РОССИЙСКИЙ ИНСТИТУТ КУЛЬТУРОЛОГИИ

ИНСТИТУТ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ

Российский центр стратегических и международных исследований

Ю. Ю. Фигатнер

социальной эволюции/

Депонирована в ИНИОН РАН: 17.12.1998 г. N 54137;

[Фрагменты рукописи со стилистическимим правками от 21.11.2003 и дополнениями – не меняющими содержание и выводы оригинала, но учитывающими изменения, происшедшие за последние 5 лет; нумерация страниц изменена при переформатировании электронного текста.

Разумеется, существенно дополнялись и корректировались материалы по остальным разделам рукописи, но это предмет отдельного изложения.]

МОСКВА - 1998

© Фигатнер Ю.Ю. К проблеме прогноза постиндустриального технологического переворота: разработка системологических критериев. – М.: Российский центр стратегических и международных исследований ин-та востоковедения РАН, 1998. – 170 с., библ. 153 назв. (Рукопись деп. в ИНИОН РАН 17.12.1998 г. N 54137).

СОДЕРЖАНИЕ 3

Древний мир. 62

Феодализм. 64

4.1.Феномен “перевертывания причинных цепей в обратную сторону” 80

4.2. Категориальная матрица: корреляции между макро- и микро-уровнями самоорганизации 92

V.1. Некоторые особенности развития индустриальной машинной техники 127

V.2. Аналоговый прогноз развития ядерной энергетики 133

V.3. Особенности эволюции способов управления энергией природных источников в историческом процессе ее освоения 136

V.4. Первобытность - период освоения человеком энтропии природы 139

V.5. Физические поля и способы управления энтропией: их роль в создании физических энерготехнологий 148

Заливкой означены главы рукописи, не вошедшие в данный текст.

………………………………………………………………………..

Эволюционистские и органицистские подходы развивались в социальных науках еще в XVIII-XIX вв. в работах Т.Гоббса, Г.Спенсера, О. Конта и др. авторов, но само естествознание тех эпох находилось в зародышевом состоянии. К концу XX в. ситуация в корне изменилась. Древо естественных наук необыкновенно разветвилось, в их базах данных скопились огромные объемы несистематизированной информации, а науковеды фиксируют рост гуманитаризации естественнонаучного знания (Проблемы гуманитаризации...; Аршинов, Панченко; Громов; Ракитов). Собственные исследования позволяют думать, что обращение естествоиспытателей к социальным и гуманитарным дисциплинам, не случайно. В этих науках, по-видимому, скрывается высокий интегративный методологический потенциал, необходимый для развития и естествознания.

Цель данной работы, таким образом, можно определить двояко: в содержательном плане в ней исследуется возможность идентификации перехода современных обществ в постиндустриальную фазу, технологические критерии, возможные механизмы и следствия этого перехода. Кроме того, разрабатываемая методология, положенная в основу работы, инициировала рефлексию ее междисциплинарной формы, поскольку среди исследованных тенденций постиндустриальной эволюции обнаружился рост значимости междисциплинарных подходов.

Актуальность исследования также видится в двойственном аспекте. Среди известных футурологических работ (Г.Кан; Д.Белл; О.Тоффлер и др.) выделим книгу О.Тоффлера “Шок будущего”, т.к. в ней сформулирован принцип, для которого в этой и предыдущих работах ищутся способы формализации. Можно сказать, что Тоффлер перефразировал постулат, ранее означенный К.Марксом (цит. по памяти: ‘чтобы понять анатомию обезьяны, надо изучить анатомию человека’, и в ином контексте – ‘чтобы понять функции земельной ренты, следует разобраться с функциями капитала’). Он выделил и акцентировал в этом методологическом соображении К.Маркса его хронологический аспект: “Я повернул зеркало времени, уверенный, что четкий образ будущего поможет нам лучше понять настоящее. Сегодня нам все труднее осознавать наши личные и общественные проблемы без применения будущего в качестве интеллектуального орудия. <…> я намеренно использую это орудие, чтобы показать, на что оно способно” (Тоффлер, с. 18).

Этот принцип, – назову его принципом Маркса-Тоффлера, – думаю, относится к необходимым элементам культуры научного мышления. Упростив, его можно выразить так: чтобы вполне понять простые объекты, необходимо исследовать позднее возникшие сложные, составленные из первых. В определенном смысле он естественно вытекает из полуторавекового опыта развития эволюционных теорий. В физике, химии и биологии на него указывают банальные уже данные об иерархической организации их объектов. В наши дни она привычно учитывается специалистами как результат того, что природа создает сложные объекты из простых. В рамках представлений о естественном отборе (неважно, как его при этом интерпретируют) тоже уже обыденно принимается, что природа отбирает и использует в сложных объектах не все ранее возникающее видовое разнообразие простых, а наиболее значимые для данного этапа развития свойства последних. Остальные же используются в других синтезах или “ретардируются” как потенции для последующей эволюции. Отобранные важны, т.к. будучи соединенными в систему (в сложном объекте) порождают качества, к ним не сводимые.

Вряд ли мы ошибемся, если назовем эти представления уже общими в современном научном сообществе. Тоффлер сделал шаг вперед, т.к. свел их и обобщил: для ранжирования свойств простых объектов, надо пройти вперед по оси времени, и посмотреть, какие из них будут использованы природой, т.е. надо учесть ее конструктивный опыт.

Другой вопрос, до какой степени отрефлектированы эти представления? В какой степени “созрели” для формального описания в составе принципа Маркса-Тоффлера, чтобы дать исследователям операторы для применения в повседневной работе? То есть, все ли, связанные с ними логические следствия вербализованы для такой формализации?

Например, использовать конструктивный опыт природы наука принуждается самой своей эволюцией. В исторической гонке познания все более сложных объектов ее регулярно останавливают кризисы, заставляя ретроспективно обновлять/менять парадигмы, заново реконструировать модели простых объектов и элементов, и вносить корректуры, по свидетельству Д.Белла, вплоть до пересмотра своей аксиоматики.

Иной аспект принципа Маркса-Тоффлера высвечивается при взгляде на макроуровни самоорганизации природы. Если он верен для всех ее уровней, – физического, химического, биологического и социального, то социальную природу надо признать экспликатором природы естественных уровней самоорганизации. И это не ново: “Человек… открывает, что он не что иное, как эволюция, осознавшая саму себя” (Дж.Хаксли, цит. по: П. Тейяр де Шарден, с. 333-334; курсив автора). Причем, социологические данные этой и предыдущих работ позволяют думать, что эксплицирует естественные законы природы не только мысль человека, – не менее информативным источником могут служить сами способы социальной организации.

Правило Маркса-Тоффлера далее можно уточнить так: вполне понять свойства и законы отношений объектов на любом уровне самоорганизации можно лишь выйдя на следующий за ним и изучив, какие из них отобраны природой для конструирования последнего, более сложного.

Известна острота проблемы формализации и операционализации выводов в языках социально-гуманитарных наук. Я бы уточнил важную ее сторону: недостаточно просто прилагать известные методы “матери наук”, математики, к любой научной задаче – необходимо предварительно исследовать и согласовать семантику их языков. Сегодня эта задача, думаю, уже может быть передана из философской практики в инструментально-теоретическую. Семантическая корреляция принципа Маркса-Тоффлера с теоремой К.Гёделя, позволяет уточнить общую цель: поиск алгоритма адекватных трансляционных цепей между языками математическим и вербальным, с учетом их антиномичной оппозиции (первый как предельный компактификатор естественных смыслов; второй с его свойством полисемии, – как их транслятор /“декодер”/ и генератор).

Объекты разных уровней сложности нередко разнесены по разным дисциплинам, что, по-видимому, объясняет исторические примеры выхода профессионалов экстра-класса за рамки своих профессионализмов, поскольку интуитивно они подчинялись и подчиняются принципу Маркса-Тоффлера. Этим же можно объяснить недостаточность узко-профессионального образования, вызвавшую в современном обществе повсеместный поиск техник для междисциплинарных исследований.

Подход к вербальной формализации правила Маркса-Тоффлера. Само правило можно назвать прототипом принципа “инверсии причинных цепей”, верифицированного в многочисленных экспериментах известных американских социологов, Т.Парсонса и А.Стинчкомба (Тёрнер, 1985).

Возможность формализации принципа инверсии была предположена в данной работе, когда в предыдущих исследованиях социологических и естественнонаучных данных стал систематически выявляться сам феномен “перевертывания причинных цепей”. Поиск показал, что рост частоты его выявления связан с разрабатываемой в работе методологией, опирающейся на “тетрадный принцип организации” (ТПО; см. методологическую часть работы). Используемый как критерий “начал и концов”, или – критерий целостности (рассматривается ниже в методической части работы), он разрабатывается в качестве оптимальной размерности в анализе эмпирических и экспериментальных данных естественнонаучной и гуманитарной литературы.

Полагая ТПО достаточно эффективным в проводимых исследованиях, можно было придти к заключению, что высокая частота выявления феномена инверсии есть следствие адекватного выбора с его помощью границ исследуемых уровней организации. Кратко работу с ТПО можно определить как семантический (смысловой) анализ научных понятий, в котором преобладают подходы структурно-функциональный и конфликтологический. (Аналогами последнего в естествознании могут быть названы, например, теории катастроф и динамического хаоса.) Тот факт, что наибольшее число феноменов ТПО обнаруживалось в биологических и семиологических дисциплинах, позволил уточнить методическую задачу как поиск вербального формализма в рамках тетрадных ‘лексико-семантических групп’.

Изложенные методологические соображения сами актуализируют тему работы. И вот почему. Речь далее пойдет о механизме перехода обществ от завершающейся в наше время индустриальной стадии цивилизационной эволюции к постиндустриальной, – от одного уровня социальной организации к другому, уже сегодня осмысленному специалистами в его много более высокой сложности.

“Не войдя в воду, плавать не научишься”. – Вряд ли можно себе представить типы и характер проблем разработки методов и техник междисциплинарного исследования, не разрабатывая их и не используя в своей работе. В данном исследовании, соответственно, приходится сочетать междисциплинарные основания как самого постиндустриального перехода, так и метода, используемого для прогноза его особенностей, а вместе с тем – и рефлексии механизмов становления междисциплинарных наук.

Данный раздел, как и другие, и работа в целом, тоже носит проектный характер, т.е. нацеленность на разметку проблемных полей по теме. Этим, надеясь на понимание читателя, хочу пояснить недостаточную, на мой взгляд, статистику эмпирических и экспериментальных данных, которая будет возмещаться в следующих работах, посвященных уже отдельным проблемам.

О необходимости перехода науки на междисциплинарные методы и техники работы говорят давно. "Стремительный рост междисциплинарных наук заставляет серьезно задуматься над тем, что новые знания уже не возникают внутри дисциплин, которые преподавались, изучались и в которых велась научно-исследовательская работа в XIX и XX веках". Это заключение авторитетный социолог политики, Питер Друкер, сделал уже два десятилетия назад /Друкер, с. 362/. В Советском Союзе обсуждаемая проблема, тоже много лет дебатировалась в терминах “комплексности”.

Но и десятилетие назад западные социологи говорили о трудностях становления междисциплинарных исследований. Собственный опыт и наблюдения за широко распространявшимися в это время “эвристическими” работами авторитетных отечественных специалистов (широко представлены, например, в сборнике: "Анализ систем...") подтверждали это мнение.

Внешне заметную проблему индивидуальных МДИ часто составляют чрезмерные экспектации (ожидания) авторов. Обычное для “эвристика” мнение, – научное сообщество “само возьмет и оценит” его результаты, само приложит их “по назначению” (этим, как известно, грешат и изобретатели). Оно имеет глубокие психологические основания, требующие специальных исследований. Но уже в первом приближении видно отсутствие рефлексии всей сложности межпрофессиональных языковых барьеров (как, впрочем, и роли типа социальной организации). Эта дифференциация научных языков столь велика, что оценивать тексты, микширующие различные профессионализмы, и сплетающие их семантические поля, просто некому. Сами работы часто насыщены теоретико-философским абстрагированием, а их авторы охвачены “эйфорией открытия” и/или идеей ТВС ("теории всего на свете"). Но во-первых, это – внешняя картина, а во-вторых, для данной работы важнее коллективный, чем индивидуальный опыт (хотя и к последнему мы еще вернемся).

