ногу". Однако ТПР-методология  закономерной считает и  стохастику , не противопоставляя ее детерминизму, а находя их взаимообусловленность. Чтобы проявилась закономерность на уровне Англии, Голландии и ряда малых северных стран, надо было иметь мощный опыт стохастического поиска в основном массиве стран "запаздывающего типа" развития, не говоря уже о том, что "надо было найти" тот оптимум сочетания геоклиматических факторов, который оказался в Северо-Западной Европе.

     Результатом этой эволюции основных макроинститутов стало превращение множества раздробленных феодальных (сеньориальных) "городов-государств"   в объединения на договорно-правовой основе. В древнем мире города-государства, как правило, объединялись только в империи на военной основе, а поэтому впоследствии распадались либо превращались в окостеневшие монархические деспотии. В феодальном обществе Европы, начинавшем объединения городов-государств также на военной основе, впоследствие, благодаря появлению законодательного института, развивался  документально-договорной правовой механизм  их объединения. Сам по себе именно договорный характер этих объединений, подразумевавший значительную самостоятельность субъектов этого процесса (вспомним "партикулярность" всей социальной жизни первых этапов феодализма), естественно, должен был сопровождаться и регулярной реорганизацией подобных объединений. Отсюда беспрерывные расторжения договоров, непрекращающиеся войны и постоянные поиски новых видов объединений. Даже период "абсолютистских монархий" (по сути, империй), завершающий феодальную стадию, не дал окончательной политической карты Европы, передел ее продолжался еще и в начале индустриальной стадии.

     Одной из рабочих гипотез данной работы является предположение о том, что соответственно стадиям цивилизационной эволюции (древней-феодальной-индустриальной-постиндустриальной) также последовательно метаморфизировали и типы государственных образований. В древнем мире  нормой  социальной организации были города-государства; в феодальном - конфедеративное государство; в индустриальном - федерация (национальное государство). Переход от феодализма к индустриализму отмечен одной интересной тенденцией. В настоящее время в мире существует около 200 независимых государств. Однако только для Европы 1500 г. историк Ш.Тилли выделяет около 500 политических единиц (Линд, с. 10). Таким образом, количество государств в процессе модернизации сократилось более чем в два раза. Наконец, в приближении к постиндустриальному периоду нарастает процесс формирования  региональных  объединений федеративных (национальных) государств. Примеры последнему мы находим сегодня повсеместно.

     Эти замечания о метаморфозах государственных образований на разных стадиях цивилизационной эволюции нам необходимы для того, чтобы углубить понимание некоей общей логики эволюционного процесса, в которой просматривается закономерность постепенного вытеснения насильственных отношений из социальной жизни с замещением их на цивилизованные договорные (переговорные) механизмы поиска ее оптимальной организации. Так, из анализа феодальной стадии вытекает, что именно в ней государство обрело такую структуру, когда оно не просто "монополизировало насилие" и стало единственным легитимным его субъектом в обществе. Оно создало механизм взаимоконтроля (законодательные органы) со стороны различных субъектов (прежде всего суб-государственного типа) за исполнением этой функции. А с легализацией профсоюзов государство признало необходимым допустить к совершенствованию этого контроля за его насильственными функциями и представителей широких слоев населения: общеизвестно, что в масштабах исторического времени в индустриальных странах достаточно быстро развивалось равноправие всех членов общества (институт всеобщих выборов).

     По ряду общих культурологических параметров население наиболее быстро индустриализирующихся стран уже было готово к равноправию во всех сферах деятельности, т.е. к несению  личной   ответственности за  результаты собственных усилий . Естественно, что этот фактор юридического равноправия вскрыл те творческие, инновационные потенции в широких слоях населения, которые ранее еще не имели своей социально-экономической почвы. С переходом к замене человеческой и животной энергетики значительно более мощной - машинной, использующей энергию химической связи - рос национальный доход и степень личной свободы и ответственности, а с ними - и возможности для самостоятельной инновационной активности (предпринимательства) у представителей все более широких социальных групп.