В этом плане опыт формирования междисциплинарных направлений вполне доступен анализу. Уже более полувека в высшей школе существуют факультеты и специальности по физической химии и химической физике, геофизике и геохимии, биофизике и биохимии и др. Перейдем к рассмотрению проблемы с позиций разных дисциплин.

Сначала обратимся к десятилетней давности оценке состояния проблемы Маттеем Доганом, председателем Комитета сравнительной социологии Международной социологической ассоциации. Приводя примеры существования семи органически межпрофессиональных дисциплин (антропология, психология, лингвистика и др.) на главном водоразделе – между естественными и социальными науками, он сделал достаточно категоричный вывод. Еще рано говорить о слиянии дисциплин, реальна лишь “рекомбинация фрагментов путем гибридизации” (“гибридизация специальностей”) /Доган, с. 46/. Известный социолог свидетельствовал: “История социальных наук дает многочисленные примеры провала междисциплинарных проектов” (уточним, – коллективных).

Причина же, на его взгляд, состоит в том, что “в наши дни никто не сведущ более чем в одной полной дисциплине. Намерение овладеть двумя или несколькими такими дисциплинами нереально, утопично” /Доган, с. 40/. С этим мнением нельзя не согласиться, ибо даже владение “полной дисциплиной” сегодня уже более представлено воспоминаниями о “золотом веке” энциклопедистов прошлых столетий, закат которого было зафиксирован известным афоризмом российских литераторов об узком специалисте (Козьма Прутков).

Согласно Ф.Курильскому, “чтобы исследование было успешным, оно должно специализироваться до самой крайней степени и прорывать границу знаний на совершенно определенных фронтах с помощью очень узких тем” /Kourilski, цит.: по Доган, с. 41/.

Собственные исследования позволяют обратить внимание на следующую особенность высказываний М.Догана и Ф.Курильского. Совершенно справедливое правило, требующее “крайней степени” специализации, не уточнено вопросом: специализации в чем? Очевидна необходимость крайней специализации техники эксперимента. Но насколько возможна крайняя специализация в теоретическом объяснении его результатов? (Оставим пока в стороне вопрос, отождествимы ли экспериментальный профессионализм и теоретический?) Каковы критерии специализации теории без потери целостности видения ее объекта?

Очевидно, что нарушение требования специализации техники эксперимента и сбора эмпирических данных, выводит за границы целостного объекта к истолкованию артефакта (ошибки эксперимента) как искомого результата. По этому параметру пролегает граница между собственно наукой и любительством.

Но возможна ли узкая специализация в теории поведения сложного объекта, если для вплетения результатов эксперимента в целостную систему знаний об объекте они должны учитывать и связывать данные, полученные в разных дисциплинах? Проблема же еще сложнее. “Очень узкие темы”, действительно, “прорывают границу знания”. Но согласно расхожей модели расширяющейся сферы, такие “проколы” барьера между знанием и незнанием, накапливаясь, лишь наращивают последнее.

Модель можно изменить, представив ее открытой системой, а границу между знанием и незнанием – в виде “бислоя” со встроенными, как в биологических мембранах, механизмами переноса, связывающими внутреннюю часть сферы (знание) с внешней (незнанием). Тогда окажется, что именно теории выполняют в науке функцию этой связи, поскольку, интегрируя новые данные в старую систему знаний, признаются эффективными лишь если продуцируют рабочие гипотезы и прогнозы, “пробивающие просеки” в неизвестном (т.е., напомню, следуют принципу Маркса-Тоффлера).

Представить же себе и “крайне специализированную”, и одновременно интегративную теорию оказывается делом затруднительным, заставляющим задуматься над приведенным выше высказыванием П.Друкера. В его контексте сквозит намек на то, что уже недостаточно констатировать феномен возникновения нового знания на границах между дисциплинами, что прикладной задачей становится управление этими границами.

(Кратко, не отклоняясь в сторону, заметим, что с семиологической точки зрения механизмы функциональной связи крайностей – “крайней специализации” и междисциплинарной интеграции, не столь загадочны. Это, говоря языком К.Леви-Строса, – медиаторы бинарных оппозиций, в качестве которых в семиотике исследуются метафорические цепи.)

Возможно, именно дефицит таких “открытых” (в частности, и для партнерской работы) теорий для интеграции знания вызвал скопление столь больших объемов эмпирических и экспериментальных данных, во всех без исключения науках, не находящих порой наглядно-образного объяснения даже в узкопрофессиональных научных корпорациях /типичный пример см. в книге: Шипов, с. 43/. Во всяком случае, существенные различия экспериментальных и теоретических подходов в наше время нельзя не заметить. Вероятно, наиболее видна непригодность для теоретизирования “крайне узкой темы”, т.е. крайне узкого набора профессиональных понятий, когда связывать приходится уже не одну-две, а 4-5 и более специализаций или даже дисциплин.

Не анализируя здесь данные науковедения, отметим, что это требование связывания разных специализаций в работе над одной темой приходит в науку из ее прикладных отраслей. Это существенно важно и само по себе, и для дальнейшего изложения. Ведь в наше время, с одной стороны, с известной уже высокой скоростью растет разнообразие доступных прикладникам “высоких” техник и методов исследований – самих по себе уже междисциплинарных. А с другой стороны, расширяется число дисциплин преподаваемых в вузах, и специалисты-практики научных отделов корпораций могут повышать запросы к интерпретационным базам теорий. На практике это требование выражается ростом роли научных консультантов /экспертов/, нанимаемых фирмами на период проведения той или иной прикладной разработки нового продукта).

Как проявляется в обществе обострение этого противоречия – т.е. “провал” опыта междисциплинарных коллективов, согласно М.Догану, и “перепроизводство” экспериментальных и эмпирических данных в отдельных дисциплинах по С.Хокингу /см. ниже/? Теоретическая интеграция знаний обычно сопровождается реструктуризацией и корректурой больших семантических полей (охватывающих и постулаты /см., например: Белл, с. 311/), описывающих целостный объект. Но специализации, о тысячах которых дают наглядное представление, например, специальности медицинского или исторического профиля, по определению, состоят из профессионализмов, ограниченно описывающих только части, а не целостный объект. И не секрет, что, в полном соответствии с профессионально-корпоративной конкурентной этикой, их представители не жаждут вмешательства в свои профессионализмы извне.

Эта аксиологическая (и потому прочная) традиция возникла не на пустом месте. Она закреплена в многотысячелетнем опыте естественного отбора корпоративных нормативистик. И совершенно оправдана не только стремлением специалистов защитить язык своей профессии от возможных деструктивных семантических (смысловых) воздействий извне, но и опасностью вызвать процессы реструктуризации их социально-профессиональной системы страт. Такие перестройки всегда в цивилизациях сопрягались с выбросом некоторых из профессиональных групп в “маргиналию” с потерей статусных привилегий. Давний уже пример 1970-80-х гг.: развитие новой культуры менеджмента (интрапренерства) на Западе дало начало регулярному отторжению больших частей этой во все времена элитной группы управляющих. "Около 600 тыс. средних менеджеров было уволено только в 1985 г. (Отметим совпадение во времени этого события с начавшимся бумом компьютерных технологий.) Около половины менеджеров, уволенных между 1979 и 1984 гг., не смогли устроиться по специальности, и перешли в другие профессиональные группы" (Ньюмэн, с. 120). Известны и регулярные “выбросы” групп ученых (подобных происходившим в “кремниевой долине” в США).

В нашем междисциплинарном контексте специально подчеркнем, что выросшее из недр общества требование изменения культуры менеджмента в указанный период времени привело к дополнению программ учебных заведений не только информатикой, но и рядом гуманитарных предметов.

Иными словами, отдельные корпоративные (даже жизненно важные) интересы, рано или поздно, теряют способность противостоять интересам новых развивающихся профессиональных слоев, новых базовых (и, понятно, научных) технологий. Поэтому целый ряд жизненно важных социально-психологических и политэкономических групповых и индивидуальных мотиваций (широко и успешно исследующихся западной социологией) должен быть учтен для смягчения трудностей процессов формирования МДИ.

В этой связи вернемся к отмеченному выше всплеску в 1990-х гг. роста “эвристических” тенденций в отечественной науке. Высокий рост числа статей и книг естествоиспытателей и технических специалистов, посвященных социальным проблемам, будучи реакцией на возникшую в те годы свободу самовыражения, отразил и общую тенденцию гуманитаризации мировой науки. Вместе с тем, известно, в полосу тяжелых испытаний вошла тогда не только отечественная наука, но и общество в целом.

На этом наблюдении можно понять, как могут противостоять друг другу индивидуальные МДИ и коллективные, в зависимости от того в каком типе социальной системы действует общий механизм инициации междисциплинарных подходов.

Данные собственных исследований отечественного правосудия в контексте эволюционного и компаративного анализа западных и восточных правовых систем выдвигают на первый план существенные недостатки последних. Слабость восточных правовых систем и правосудия оказывается граничным параметром, выраженно ослабляющим развитийные возможности всех институтов общества и государства. Но потому же, – уже на уровне менталитета, тормозится самовыражение творческого интеллекта, лишённого их защиты перед конфликтами.

Наглядный пример – шедевральность научных работ. В России – от паромашинных шедевров крепостных до “космических” шедевров сталинских “шарашек” при нищем хозяйстве страны. Но это – частный случай известного многотысячелетнего опыта стран Востока, которому страны Запада всегда противопоставляли быструю технологизацию любого шедевра и перевод товара из стадии товара-роскоши, служащего прихотям монархов и чиновных слуг, в стадию серийного производства для всего населения. В предыдущих работах предпринята попытка показать, что эффективность такой динамики любого товара обусловлена именно высокой эффективностью расчетного /процессорного/ – рыночно-правового (а рынок без права – миф), механизма на Западе. И наоборот, в странах Востока эти расчётные механизмы остаются неразвитыми. Не попавший “в серию” товар не оплачивает труд учёного. По общим законам социальной динамики “людей и вещей”, сами разработки и их авторы следуют вектору естественного тяготения к Западу, поскольку там их работа оплачивается, обеспечивается минимально необходимыми условиями, особенными для интеллектуального труда и жизни.

Экономическим следствием низкой правовой культуры общества становится “атомизация” психик и как частная форма, ремесленная замкнутость. Отсюда “обычный” парадокс: автор заведомо междисциплинарной разработки, как правило, еще "сырой" сторонится ее продолжения в коллективе. Правовая незащищенность (а такую защиту может дать только эффективный суд, но никак не “самое справедливое” законодательство) повсеместно принуждает интеллектуалов к морали “глухой обороны” от плагиата. Партнерство в науке, которое не следует путать с административной связью в “коллективы” через отделы кадров, в таких условиях – дело уникальное; и – именно для новаторских, прорывных работ. Современные глубины научных тем и необходимость анализа огромных объемов эмпирических и экспериментальных данных, в этих условиях делают невозможным доведение индивидуальных междисциплинарных разработки до прикладных форм, и общество, как правило, теряет их. Как в прошлые века, низкой правовой культурой в обществе в целом подавляется предпринимательство. Поэтому индивидуальные МДИ-разработки не находят ни партнерской, ни инвестиционной поддержки. Это, повторю, старая традиция в странах восточной ветви эволюции, уже начиная с древнего мира.

Выше, напомню, предполагалось, что теоретически целесообразно вывести проблему коллективных МДИ из плоскости индивидуальных способностей в плоскость технологий коммуникации. Теперь уточним, – включая сюда не только компьютерные техники, но и семиологические техники преодоления межъязыковых барьеров.

Решение парадокса (“провал опыта коллективных МДИ на фоне перепроизводства экспериментальных данных”) кажется целесообразным искать в анализе естественного хода эволюции науки, и ранее, хотя и в меньших масштабах, претерпевавшей фазы интеграции дисциплин. Вспомним известные концепции, исходящие из анализа степени зрелости материальных технологий, и аппроксимируем их на эволюцию интеллектуальных. Так, типичные междисциплинарные науки, – геохимия и геофизика, биохимия и биофизика, и др. пришли в вузы, когда начался подъем “высоких технологий” (1950-60-е гг.) – резко упала трудоемкость и возросла производительность научной лабораторной техники. Хотя становление их как научных дисциплин берет начало в конце XIX - начале XX вв. Думаю, поэтому вторую половину XX в. вполне правомочно назвать этапом зачатия и вынашивания междисциплинарных психик в целом ряде научных направлений. Их особенность – первые формы межпрофессиональной толерантности, Правда, еще не подкрепленной тогда технически.

Сегодня, и опять на наших глазах, аналогичную высокую крутизну демонстрирует развитие компьютерных техник. И нетрудно видеть, что они не просто усиливают те, ранее возникшие и развившиеся “высокие” экспериментальные техники. Отличие современного этапа состоит в том, что компьютерные техники уже на порядки увеличили скорость анализа и переработки текстов (в электронных библиотеках с необходимым набором сервисных функций поиска, анализа, вывода и др.). Тем самым, несомненно, они выдвинулись в ранг техник собственно теоретической работы, так же явно формируя и ее профессиональную специфику своими особыми методами.

Вряд ли на фоне этих изменений можно оспорить тот факт, что с ростом лабораторной (кабинетной) производительности труда теоретика, сам этот труд из разряда привилегий авторитетных профессионалов-экспериментаторов переходит в сферу массового труда научных работников. Этот несколько вызывающий сегодня вывод я попытаюсь обосновать в отдельном более детальном изложении материалов по прогнозу постиндустриальных изменений и показать, что в нем фокусируется ряд отдаленных друг от друга тенденций в изменениях социально-профессиональной структуры.

Уместно в этой связи сослаться на мнение известного американского специалиста. "Осевым принципом постиндустриального общества является громадное социальное значение теоретического знания и его новая роль в качестве направляющей силы социального изменения. ... Сущность этого изменения, как в технологии, так и в науке связана с расширением "поля отношений" теории и сферы ее применения, вследствие чего становится возможной систематическая синергия в открытиях и в разработках новых продуктов и теорий” /Белл, с. 311; курсив мой/. Об этом же свидетельствует, по-видимому, вывод отечественного эпистемолога: “сам идеал фундаментальной теории потерял свою всеобщность, ... Происходит как бы процесс инструментализации философских или метафизических соображений” /Романовская, цит. по: Суркова, с. 136; курсив мой/.

Эти, еще недавно лишь гипотетические прогнозы, сбываются на наших глазах, благодаря компьютерным техникам. Из кабинетов лингвистов и семиологов-теоретиков в отделы транснациональных корпораций переместилась и стала прикладной задача машинного семантического (смыслового) поиска фрагментов текстов (например, в знаменитой фирме Lotus /70% мировых продаж программ для документооборота/). Но и без этого компьютеры обрели способность радикально изменить, например, учебный процесс.

В междисциплинарном контексте нашей темы это значит, что ученые-теоретики (поскольку для них учебный процесс – имплицитно неотъемлемая часть научной работы) получили именно те техники, которые уже позволяют им соединяться в научные коллективы. – Техники, уже дающие чуть не мгновенную трансляцию профессионализмов для взаимопонимания в МДИ-коллективе.

Не случайными в этой связи можно назвать и такие факты, как начало использования Библиотекой Конгресса США и рядом западных вузов роботов-сканеров (с производительностью более 60 книг/сутки /при среднем объеме ~ 500 стр./) для конвертирования миллионов их бумажных текстов в электронные.

Разумеется, Конгресс США в большей мере озабочен прикладными аспектами междисциплинарной работы, нежели научно-теоретическими. Междисциплинарность в системах управления – факт общепризнанный со времен А.Файоля (Г.Кунц, С.0'Доннел, с. 22). Но это лишь подтверждает подчеркнутое нами выше то положение дел, что наука активируется в своём развитии импульсами, идущими от прикладных социальных сфер.

Согласно предварительным исследованиям, одной из качественных ключевых особенностей постиндустриального общества, о переходе к которому пойдет ниже речь, по-видимому, будет иррадиация экспертного исследования на все сферы социальной организации и, прежде всего, на экономику и политику. Экспертный же подход представляет собою наиболее выраженную прикладную форму МДИ. Предвестником радикального изменения его социального статуса могут служить, в частности, давно и интенсивно ведущиеся разработки соответствующего инструментария теоретических МДИ – экспертных программ, техники когнитивной компьютерной графики (см., например: Ракитов; Зенкин, Зенкин), телекоммуникации (Б.Гейтс; Д.Мартин) и др. Об этом свидетельствует и выдвижение экспертного аппарата президентской власти в стране-лидере, США, в доминанту над тремя остальными классическими ветвями государственной власти /Леттер; Тимофеева; Шаклеина; Фигатнер, 1993/.

Как видно, здесь, с одной стороны, учтены социально-психологические и экономико-политические трудности, стоящие перед междисциплинарными исследованиями. Но с другой стороны, обнаруживается тот необходимый минимум текущих технологических изменений, которые естественным образом подталкивают современные социально-гуманитарные и естественные науки к изменению собственных позиций в отношении к своему развитию (реформированию), к поиску и разработке собственных междисциплинарных "операционных оболочек".

В связи с указанной выше ролью прикладных социальных сфер, думаю, вполне объясним тот факт, что на Западе уже началось интенсивное развитие партнерских междисциплинарных научных работ. Важно подчеркнуть, что прошло менее 10 лет после вывода М.Догана о повсеместных “провалах междисциплинарных проектов”, как практика начала опровергать этот вывод. (Этот пример показывает, насколько слабы ещё техники индивидуального теоретического прогнозирования перед лицом социальной практики.)

Приведу пока одно, но весомое свидетельство, поскольку оно исходит от редактора ведущего среди мировых журналов, Science Magazine, т.е. специалиста, имеющего возможность оперативно наблюдать особенности динамики статейных публикаций.

“Учёный, … всё больше отступает от институционализированной – а, по большому счёту, закрытой цеховой организации своей деятельности”, – с этого вывода начинает обсуждение культуры научных публикаций старший редактор Science Magazine, Ф.Д.Суроми (в пересказе Ю.М.Плюснина). И вот, как его сообщение затрагивает нашу тему:

“Третьей тенденцией модной области оказывается нужда в интеграции исследований. Необходимость быстро печататься требует кооперации, сводящей вместе разные виды знаний, существенные для решения данной проблемы. Это автоматически приводит к тому, что учёный начинает публиковаться и в областях, очень далёких от его первоначальной специализации”. (Szuromi, цит. по: Плюснин)

Заметим, что “необходимость быстро печататься” не есть особенность западной науки. Существенно важно увидеть, что усиление этой необходимости исполняет роль инициатора интересующего нас процесса становления МДИ именно в тех условиях, где обсуждавшиеся выше и общие для всех видов человеческой деятельности механизмы рыночно-правового расчета в обществе работают исправно.

Показателен и комментарий Ю.М.Плюснина:

“С точки зрения большинства отечественных учёных это минус профессионализму исследователя. Но для западного, в том числе американского исследователя, это уже давно не так. Широта исследовательских интересов не только повышает конкурентоспособность учёного, но позволяет ему претендовать на занятие должностей в нескольких разных отраслях, а кроме того, даёт возможность иметь столь важные для успеха публикации сразу в нескольких перспективных направлениях” (см. там же).

Легко понять, что развитие МДИ в западной науке идёт не по инициативе теоретиков, а в классическом для этих стран режиме бессознательного инициирования ответов на естественные вызовы времени и потребности общества, актуализируемые соответствующими прикладными практиками. В сущности, МДИ развиваются там в предпринимательском режиме (отмечено и Ф.Д.Суроми), цели которым задает рынок, а точность его индикаторам и возможность свободного выбора своей подцели индивиду – эффективная система права. Но этот факт, на мой взгляд, тем более ценное свидетельство в пользу проводимого анализа проблемы МДИ.

***

Данная работа публиковалась в 1998 г, – т.е. уже 5 лет назад. Когда, –что можно утверждать уверенно, на основании практического опыта, – компьютерные технологии ещё явно еще не обладали свойствами, указанными кратко в предыдущем параграфе. Хотя попытки прогноза мною делались тогда, и тогда же был начат проект, позволивший теперь уверенно констатировать их наличие сегодня.

Поэтому в завершение раздела оставим без правки выводы той работы:

Беспристрастная рефлексия подобных работ, как и собственной, принуждает к осмыслению объективных культурологических, социально-профессиональных и других предпосылок, затрудняющих интеграцию таких /междисциплинарных/ текстов (см., например: Орлова, с. 70-71) в сети научного обмена, осложняющих их использование в традиционных научных направлениях. Стремление к разрешению этих проблем, позволяет надеяться на адекватные встречные попытки коллег и на совместное акцентирование не естественных и неизбежных недостатков находящихся в становлении МДИ, а поиска новых технологий для них и для научной коммуникации.

Проблемы МДИ, как сказано выше, непосредственно сопрягаются с проблемами теоретической систематизации знаний. Поэтому здесь специально подчеркивается концептуальный характер данной работы. Хотя ее методология позволяет надеяться на переход к строгим доказательствам (включая и трансляцию вводимых лексико-семантических формализмов на язык математики), но она же объясняет причины большой сложности движения к таковым в современных условиях. Использование нескольких профессиональных тезаурусов неаддитивно увеличивает объем работ, поэтому к преобладающим среди этих причин, кроме межпрофессиональных языковых и психологических барьеров, можно отнести ещё недостаточную развитость информационной техники для междисциплинарной организации научной работы.

Ситуация уже изменилась. И это хочется подчеркнуть.

…………………………………………………………………….

…………………………………………………………………………………………………

Следующую матрицу (таблица 3) назовем "категориальной" – в ней сгруппированы фундаментальные общенаучные категории. Образуемым ими по строкам тетрадам можно дать следующие условные названия: (1) - "субстанции" нашего мира и (4) - “высшие уровни их самоорганизации” в природе. Две средние строки определим как: состояния движения (2) и динамики движения (3), опосредующие взаимопревращения компонентов строк (1) и (4) друг в друга.

При формировании этой матрицы предпочтение отдано известной космогонической модели А.Линде, гипотезе о множественности вселенных и о естественном взаимосвязанном и взаимообусловленном сопряжении основных состояний этого мира – хаоса и детерминизма (Линде; Семенов, с. 41-44). Возникновение и развитие каждой новой вселенной, инициируемые, согласно А.Линде, “инфляционным расширением”, можно рассматривать как процессы роста разнообразия форм Хаотических и Детерминистических движений (ХД и ДД) в ее сначала изолированном пространстве (рассмотрим их ниже). Эта модель позволяет также предположить, что эволюция вселенной берёт начало с момента отграничения ее от мира вселенных (сквозной для данной работы акцент на понятии “граница” объясним ниже) и идет впоследствии под непрерывным его хаотропным воздействием.

Исходя из этих условий, далее попытаемся рассматривать эволюцию Вселенной как целостной системы, претерпевающей последовательные переходы через стадии изолированного, адиабатически изолированного и замкнутого состояний к открытому (о связи общепринятой иерархии типов физических систем с состоянием их границ также см. ниже). Способность же ряда вселенных к самовоспроизводству, предполагаемую в модели А.Линде, будем считать результатом непрерывно идущих в охватываемом ими пространстве процессов взаимных превращений хаотических движений в детерминистические и обратно, с преобладанием первых трансформаций над вторыми. То есть будем полагать, что существование Вселенной обеспечивается постоянной “подпиткой” хаотическими движениями из мира подобных ей вселенных, которые трансформируются в движения детерминистические на её границах (внешних и внутренних), благодаря свойствам последних.

Для описания элементарных хаотических движений (возникающих, как здесь принято, в среде “мира вселенных“ А.Линде) использована следующая лексико-семантическая группа понятий:

Инерция ® Квантование ® Флуктуация ® Сверхтекучесть.

В качестве элементарных детерминистических движений рассматриваются: Вращательное ® Колебательное ® Возвратно-поступательное ® Поступательное.

Необходимо отметить, что в интерпретации этих, на первый взгляд уже общепризнанных научных понятий мнения специалистов расходятся порой полярно. В частности, можно встретить возражения против распространения понятия “квантование” из области “умозрительного вспомогательного математического инструментария” на область реальных явлений. И, наоборот, другие авторы распространяют его из области физики микромира на уровень макроявлений - “квантование планетарных орбит” и проч. Встречается и отказ от разделения возвратно-поступательного и колебательного движений на самостоятельные виды движения. И т.п.

Поскольку разрабатываемая в данной работе ТПО-методология по определению направлена и на выявление медиаторных пар, она подразумевает сохранение и использование максимального числа существующих профессионализмов – профессиональных понятий, образов картин мира. Человеческий язык рассматривается в данной работе как наследственный аппарат социальных организмов. Но, в отличие от генома биосуществ, допускается наличие у него способности управлять не только динамиками воссоздания, воспроизводства и развития (см. 3 строку в категориальной матрице), но и – динамикой творчества. Подчеркнем, что не только управление, но и осмысление природы человеческого творчества (как равно и творческого действия природы), это – ещё лишь цели для исследователей, не облечённые в форму задач с присущей последним четкостью выражения условий, техник и способов решения. Достаточно указать, что смысловые ядра категорий творчества и развития ещё не отчленены, и последние нередко используются как синонимы.

Свидетельством сказанному служит тот известный факт, что лишь в последних десятилетиях второй половины XX в. перед мировым научным сообществом от лица экономических и политических элит была поставлена задача поиска методов и техник “стабильного развития”. В нашем контексте приходится обратить внимание на то возражение, которое не столь категорично, как в былые времена, но было озвучено в литературе некоторыми известными коллегами. “Не следует переводить буквально слово ‘sustainable’, т.е. термин ‘стабильность’ в сочетании с понятием развития надо понимать метафорически”. Иными словами, при использовании понятия развития ими разумеется тот нелинейный характер динамики процесса, в котором допустим его уход в бесконечность, т.е. по сути, взрывная природа. Понятие ‘стабильности’ в этой связи считают неуместным.

В некотором смысле знаментально, что биологи не позволяют себе такого представления о развитии, а специалисты социально-гуманитарного профиля присваивают эти, акцентируемые физиками и физико-химиками характеристики, процессам не развития, а творчества. Широко известна и показательна в этом смысле книга академика Ю.М.Лотмана, “Культура и взрыв”, в которой взрыв как атрибут искусства он анализирует на сотнях примеров чуть не с той же логической строгостью, с какой физики и химики исследуют его инструментально. По прочтении этого труда Ю.М.Лотмана трудно сомневаться во взрывном характера именно творческой динамики.

Что касается типичных форм для описания динамик развития, то среди них обращают на себя внимание S-образные кривые, соответственно, обладающие выраженными “началами и концами”. Как интересный факт здесь стоит отметить работы Дж.Форрестера, ещё в 1970-х г., по компьютерному моделированию динамик процессов урбанизации (развития городских поселений). В тексте, обобщающем его исследования этих многопараметрических моделей, процесс развития по данным обсчёта эмпирических материалов предстает во множестве разных, но обязательно содержащих S-образный участок кривых. Таковые широко представлены и в различных разделах естествознания.

И если биология развития в последние десятилетия оформилась как самостоятельная отрасль, привлекающая к себе все большее внимание специалистов разных наук, поскольку в эпоху “highe technology” обрела большой арсенал инструментальных техник, то этого ещё никак нельзя сказать о “науке о творчестве”. Много более простые проблемы осмысления природы человека и общества еще не обрели форму задач. Скорее, наоборот, есть основания сомневаться в том, что его будет исследовать “логия”, а не вновь сложившаяся сфера искусства, интегрирующая в себе экспериментальные и теоретические методы современных наук.

Остро актуальными же в наше время остаются задачи познания законов и техник управления репродуктивными, воспроизводственными процессами и, как сказано выше, процессами развития.

Возвращаясь теперь к дискуссии о применимости понятия ‘стабильность’ к процессам развития, пока лишь напомню отмеченный в предыдущих разделах феномен инверсии причинных цепей. Одним из основных механизмов этой инверсии с большой долей вероятности можно считать находимую не только в наших работах взаимозависимость между динамиками воспроизводства и развития. Поскольку она осложняется именно одновременной противоположной направленностью их по отношению друг к другу, постольку и появляется необходимость ставить вопрос о стабилизации процесса развития, предотвращения его нарушений от несогласованности с неотъемлемой от него его антиномичной парой, – динамикой воспроизводства. (Иными словами, чтобы реформаторы не разрушали социальную систему, а действительно развивали ее, необходимо знать естественные законы, коим подчиняется феномен инверсии.)

Что до отождествления, например, возвратно-поступательного и колебательного движений, то, не оспаривая их сильную генезисную связь, стоит вспомнить о следующем: естественные, и тем более профессиональные языки, как о том, писал ещё Ф. Де Соссюр, не хранят в себе лексико-семантически тождественные дубли. Соглашаясь с мнением Ойгена Розенштока-Хюсси ("подлинный язык уважительно относится к истории человечества вплоть до его истоков", Розеншток-Хюсси, с. 51), думаю, что если в профессионализмах сохраняется какой-то термин, не отбрасывается со временем, то в нем следует искать скрытую еще от исследователей семантику.

В первом приближении, например, можно отметить следующие различия между независимыми друг от друга /автономными/ формами возвратно-поступательных и колебательных движений: отсутствием у первого и наличием у второго определенных фиксированных а) центра симметрии и б) периода /частоты/ как условий их существования.

Данная матрица - не более чем гипотетическая рабочая заготовка. К известным фундаментальным научным тетрадам категорий здесь добавлены собственные конструкции - две средние строки. Они сформированы на основании высокой частоты совместного употребления этих категорий, как в уже классических, так и в современных научных исследованиях (хотя, теперь уже можно говорить об их видовом родстве). В дальнейшем мы будем использовать тетрады-строки этой матрицы для аналоговых построений.

Рассмотрим некоторые известные теоретические представления, приемлемые, на мой взгляд, для проводимых здесь построений, а также используемые в работе соображения о коррелятивных взаимосвязях между компонентами в соответствующих столбцах таблицы 3, полагая, что они, по меньшей мере, дают ей право на существование в качестве гипотезы. (И разумеется, что последующая демонстрация корреляций по столбцам матрицы преследует выявление не абсолютов, но лишь доминант, т.е. учитывает и детерминистические, и хаотические /меньших порядков/ связи всех компонентов матрицы со всеми.)

В современной теоретической физике все чаще предлагаются концепции и теории, выделяющие следующие особенности периода только физической эволюции (до возникновения полнокомпонентных структур атомов) (см. первый слева столбец таблицы 3).

1. Основными "действующими лицами" были свойства физического вакуума, проявлявшиеся во взаимодействиях полей, в продуцировании ими своих дискретных носителей, – элементарных частиц как сгустков /пакетов/ полей. Вероятно, их множества и трансформируют хаотические движения полей в детерминистические, давая начало физическому детерминизму Вселенной (что, правда, требует специальных объяснений и обоснований).

2. Решающая роль во взаимодействиях объектов со средой принадлежала энтропии, а не энергии (см., например: Пригожин, Стенгерс; Шипов).

3. Основным типом динамики существования большинства видов элементарных частиц (по критерию “время жизни”) было воссоздание, т.е. виртуальное движение - "возникновение-исчезновение". Виртуальный режим существования элементарных частиц можно непротиворечиво объяснить природой энтропии, в том случае, если верна изложенная ниже гипотеза. В ней принято, что энтропия это функция фундаментального свойства нашего мира – генерации устойчивых границ, обеспечивающих стабильность (конечное время жизни) различных состояний движения. В этом случае виртуальные частицы представляют собой первый (нижний) уровень эволюции элементарных частиц и характеризуются очень малым временем жизни, т.е. минимальной “прочностью”, устойчивостью к хаотропным воздействиям границ между ними, элементарными полями и порождающим их физическим вакуумом.

Накапливаемые данные, позволяют считать естественным, что последующая химическая эволюция (атомов и молекул) должна была нивелировать, скрыть генезисные механизмы действия виртуальных частиц (это “сокрытие” субстанциальных элементов найдено и на других уровнях). Что объясняет отмечаемые специалистами трудности теоретической и особенно экспериментальной разработки их роли и значения в физической эволюции.

Общеприняты следующие характеристики этого уровня самоорганизации природы (см. второй слева столбец таблицы 3).

1. Субстанциальные элементы на этом уровне представлены веществом, ионами - атомами - радикалами - молекулами.

2. Среди состояний движения вещественных объектов (элементов, соединений и их ассоциатов) доминирует энергия связей, представленная известным разнообразием, как абсолютных значений, так и потенциальных и кинетических форм у микро- и макрообъектов.

3. Основной тип динамики существования атомарно-молекулярных структур - воспроизводство. Этот репродуктивный режим состоит в образовании и разрыве химических связей атомов в молекулах химических соединений, что приводит к множественному копированию одних и тех же продуктов в определенных условиях среды. Природа демонстрирует репродуктивность химического уровня в мириадах диахронно и синхронно протекающих реакций, как в гигантских скоплениях водорода, гелия и углерода в звездах, так и в совокупностях сложных элементов, попавших в достаточные для их взаимодействий условия.

Преобладание репродуктивного типа динамики на химическом уровне демонстрируется высокой детерминистичностью объектов и процессов. Она предполагает недостаточность “само-произвольного” (управляемого внутренними структурами) изменения ими конечных продуктов и схем взаимодействий, что присуще биосуществам, поскольку такими изменениями у последних может управлять их генетический аппарат. Химическим молекулам, если бы они “захотели” уподобиться биосуществам в управлении своим поведением и его результатами, пришлось бы учиться управлять мутациями составляющих их атомов, что, как известно, не их прерогатива, и возможно лишь в рамках физических, ядерных реакций (процессов физического уровня).

…………………………………………………………………….

(Второй справа столбец в таблице 3). В биологии, в отличие от химии, приведенные в матрице основные категории биологической эволюции нельзя назвать общепризнанными. Причины этого, на мой взгляд, имеют свои социально-психологические истоки. И вот почему.

Как показывает данное исследование, основная цель эволюции цивилизаций (в отличие от первобытности) состоит в освоении (познании) химического уровня самоорганизации природы, на котором преобладает репродуктивная динамика объектов. И этой способности к устойчивому самовоспроизводству, строгому техническому детерминизму, "у него учатся" социальные организмы. (Напомню, что массовая идеология детерминизма была подготовлена физическим гением и достигла апофеоза на первых 2-х стадиях (до 1950-х гг.) технологического /индустриального/ общества.) Будучи жизнеопределяющими для современных людей, репродуктивные цели и объекты до недавних пор задавали соответствующий тип мировосприятия всему населению, включая и ученых. Этим объясняется то, что с момента открытия генетикой природы репродуктивных процессов у биологических существ, мы не устаем изумляться и восхищаться их необыкновенной способностью сохранять в миллионолетиях красоту и богатство биосферы. Кроме того, до сих пор многие научные данные о механизмах этой способности биосуществ к стабильной репродукции своих тел и видового состава биосферы остаются без объяснения. В этих условиях, совершенно естественно, непросто придти к заключению о том, что репродуктивные свойства биосуществ – далеко не главное и даже не их сущностное свойство, что основной динамикой их жизни является развитие.

Достаточно мощные научные направления – эволюционная биология и биология развития, несмотря на все свои огромные успехи, до сих пор не ставили вопрос о смене центральной – репродуктивной, догмы генетики на развитийную (хотя, похоже, что уже накопленные данные начинают менять ситуацию). Что объяснимо ввиду отсутствия общепризнанной в своей доказательности теории эволюции, и потому регулярного выдвижения в научных кругах, далеких от биологического профессионализма (а иногда и в них), “контраргументов” самому факту ее существования.

Дело здесь, как можно думать, не в ограниченных возможностях существующей техники эксперимента и не в недостатке выдающихся специалистов. Скорее, – опять в ресурсах. Примеры тому дает история.

Зародившись в 1850-60-е гг. в работах Г.Менделя, генетика начала бурно развиваться лишь спустя более полувека, т.е. тогда, когда этого потребовала демографическая ситуация в быстро урбанизирующихся обществах, переходивших к тяжелым индустриям. Финансовая поддержка и социальный интерес к генетике пришли вместе с необходимостью интенсификации производства аграрной продукции. Рыночные механизмы “дали добро” на обновление технологий фермерских хозяйств. Новые репродуктивные потребности общества востребовали активизацию науки о репродуктивных свойствах живого, поскольку речь шла об “улучшении” генофондов растений и животных, а не об их изменениях; о подстегивании продуктивности, а не об изменении функций.

Есть ряд оснований полагать, что и в наше время будет работать этот механизм. Точнее, он уже начал работать в двух связанных направлениях, - медицинском и геронтологическом, в которых генетика начинает доминировать рядом с химическим синтезом. Рост успехов в этих областях, думаю, станет прикладным свидетельством того, что наследственность не преграда существенному изменению генетических программ, и в себе содержит необходимые для этого механизмы. Первой здесь заявила себя фармакологическая генетика микроорганизмов. А недавно прозвенел звонок из лабораторий исследователей стволовых клеток, закрывших дискуссии о “пределе Хайфлика” (он, как полагали ранее, устанавливал предел росту продолжительности жизни животных и человека).

В этой связи нельзя не видеть, что и ситуация в современном мире меняется. Уже политики и предприниматели, а не только экологисты, по известным причинам, заострили проблему устойчивого социального развития (Медоуз, Медоуз, Рандерс, Беренс). На мой взгляд, накопленные генетикой и биологией развития разработки вскоре будут востребованы социальными науками, а их сотрудничество будет еще более поддержано гражданским обществом. Это можно предположить на основании складывающейся в работе концепции о приближении начала выноса промышленных технологий в ближний космос. Она будет обсуждаться в отдельной работе. Но в этом контексте уместен один из ее выводов: комплекс биологических средств защиты от поражения космическими излучениями работающего в космосе человека, скорее всего, возглавят технологии стволовых клеток. Так как в целом по этому направлению складывается цепочка трэндов, взаимно инициирующих развитие друг друга в разных научных областях: а/ материаловедческие разработки на космических станциях для развития ядерных “микро-технологий” (энергетических и иных), б/ создание новых космических носителей, в/ проектирование способов организации промышленного производства в космосе, г/ конструирование рабочих мест в этих технологиях. И далее, с началом этих изменений, предполагаемые: д/ регулярные ускоряющиеся реструктуризации целых секторов рыночной инфраструктуры, е/ рост потока жителей стран “третьего мира” в космические производственные комплексы, и т.д., а для всего этого – ж/ усиление рыночного спроса на средства защиты. Нетрудно понять, что скучно и фантазийно эти пункты выглядят только в тексте. Зная историю технологических переворотов и современные скорости социальных изменений, трудно ошибиться, предвидя сильные потрясения во всем мировом сообществе.

Нам же здесь это нужно упомянуть только, чтобы пояснить, сколь много изменений и мотиваций заставят общества обратиться с запросами к биологической науке, сколь возрастет не только финансирование, но и поток информации, необходимой исследователям.

В современных же условиях крайней дискуссионности вокруг проблемы развития и в рамках задач данного изложения не остается иного, как кратко перечислить собственные соображения. Они опираются на известные эмпирические данные, хотя и неоднозначно трактуемые специалистами. (Хочу подчеркнуть, что собственным пониманием данной проблематики считаю себя обязанным таким известным отечественным специалистам, как Лейзер Беркович Меклер и Феликс Залманович Меерсон.) Обратимся к 3 столбцу категориальной матрицы:

1. Субстанцией для биологической природы служит пространство, поскольку феномен жизни возникает в макро-молекулярных и над-молекулярных структурах (НМС). НМС, это – хромосомные, белковые, мембранные и мн. др. конструкции. Биоэволюция состоит в росте разнообразия не новых видов атомов и химических молекул, а этих их усложняющихся пространственных комплексов, – НМС. Осваивая пространство уже на молекулярном уровне, биосущества создают новый уровень детерминизма: одни НМС образуют в телах клеток множества разных “реакторов” (“кластеры”, “камеры”, “хелатные карманы” и др.). Другие управляют взаимодействиями химических молекул в этих реакторах, заставляя их продуцировать энтропию (рассмотрим ниже) и энергию в своих жизненных целях. Третьи НМС, точно порционируя энтропию и энергию, используют их для строительства своих тел, для передвижения в пространстве, и, конечно, прежде всего, – для записи информации обо всех этих событиях. Собственно запись информации (письмо, тексты) в НМС, это тоже – пространственные конструкции, которые и составляют главную специфику живого, поскольку позволяют биосуществам не изменяться под хаотропными воздействиями внешней среды, а, используя “записи их истории”, превентивно адаптироваться к ним. Своими конформационными и конфигурационным движениями НМС как бы мимикрируют под хаос среды, автокоррелируют и коррелируют его движения, тем самым “умело” направляя их в детерминированное русло в собственных нуждах. Аналогичным образом, отвоевывая пространство у хаоса, и увеличивая пространственный объем своих организмов и их сообществ, биосущества распространяли свой, пространственный, детерминизм во все уровни самоорганизации планеты (лито-, гидро-, атмо- и отчасти ионо-сфер), создав на макроуровне тот, украшенный их фантазией, наш дом, который мы именуем биосферой.

В отличие от объектов химического уровня организации, в жизни биосуществ конечную, решающую роль играют не вещественные и энергетические взаимодействия (как начальные ресурсные условия), а информационные. От объема, накопленной в геноме, в нервной системе и др. структурах тел биосуществ информации, от эффективности имеющихся у них систем ее переработки, преобразования и утилизации всецело зависит успех их целедостиженческой развитийной доминанты – освоение и наращивание разнообразия форм окружающего пространства.

3. Развитие определяется основным типом биологических динамик по следующим причинам. Благодаря способности не только сохранения, но и переработки и продуцирования информации, живая природа многократ усовершенствовала механизмы репродуктивных процессов. Что затребовано воспроизводством много более сложных, разнообразных, чем на химическом уровне, молекулярных и над-молекулярных конструкций.

В свою очередь, именно благодаря усовершенствованным формам репродуктивных процессов (химических лишь в своей энергетической основе), стабильному многопоколенному воспроизводству видов и постоянной репарации тел, большую часть времени жизни биосущества могут существовать в режиме развития. Стабильное воспроизводство выступает для него необходимым условием. (Для профессионалов в науке строгая воспроизводимость не только результата, но, прежде всего, условий эксперимента – не новость. Как можно извлекать потенции из объектов, если сами объекты, их свойства непредсказуемо меняются?)

В связи с проблемой верификации процессов развития вряд ли следует отрицать необходимость поиска нового инструментария, как в экспериментальной, так и в теоретической биологии. Речь идет об инструментарии, прежде всего, позволяющем отличить развитийные процессы от репродуктивных, т.е. позволяющем выделять их в качестве самостоятельного объекта исследования – отличать от репродуктивных не только на макро-, но и на всех средних и микро-уровнях. Ввиду отсутствия в самой биологии таких общепризнанных критериев, на мой взгляд, их целесообразно позаимствовать в социальных науках.

Так, уже в классической политической экономии систему этапов цикла социального воспроизводства описывают в следующих известных категориях: производство – распределение – обмен – потребление. Как показывает собственный опыт работы, с помощью этих категорий репродуктивные процессы в биологической природе могут быть классифицированы и распределены по соответствующим уровням иерархии (от макроуровня биосферной организации до микроуровня внутриклеточных метаболических процессов). И ряд биологических классификаций по тем или иным своим критериям, действительно, уже изначально отвечает этой структуре категорий.

Приведем основное смысловое содержание этих категорий в трактовке социологов. "Адаптация затрагивает проблему охраны от воздействия внешней среды достаточного количества приспособлений, а в дальнейшем - их распространение на всю систему. Достижение целей относится к проблеме установления приоритета в системе целей и мобилизации системы средств для их достижения. Интеграция обозначает проблему координации и поддержания жизнеспособных взаимосвязей между единицами системы. Латентность охватывает две взаимосвязанные проблемы - сохранение формы и снятие напряженности. Сохранение формы имеет отношение к следующей проблеме: как добиться, чтобы "актеры" в социальной системе проявляли "соответствующие" черты (мотивы, потребности, умение мастерски исполнять свои роли и т.д.). Снятие напряженности относится к проблеме внутреннего напряжения "актеров" в социальной системе" (Тернер, с. 73).

Поскольку наибольшей критике Т.Парсонс подвергался за телеологичность этой своей категориальной конструкции (к середине XX в. еще преобладала уверенность научного сообщества в том, что целедостижение суть прерогатива только человека), обратим внимание на то, что известный феномен стрессовой реакции как предшественник и активатор адаптационных процессов, представляет собой тот конкретный механизм, посредством которого формируются целедостиженческие реакции и/или мотивации у живых существ. Но в целом, безусловно, еще необходимы специальные исследования для согласования приведенных категорий социальных наук с биологическим тезаурусом.

Повторю, что обе системы категорий предлагаются здесь в качестве критериальных инструментов для дифференцирования процессов воспроизводства и развития.

Развитие, вероятно, преобладает как в жизни отдельной особи, так и всей биосферы. Например, “моментальный” видовой состав биосферы составляет лишь малые доли процента от всех существовавших на планете видов /Волькенштейн, с. 435-436/. Этот факт может служить указанием на необходимость многих “промежуточных” видов для развития одного стабильного. Изучением его доказательств/опровержений и занимается эволюционная биология. Если он подтвердится (а таких данных накоплено множество), то это и будет служить свидетельством того, что основным режимом существования биосферы является развитийная динамика.

Ряд данных различных биологических дисциплин позволяет заметить, что и большая часть времени жизни отдельной особи у прокариотов, простейших и многоклеточных расходуется на процессы развития. Чтобы понять это, необходимо акцентировать не различия филогенетической и онтогенетической изменчивости по критерию наличия или отсутствия "наследственной передачи признаков" (тем более что существует уже достаточно оснований к взаимной интеграции учений Ж.Б.Ламарка и Ч.Дарвина /см., например: Меклер/). Этот еще действующий акцент тоже объясним в рамках рассмотренной выше психологической доминанты репродуктивного мировосприятия над развитийным, когда изменчивость исследуется исключительно в контексте репродуктивных свойств живых существ. В свое время это было неизбежно, но времена меняются.

Представляется, что теперь важнее понять sui generis природы развития, в ее предшествовании репродуктивному функционированию организма, поскольку в нём эти процессы могут быть охвачены от начала и до конца, в отличие от процессов эволюционного развития.

С этих позиций нетрудно увидеть, что развитийные процессы у биосуществ доминируют над репродуктивными уже на уровне суточных циклов. Генетические аппараты множества клеток тел многоклеточных (за исключением много меньшего числа генеративных и стволовых клеток) повседневно работают в процессах фенотипической адаптации (см., например: Меерсон). Можно ли отрицать развитийную природу фенотипической изменчивости? Что же касается того, какие клетки – генеративные или соматические, играют большую или меньшую роль в развитийных процессах, и в каких именно, то это вопрос о проблемах классификации разнообразия процессов развития, а не основание для актуализации репродуктивной догмы.

Уместно заметить, что успех верификации феномена развития и разработки соответствующего тезауруса в значительной степени будет зависеть от изменения нашего подхода к оценке роли хронологических параметров исследуемых с этой целью процессов. Все относительно просто, когда речь идет о макропроцессах, в своей непрерывности от начала до конца доступных визуальному органолептическому восприятию человека. А большая часть процессов в современной социальной жизни имеет рекреативную (воссоздание, выживание) и репродуктивную природу (хотя и здесь, как сказано выше, быстрые изменения налицо).

И иное дело, когда тот или иной из многих видов процесса развития успевает завершиться за доли секунды, а происходит он на фоне и в непосредственной функциональной связи с каким-то из видов много более длительного процесса воспроизводства. В этом случае традиционной репродуктивной психике, масштабирующей реальность по параметрам собственного времени жизни (человек, действительно, "мера всему сущему") крайне трудно провести между ними различие.

(Заметим кратко, чтобы не отдаляться от рамок темы работы, что наиболее перспективным массивом эмпирических и экспериментальных доказательств повсеместно развитийной динамики существования биосуществ, мне представляются данные о пространственной организации – о динамике форм, как тел особей, так и их сообществ и иных все более крупных частей биосферы. Иными словами, чтобы понять роль динамики развития в биосфере, внимание исследователя должно переключиться на субстанциальные для биологии данные.)

Понятно, немалое число биологов придерживается эволюционных воззрений, не подвергая сомнению реальность процессов развития. Однако правда состоит в том, что их убежденность опирается на свой интуитивный опыт профессионалов и что, без целостной теории развития трудно считать доказательными многие из накопившихся массивов экспериментальных данных.

Тем в большей степени это касается тех эволюционных процессов, на которые расходуются интервалы времени много более длительные, чем человеческая жизнь. В этом случае из всех этапов витка развития, например, вида (этапов: целедостижения – адаптации – латентности – интеграции) нашему наблюдению могут оказаться доступными только фазы целедостижения (стрессового состояния популяций) и адаптации. А фазы латентности (формирования новым видом экологической ниши) и интеграции (встраивания его в систему связей биогеоценоза и/или биосферы), в силу их много большей длительности, растянутся далеко за пределы времени жизни, отведенного природой данному поколению ученых и их идеям. Поэтому, естественно, им легче будет доказывать, что стресс и адаптация это разновидности процессов "вымирания/выживания" (по нашей классификации – процессов рекреации, воссоздания). Что нет необходимости “умножать сущности без нужды”, включая их в много более сложную, мысленно экстраполируемую на будущее конструкцию, например, в процесс развития.

Эти ремарки о важности хронологических параметров, как видно, в большей степени относятся к социальным проблемам и это не случайно.

Подробнее остановимся на отражении категориальной матрицей (см. выше таблицу 3) социального уровня самоорганизации. Согласно защищаемой здесь концепции, специфическая и основная для человека и общества субстанция, из которой они непосредственно складываются и благодаря которой существуют, это – время. Рассмотрим предпосылки такой гипотезы. (Отмечу, что ее формированию помогало общение с участниками “Семинара по изучению феномена времени” при МГУ /см. Левич, с. 6-7/, несмотря на наши смутные времена умело сочетающих междисциплинарные эвристические подходы с высоким научным профессионализмом.)

Вводя представление о хронологической субстанциальности человека, кажется целесообразным напомнить о том, что биологическое тело человека, это лишь предпосылка для формирования на ее основе собственно человеческого существа. В равной мере тело животного, это – “всего лишь” огромное химическое соединение множеств малых химических молекул. Но это не мешает нам понимать, что биологическое существо и химическое вещество имеют разную субстанциальную природу (о чем мы и говорили выше).

Человек не может прямым воздействием своих рук, зубов или иных частей тела на природные объекты сделать больше, чем делают животные. Ими он не может вызывать те устойчивые технические эффекты, на которых зиждется все развитие техники – скалывать камни, вызывать огонь, радиоактивный распад или химические реакции, превращать кость или древесину в обрабатывающий инструмент или изделие, и т.д.

Имея биологическое тело, человек воздействует его органами на природные объекты так же, как это делают животные. То есть, подобно им, как обсуждалось выше, он способен изменять элементы пространственной организации, но – в тех же рамках, в которых проявляют себя высшие животные. Причем, учитывая несомненный перевес физических параметров (сил, скоростей и др.) в пользу животных (что подтверждается антропологами), человек даже пространственно-силовым воздействием на них мог пользоваться лишь спорадически. В этом преобразовании элементов (координат) пространственной организации природных объектов с помощью собственного тела человек, что понятно, еще не проявляет своей собственно человеческой сущности (своих особых свойств, качественно отличающих его от биосуществ).

Этот взгляд помогает лучше увидеть, что человек достиг всех колоссальных результатов в преобразовании природы не потому, что он сам был агентом, воздействующим на физические, химические и биологические объекты, а потому, что выступал в качестве посредника, сталкивающего их между собой. Например, - два камня, для высечения искры или изготовления микролита. Не случаен акцент антропологов на том, что первично были важны “орудия для изготовления орудий”.

Акцентируя именно эту посредническую функцию человека, легче понять и его собственную сущность. А именно, преимущественно изменяя только пространственные формы окружающей его природы, человек делает это так, как лишь в малой степени способны биосущества: он создает новые ритмы, манипулирует временем жизни природных объектов и процессов. Эта практика устойчивого управляющего действия человека на ход времени всецело определяется его психикой, и берет начало с момента превращения гоминида в Homo sapiens sapiens. Используя техники пространственного разделения/соединения объектов, человек управляет хронологическими параметрами нескольких природных процессов и, таким образом, сталкивая или разводя в пространстве, связывает их в целостный процесс, с новой хронологической структурой в целом и с новыми временами жизни каждого из них. Так он создает отсутствующие в естественной природе техники-действия и техники-вещи.

Важному свойству разума, повсеместно превентивному характеру действий человека, соответствует мысленное опережение им естественного течения событий (хотя и в меньшей степени, присущему и животным). Проиграв в уме – восстановив, например, в зрительной памяти, обычную хронологию природного процесса задолго до его начала (с опережением), человек там же в мысленной репродукции вносит свои коррективы в его ход, т.е. изменяет хронологическую последовательность его этапов.

Спланировав, таким образом, свои будущие действия во внешней среде, он вмешивается в естественный ход событий, следуя этому плану, поскольку в нем подразумевает (целеполагает) изменение их результата в свою пользу. То есть, не только мысленно, но и в вещественно-полевых взаимодействиях с природой человек, как правило, опережает ее, предваряет ее акты некими своими коррелирующими и корректирующими их действиями.

Так, именно манипуляции со временем позволяют человеку технически преобразовывать окружающую среду. Но и делается это им ради того, чтобы еще глубже проникнуть в природу самого времени, поскольку именно оно является основной субстанцией, буквально составляющей разум человека. Я имею в виду тот факт, что преобразованию подвергаются не только физические, химические и биологические объекты, но и социальная организация, а через нее и сам человек. А валовой результат этого самосовершенствования проявляется, как показано в предыдущих разделах, в исторически устойчивом и последовательном увеличении времени жизни человека. Причем, в увеличении не только его длительности, но и – разнообразия его качеств (поскольку всякий эволюционно новый образ жизни человека составляется из времен жизни новых вещей).

В микроактах манипулирования разума временем также выявляется преобразующая функция первого и питающая функция второго в их отношениях между собой. До сих пор центральную роль в этом преобразующем действии исполняют человеческие языки, посредством которых человек все более эффективно использует безграничные ресурсы своей памяти. Вербальный язык, как 2-я знаковая, система, это –классификационый и систематизирующий механизм для оперирования сенситивными образами. Он увеличивает время их сохранения в памяти и способность строить из них все более сложные зрительные, слуховые, тактильные и др., а обычно – комплексные, образы и картины мира. Но язык в качестве сигнальной системы вызова мысленных образов и средства приведения их в мысленное движение не просто обеспечивает превентивную деятельность человека. (Уже в этом качестве он, совершенствуясь, постоянно улучшает хронологические параметры мышления – увеличивает аналитическую точность, чувствительность, разрешающую способность разума в его стремлении ко все более тонкому дискретированию потока времени и, соответственно, самих событий. В особенной степени потому, что вещи, опосредующие посредническую роль человека в природе, разумеется, тоже имеют свою, – социальную, хронологическую структуру и в морфологии, и в функциях.)

Язык, составляя операционную оболочку для мысленного манипулирования сложными зрительными и др. образами, в самой логике его организации всецело базируется на хронологических параметрах. Во всех четырех постулатах языкознания Ф. де Соссюра (Степанов, с. 254-267) время является первичным исходным условием лингвистического конструирования. Это видно из их требования обязательного учета порядка - последовательностей, перестановок, сочетаний и размещений, в элементной структуре языка и т.д. (Вспомним, что уже только линейная последовательность языковых знаков в её хронологическом значении определяет семантику сообщений.) А в двух из них (постулаты о “синхронии-диахронии” и о “произвольности-непроизвольности языкового знака”) время в явной форме определено в качестве граничного параметра.

Иными словами, в семиотике и семантике языка скрывается необычайной сложности система каналов и фильтров, детерминированных хронологическими параметрами и потому, в свою очередь, детерминирующих необыкновенно причудливые формы хода времени в мыслительных процессах. (Растущее в наше время понимание трансляции как ведущего механизма в процессах мышления уже вплотную подводит к возможности инструментальной демонстрации того, как формируется объёмный образ времени, несмотря на линейный /синтагматический/ характер текстового (устного или письменного) потока. Это понимание зарождалось десятилетия назад. Тогда, выдающимся французским лингвистом, Люсьеном Теньером, было подсчитано, что мышление, реализуемое в обыденной речи может состоять примерно из 200 трансляций в минуту.)

Поэтому все, что мы наблюдаем как продукты вещественно-полевой и пространственной деятельности человека, на самом деле, оказывается результатом наложения продуцируемых человеком тончайших и разнообразнейших по внутренней организации хронологических конструкций на естественные природные процессы. Эти хронологические конструкты модулируют изменения последних, вплоть до заданного человеком результата в технической вещественно-полевой форме.

Приведенные выше соображения касаются внешних, косвенных проявлений роли времени в социальной жизни. Но, в соответствии с общей логикой работы, они, возможно, позволят разметить новый участок проблемного поля для поиска неординарных подходов в исследованиях природы времени.

Исходя из этих соображений, и отнесемся к крайнему правому столбцу категориальной матрицы в таблице 3.

1/ Основная направленность повседневной деятельности социальных систем состоит в направленном (управляемом) изменении естественных природных хронологических параметров всех осваиваемых ими физических, химических и биологических объектов; в модифицировании, преобразовании количества и качества их и собственного Времени жизни.

(В этой связи, не развивая специально данную тему, обратим внимание на то, что любая социальная система лишь потому может быть названа таковой, что вторым после человека элементом своей структуры содержит вещи. Но социология вещи до сих пор не фигурирует в качестве самостоятельной дисциплины, будучи “распылённой” по целому ряду иных дисциплин, – от экономики, прежде всего, и до философии. Эта абсолютная необходимость вещей для социальных систем (издавна зафиксированная в понятии ‘орудия’) и есть отражение абсолютной нужды человека (ввиду отсутствия, как сказано выше, у него этих способностей) для реализации целенаправленно и субстанциально генерируемых им хронологических динамик в управлении взаимодействиями природных физических и химических объектов.)

Иными словами, здесь предполагается, что социальные системы возникли в процессе обретения высшими биологическими видами способности метаболизировать время, как природный субстрат.

В данной работе в качестве основной концепции механизма антропосоциогенеза принята известная идея о ретардационном процессе. В ней формулируется механизм эволюционного "вымывания" из геномов млекопитающих генов, ответственных за инстинкты (понимаемые здесь как наборы рефлекторных программ, управляющих выполнением от начала и до конца некоей жизненно важной функции для организма). Предполагается, что большая часть программировавших их генов в определенные периоды биоэволюции перепрофилировалась на усиление метаболических функций клеток в результате роста численности и плотности межвидовых, факультативно мутуальных социумов. В таких социумах значительное ускорение биоэволюции на генотипическом уровне возможно за счет "индуцированной трансдукции органо-тканеспецифических генных комплексов", которая по результатам подобна межвидовой гибридизации (Меклер, с. 346-351, №3).

Особую роль в этом ускорении, на мой взгляд, должно играть сопряжение указанного процесса "генного обмена" (термин Л.Б.Меклера) с резкой активацией отношений взаимопомощи и альтруизма между животными в таких мутуальных социумах при био- и геоклиматических стрессовых условиях. Эти отношения, в отличие от обычных отношений естественного отбора (отношений "хищник-жертва", "паразит-хозяин", а также "доминирования" и "конкуренции"), способствуют увеличению времени жизни "гибридов" (уродов в медицинском смысле), высоко специализированных на какой-либо важной для социума функции, но в иных условиях быстро выпадающих из эволюционных цепей. Тем самым мутуальные социумы могут значительно увеличивать разнообразие "органо-тканеспецифических генных комплексов", качество и скорость обмена ими в таких социумах, способствуя полному доведению генных эволюционных перестроек до благоприятного для вида результата за счёт уменьшения частоты летальных исходов гибридизации на промежуточных стадиях.

Можно полагать, что на уровне приматов следствием процесса ретардации был рост метаболического потенциала нейронов и, как следствие - колоссальной рост объема нейронной памяти. Он, вероятно, и оказался достаточным для постепенного перехода (в эволюции гоминидов) от генетического детерминирования поведенческих стереотипов в процессах адаптации к межпоколенной передаче благоприобретенного опыта через процессы импринтинга, имитации, инновации и, далее, обучения. (Напомним, что общинные институции "обучения" /инициирования и др./ относятся к числу самых древних, и потому в нашей матрице первобытных институтов занимают первое место.)

С позиций этой концепции, рост объема памяти мозга за определенным пределом подарил человеку способность дифференцировать по хронологическим критериям и фиксировать на хронологических шкалах мельчайшие изменения в очень сложных по разнообразию содержащихся в них компонентов образах картины мира. Для возникновения такой способности, с т.зр. современных техник измерения объемов информации, по-видимому, действительно, нужна огромная емкость нейронной памяти. Однако, нельзя исключать возможность дополнения, в параллель к этой трактовке, ориентированной на внешние морфофизиологические проявления, и другой интерпретации; конечно, – совершенно гипотетической, и не более чем догадки. А именно, кажется допустимым “завесить на будущее” вопрос: не скрывается ли пока от нас некий механизм взаимодействий надмолекулярных белково-хромосомальных комплексов с элементарными дискретными формами (элементами) времени. Во всяком случае, необычайно высокая скорость психических процессов, не находящая объяснения в рамках электрофизиологических концепций, позволяет добавить к другим гипотезам и эту.

2/ Организация. Природные взаимодействия информационных потоков, как предполагается в данной работе, в пределе позволяют биосуществам детектировать скрытую информацию, открывающуюся как не реализованный ресурс для процессов развития. Организацию же, исходя из этого, мы здесь определим как логическое конструирование, сопряжение и комбинирование информационных потоков во времени. Организация энтропийных, энергетических и информационных потоков и процессов – рассматривается здесь как основной для социальных систем способ обмена со средой их обитания, состоящий в преобразовании естественных потоков информации и самого времени в "хроно-логические" конструкции все более сложных и разнообразных видов. В некоторым смысле это банальность, ибо, согласно изложенным выше представлениям о посредническо-орудийном принципе человеческой деятельности, люди всегда в истории так и создавали техники-вещи и техники-действия.

(В самостоятельной работе предполагается обсудить недостаточность представлений о законах природы лишь как о ноуменах. Приоритет в разработке оснований для феноменологии законов и закономерностей /вплоть до верификации их “местоположения” в нашем мире/, на мой взгляд, абсолютно правомерно принадлежит французской философии постмодернизма. Прежде всего, благодаря работам Жака Деррида, таким основанием стали разработки понятия ‘письма’ /и, соответственно, текста/. Многие фрагменты исследований философа, достойного, по мнению специалистов, дать свое имя всей философии XX века, позволяют протранслировать понятие письма /текста/, расширив его значение не только за рамки социальной природы, но и биологической, в область химического и физического естествознания. А это в свою очередь открывает возможность переноса проблемы понятия закона из области философского анализа в сферу собственно научную, с присущими ей целями и задачами.)

…………………………………………………………………………………

При историографической верификации эмпирических данных о том, что определяющее значение для цивилизационной эволюции имел процесс освоения энергии макроуровней самоорганизации природы, неоднократно возникал следующий вопрос. Какое одно-порядковое и не менее значимое состояние движения осваивалось человечеством в период первобытной эволюции, поскольку последняя общепризнанна мировой наукой в ее качественном отличии от цивилизационной? Анализ данных антропологии, археологии и этнологии приводит к следующему выводу. Те количества энергии, которые первобытный человек “выделял из своего тела” при взаимодействии с природными объектами, как и те, которые выделялись при этом из этих объектов и использовались им, в среднем не превышали энергопотоки в аналогичных естественных процессах биологической природы.

Как показывают современные исследования, первобытный человек не влачил полуголодное существование вовне кризисных ситуаций. Вполне корректно будет допустить, что в обычных естественных условиях его обычное энерговыделение в среднем не отличалось от таковых у представителей животного царства. За 2-4 часа "присваивающего пищевого поведения" в сутки он обеспечивал свои потребности в пище и делал запасы на будущее. Этим можно объяснить достаточное число примеров, в которых этнология фиксирует нежелание племен собирателей и охотников в привычных для них природных условиях переходить к производящему хозяйству /Кабо, с. 236-237; Шнирельман, с. 368-369/ (ведь оно требует чуть не круглосуточного энергообеспечения). Эти и мн. др. данные указывали на природную константность энергопотребления первобытных (общинных) обществ и необходимость поиска иного смысла в их освоенческой деятельности.

Вот типичные примеры таких действий: выкапывание кореньев и корнеплодов, срывание плодов деревьев, кустарниковых, трав; ловля насекомых, рыб, амфибий, птиц, мелких животных. Преобладание загонной охоты на крупных животных /т.е. не силовой борьбы с ними/ и защита плодоносящих растений огораживаниями. Изготовление с помощью макро- и микролитов для этих целей палок-копалок и мн. др. примитивных орудий. Рытье канавок и возведение запруд. Использование огня и воды для улучшения плодородия почвы и для охоты. И т.д., и т.п. Общепризнанно, что в отличие от животных, человек оснащал эти свои действия разнообразными примитивными инструментами.

Анализ и обобщение материалов антропологии и социальных наук о жизнедеятельности ПБ человека приводят к следующему выводу. Во всех этих действиях коллективы людей стремились не физически, не энергетически превзойти, “побороть” природу, а воспользоваться специфически своими, хотя и примитивными еще, духовными - умственными и чувственными силами. В собственно же вещественно-полевых или, как принято говорить, материальных взаимодействиях с природой, в самых разных микроактах их поведения, это проявлялось в следующем.

Во-первых, человек искал и находил способы разрушения, создания или изменения свойств границ, только и лишь только благодаря которым в природной среде возможно стабильное сосуществование огромного числа и разнообразия биологических особей, геологических структур, различных состояний тех и других. Эта способность и по сей день остается первичной для человека и общества, составляя начало всякой его технической деятельности. (Она, собственно, объясняет и особую остроту проблемы различения понятий, - разграничения их смыслов в любом научном анализе, преследуемую в качестве основной цели этой и остальных работ автора.)

Вспомним предположенную выше функцию человека в природе как посредника, не имеющего возможности прямым воздействием своего тела изменять ее в большей степени, чем это доступно биологическим существам, но способного сталкивать различные силы природы в своих целях. В сущности, эта способность исполнять посреднические функции (подмеченная уже Г.В.Ф.Гегелем) была бы невозможна без особого дара человека - его умения выявлять границы, барьеры между природными объектами и учиться изменять состояния этих границ. Причем, что важно, – и, возможно, в первую очередь, границы хронологические. То есть, в отличие от биосуществ, главным и в этом умении человека выделяется способность к хроно-логическому анализу. Например, способность мысленно синхронизировать события, которые в реальном мире протекают диахронно и, наоборот. Примечательно, что эта способность используется человеком и на бессознательном уровне, что для животного было бы равносильно психопатологии.

Благодаря этой способности, человек в одних случаях, изменяет состояния природных границ, чтобы усилить хаотропные действия самой природы, в других, напротив, чтобы ослабить их.

Во-вторых, изменив в нужную сторону свойства границ, разделяющих объекты геологической и биологической природы, человек тем самым изменял в выгодную для себя сторону направление движений всех этих объектов и, соответственно, сопряженных с ними энергопотоков. Таким путем он либо заставлял их само-разрушаться, либо, наоборот, благоприятствовал действию законов их существования, роста и развития.

Анализ показал, что и на поздних стадиях первобытности, когда шло развитие так называемого "собирательства урожая", когда ПБ люди уже приближались к оседлости и осваивали первые протоформы земледелия и животноводства, протоформы ремесла и строительства, в их действиях преобладали не повышенные над биологическим уровнем затраты физических сил. В их действиях преобладало изощренное манипулирование границами и направлениями движений природных объектов, будь то животные или растения, потоки воды или скопления камней, огонь или ветер, и т.д.

Энтропию обычно называют мерой, как минимум, двух параметров состояний движений систем. Во-первых, согласно формуле Больцмана, энтропия является мерой количества состояний движения молекул /см., например: Герасимов/. При этом сама физическая химия и свидетельствует своей эмпирикой, что количество состояний движения всецело зависит от количества границ. (В понятии о последних подразумеваются не только вещественно-полевые структуры, но и определенные формы движений.) Поэтому, в частности, изменения энтропии вещества легко идентифицируются при смене его фазовых состояний, а на разделах фаз происходят наиболее важные события. В этой связи энтропию можно определить как функцию от степени дифференцированности структур характеризуемых ею объектов или их множеств.

Во-вторых, также общепринято в физической химии использовать энтропию для оценки направления процесса (например, химической реакции), являющегося результирующей от суммы всех видов движений участвующих в нем атомарно-молекулярных структур.

В связи с обсуждавшимися выше дискуссионными моментами в восприятии элементарных детерминистических движений некоторыми авторами, уместно обратить внимание на следующий факт. В физической химии энтропию дифференцируют по видам внутримолекулярных движений на "вращательную", "колебательную", "поступательную", а также энтропию "электронного возбуждения". Процесс электронного возбуждения представляет собой один из примеров возвратно-поступательного движения, поскольку в целостности своей он состоит из перехода электронов с нижнего на верхний энергетический уровень и излучательного/безизлучательного перехода обратно.

Если этот опыт верен, то можно полагать, что проведенный предварительные анализ микро-актов деятельности ПБ человека в отношении осваиваемых им объектов природы, действительно, выявляет те их свойства, которые специалисты отражают в понятии “энтропия”. Можно заключить, что человечество на первобытной стадии своей эволюции училось управлять энтропией - т.е. количеством состояний движения той или иной природной системы, или – степенью дифференцирования ее структуры границами (количеством границ), а тем самым и направлением этих движений. И уже посредством управления энтропией осваиваемых объектов человек принуждал саму природу этих объектов увеличивать/снижать выделение энергии, либо, чтобы вызвать их саморазрушение, либо, чтобы заставить хранить ее и их полезные ему параметры, свойства.

За тысячи лет до древних философов ПБ люди реализовали принцип “познай самого себя”. Переходя к производящему хозяйству /к цивилизации, ведущим признаком которой служит разделение социальных функций между социально-профессиональными группами, а соответственно и механизмы разделения этих групп/, они опирались, прежде всего, на обретенный опыт управления энтропией социальных систем, для извлечения, накопления, дозирования и использования энергии собственно человеческих тел, т.е. для перехода от присвоения к труду. Причем, впоследствии, уже в цивилизационных обществах, всякий новый шаг по освоению очередной формы энергии всегда начинался с усовершенствования способов управления энтропией, – т.е. управления параметрами границ и направлений движений объектов, служащих энергоисточниками, а равно и множеством границ социальных.

* * *

Следует специально остановиться на том факте, что категорией "граница" и ее аналогами /барьеры, разрывы, мембраны и т.д./ во всех областях знания характеризуют элементарное фундаментальное свойство материи, благодаря которому в принципе возможна ее дифференциация на разнородные сущности. Для описания всего мира, как считали древние философы, достаточно двух слов - “разделение” и “соединение” (Эмпедокл); этими процессами и управляют границы. О роли границ как начала начал человеческого знания не скажешь лучше Л.Н. Гумилева: “Спросим себя, что доступно непосредственному наблюдению? Оказывается, это не предмет, а границы предметов. Мы видим воду моря, небо над землей, ибо они граничат с берегами, воздухом, горами. ...И чем сильнее для нас контраст, тем яснее для нас предметы, которые мы не видим, а додумываем...” (Гумилев, с. 41, цит. по: Левич, с. 22).

Речь идет о вещах хорошо известных. Однако, несмотря на многочисленные и разнообразные данные естественных и гуманитарных наук, так или иначе характеризующих феномен границ, нельзя сказать, чтобы природа механизма "границеобразования" (системообразования) получила теоретическое объяснение. Возможно, такие теории, в конце концов, должны ответить на вопросы о природе полей, природе движений.

В равной мере не имеет наглядно-образного объяснения и противоположный феномен – кооперативных /коллективных, ансамблевых и т.п./ взаимодействий с их неаддитивным системным эффектом. Известно, что переход одного или группы элементов множества через границу, которая придает этому множеству специфические качества системы, может приводить к скачкообразному изменению состояния, как элементов, так и системы. Иными словами можно сказать, что границы, определяющие принадлежность объектов данному уровню самоорганизации и их качественную специфику, определяют и механизмы квантования на этом уровне. В энтропии же, если верны приведенные соображения, эти процессы находят количественное отражение, операционально наиболее развитое ныне в физико-химических дисциплинах.

Трудности наглядно-образной интерпретации объектов и аппарата квантовой механики /Шипов, с. 39-43/, а ныне и “неравновесной”, и “нелинейной” физики, по сути операционализирующих качественную дифференциацию системных объектов физического уровня самоорганизации, думается, в особенной мере обусловлены традиционной “привязкой” понятия энтропии к состояниям потоков тепловой энергии. Так характеризуют взаимодействия стабильных, атомообразующих, низкоэнергетических элементарных частиц /тепловых фотонов/ с веществом и способность элементов только химического уровня организации образовывать границы и соответствующие их иерархии. В этих рамках вполне верифицируется феномен химической энтропии, но никак не объясняется и не отрицается механизм действия ее эволюционной предшественницы – элементарной энтропии, энтропии физических полей и частиц.

Приведенные соображения, как видно, выдвигают проблему природных механизмов “границеобразования” (системообразования) в ранг первичной по отношению к проблеме “выделения/поглощения” энергии природными объектами. На наш взгляд, таким образом, проблема энтропии становится однопорядковой в ряду с вопросами о природе и взаимопреобразованиях хаотических и детерминистических движений, о природе элементарных полей и частиц, а стало быть, и о способах управления их движениями и энергией.

Кратко остановимся на тех собственно социальных проблемах постиндустриального общества, которые можно предвидеть в связи с радикальной метаморфозой энерготехнологий.

Данная таблица, естественно, не охватывает всего разнообразия реальных исторических форм государственных объединений как девиаций, вызванных разнообразием специфических условий среды их существования. В частности, не отражены такие распространенные в истории государственные образования как империи и колониальные системы. Последние, согласно методологии данного исследования, представляют собой переходные интегративные формы в процессе эволюции цивилизаций, естественные и необходимые для процессов культурогенного синтеза в преддверие очередного исторического выхода на новый уровень социальной организации. Думается, что в этой таблице удалось свести результаты “стволовой ветви” эволюции государственных объединений, демонстрировавшиеся наиболее стабильными и адаптированными к природной среде обитания видами цивилизационных социальных организмов.

Прогноз постиндустриального регионального объединения подтверждается эмпирически. Существует более десятка органов принятия экономических и политических решений для крупных региональных объединений: стран Латинской Америки и стран Северо-Американского континента, стран Южно-Азиатского тихоокеанского региона, Европейских, Африканских и др. Их границы часто перекрываются ввиду двойного, тройного членства отдельных стран. Известно несколько десятков крупных международных организаций, от решений которых зависит благополучие и поведение отдельных стран /ООН, Международный суд, МБ, МБРР, МВФ и мн.др./. То есть, в наше время идет стохастический поиск оптимальных форм континентальных региональных объединений стран, влекущий институционализацию их общих органов экономико-политического управления.

Спустя 8 лет после публикации этой книги, уже общепринятым стало понятие ‘глобализация’, хотя, полагаю, оно не вполне адекватно.

Важные особенности этого процесса:

1. На каждом континенте есть группа высоко развитых стран и группа слабо развитых. Пока еще разрыв в подушевом производстве и потреблении между ними достигает стократ и более (Ганковский, Голуб, Динкевич и др.). А такие экономические различия, в связи с демографическими чреваты крупными конфликтами при усилении процессов регионализации.

II. Также исторически регулярно в связи с эволюцией форм государственных объединений шла эволюция объединений гражданских обществ разных стран. Этот процесс всегда активировался и направлялся международной экспансией крупных капиталов. В наше время /с 1970-х гг./ объем заграничного производства транснациональных корпораций (ТНК) многократно превзошел мировой товарный экспорт /Громов, с. 37/, т.е. суммарный экспорт из метрополий. Границы ТНК-империй сегодня как осколочной мозаикой покрыли всю карту мира. Мотивационную основу этой мозаики составляют межстрановые различия сырьевых, правовых и рыночных параметров, далеко не всегда соответствующих идеологическим принципам государственных объединений. Объективно, таким образом, осуществляется эмпирический расчет экономических предпосылок международного разделения труда для оптимизации будущих региональных объединений. Но во многом случайно сложившаяся укорененность филиальных капиталов ТНК в странах разных континентов - это тоже предпосылка конфликтной дестабилизации процесса объединения.

Наиболее же проблемным окажется контроль за ТНК в процессе размножения ими ядерных “микро-технологий”. До сих пор всегда в истории возникновение новых базовых технологий опережало получение знаний о механизмах их повреждающего действия на окружающую среду. При прогнозируемом гигантском росте мощностей ядерной энерготехники, основанном на использовании энтропийных способов управления, несомненно, что, сняв старые экологические проблемы /например, ядерных отходов/ они вызовут не менее острые проблемы иного порядка.

И хотя представляется неоспоримым, что, как всегда, это будет временная ситуация, ее последствия пока непредсказуемы. Предотвратить или смягчить их сможет только эффективный контроль макроинститутов государства и гражданского общества. Но отмеченные выше проблемы чреваты конфликтами между государствами и гражданскими обществами в процессах регионализации. А ТНК будут распространять ядерную “микро-технику” по принципу “чем беднее страна, тем легче ее государство пренебрежет проблемами экологической безопасности и социальной кризисности”. При этом особая тяжесть перехода к цивилизованному эффективному /в противовес тоталитарному/ контролю за ТНК будет вызвана скоростью постиндустриального перехода, о которой скажем ниже.

III. Еще Алексис де Токвиль говорил, что при последовательном движении взгляда по исторической оси нельзя не видеть, как сближаются “ступеньки, на которых стоят дворяне и простолюдины”. Это объяснимо тенденцией эволюционного роста общественного богатства, который, например, К.Маркс интерпретировал как приближение эпохи “изобилия”. При сравнении качества жизни современного человека и общества с их качеством жизни в древности и феодализме нельзя не видеть колоссальных различий. Расчетными показателями здесь могут служить: процент государственного бюджета высокоразвитых стран, идущий на социальное обеспечение; уровень жизни низкоадаптивных слоев населения, живущих на дотации; корреляция этих параметров с уровнем энергообеспечения на данной стадии развития цивилизаций и т.п.

Анализ указанной тенденции не оставляет сомнения в том, что переход к постиндустриальным технологиям, действительно, вызовет феномен “изобилия”. Но в отличие от радужной перспективы, предполагавшейся Марксом, реальное “изобилие”, во всяком случае, на первых этапах чревато следующими социальными проблемами.

IV. Хронологические параметры постиндустриального технологического переворота, вероятно, впервые в истории будут соответствовать обычно применяемому термину “переворот”. В соответствии с приведенной выше хронологией цивилизационной эволюции, вся ее 4, постиндустриальная стадия займет не более 64 лет. Реально же для стран-лидеров этот параметр, по-видимому, составит около 40 лет. Даже учитывая нелинейный характер хронологической оси социальной эволюции, можно полагать, что первый этап постиндустриальной стадии /до перехода к тяжелой "постиндустриализации"/ вряд ли продлится более 25 лет.

Вспомним, что в начале индустриального перехода с 1790-х по 1810 гг., т.е. за 15-20 лет, количество “огненных механизмов” в Англии возросло с 300 до 5000. И этот 10-15-кратный рост был присущ всем новым отраслям в последующие десятилетия. Неидеологизированный анализ раннеиндустриального периода позволяет утверждать следующее. Именно сдвиг фаз, состоящий в опережающем развитии “материальных” технологий по отношению к развитию духовных - т.е. к развитию социальных макроинститутов /систем управления социальным воспроизводством и способов прогнозирования последствий его развития/, являлся причиной бурного роста в те годы числа социальных кризисов.

В основе последних всегда лежала регулярная одновременная маргинализация огромных социальных слоев, уровни воспитания и квалификации которых более не соответствовали требованиям новых базовых технологий. Но для быстрого массированного повышения этих уровней ни у одного общества не было и по сей день нет, не только материальных, но главное - интеллектуальных средств, т.е. знания своей природы.

Не случайно, как отмечалось выше, доминирующую роль в индустриализации всех стран играла армия, воспитывавшая и обучавшая технологическому образу жизни десятки миллионов начинающих жизнь молодых аграриев. И с равной значимостью эту функцию в древности и феодализме исполняли, соответственно, семейные и церковные общины. Тем не менее, окончательно эта проблема во все времена решалась “естественной” заменой старых поколений молодыми. Но известно, что современные системы воспитания, обучения и образования требуют от человека по 10-5 лет каждая, а адаптируются эти системы к новым технологиям в самом лучшем случае через несколько лет после их появления. Отсюда следует предположить, что поколение даже низко квалифицированных профессионалов нового типа при современных подходах появится не ранее чем через 10-15 лет после начала постиндустриальной промышленной революции.

Здесь прогнозируются не фатальные последствия феномена “изобилия”, а необходимость решения крайне важных проблем, сопряженных с ним, как и с любым технически позитивным сдвигом в социальной истории. Возникновение технологий “изобилия” будет сочетаться с длительным для того времени периодом духовной маргинализации огромных слоев населения даже высокоразвитых стран, хотя в них немалое число граждан потенциально готовы к переквалификации. Например, в США более 50% населения имеет высшее образование (Громов). Но нельзя забывать, что 4/5 человечества живет в странах, население которых само еще неспособно прокормить себя (Медоуз, Медоуз, Рандерс). К тому же, нарастающий процесс регионализации на примере тех же Соединенных Штатов демонстрирует, сколь велико хаотропное воздействие и на их высоко стабильную социальную систему растущих миграционных потоков.

Вспомним, что рост миграционных потоков всегда в истории был необходимым атрибутом переходных периодов. В равной мере прекрасно известно, что современные техники воспитания, обучения и образования остаются в большей мере искусством, чем технологиями, способными к стабильному воссозданию и воспроизводству накопленных человечеством ценностей в начинающем жизнь ребенке. Чем обернется при сохранении этого положения рост “общества изобилия” можно пока только догадываться.

3. Девиантные психика и поведение при низкой занятости в особенной мере активируются диспропорцией между бурно растущими потоками информации о возможном материальном и духовном богатстве, с одной стороны, и действительными, реальными идеалами, идеософическими и идеологическими установками, с другой. А эти установки из-за известной естественной нестабильности переходных обществ не только складываются у молодежи с отрывом от извечных человеческих ценностей, но, как правило, оказываются в оппозиции к ним.

4. Еще один фактор весьма осложняет ситуацию даже в условиях современных реформ. В постиндустриальном же переходе его негативные последствия, вероятно, будут еще большими. Дело в том, что по вполне естественным причинам даже ученые современных стран-лидеров еще не в состоянии объяснить механизмы преуспевания своих обществ. Но там, где отсутствуют научные и доходчивые объяснения закономерностей социальной истории, а потому, - и возможности практического воспроизводства этого успеха в реформировании стран “запаздывающего развития”, там, где в трактовке социальной истории доминирует “батюшка случай” или астрологическая аура, абсолютный дух и т.д., там в дело неизбежно вступают домыслы, мифы, утопии. На уровне же целых стран и народов они превращаются в идеологии конфликтного “фундаменталистского” противостояния.

* * *

Не менее важно подчеркнуть, что всякие попытки избежать надвигающихся событий путем сворачивания разработок новых технологий с позиций “возврата назад, на ветку” совершенно бессмысленны. Во-первых, никогда в истории технические идеи и технологические разработки не возникали в каком-то одном месте. Поэтому тот, кто тормозит их развитие, достигает лишь потери контроля над ситуацией.

Во-вторых, сама предпринимательская среда (с ее расчетным процессором - рынком, представленным экономическими институтами в таблице 1) содержит высоко точные и мощные механизмы экономической авторегуляции и стимуляции инноваций. Поэтому, если то или иное общество в процессе адаптации к изменяющимся условиям среды ощутит необходимость создания в своем теле новых технологий как нового органа для его выживания, то оно создаст их, даже если все социальные движения мира направят протест Господу. Умирающие от голода, как известно, не боятся “заворота кишок”, а именно в таком положении находится население стран “третьего мира”.

В-третьих, если кому-то и удастся затормозить переход на новые технологии, то каждая минута ухода от надвигающейся проблемы будет лишь сокращать время, отпущенное природой на ее решение. И, наконец, в-четвертых: учет этих реалий и уже полученные данные настоящего исследования указывают на то, что ответ на вопрос о способе превентивной защиты общества от биения о приближающийся барьерный переход лежит в нем самом. То есть необходимо познание им тех своих внутренних механизмов, которые всегда в истории раньше или позднее, но позволяли решать проблемы переходных периодов.

II. Согласно логике настоящего исследования, основная цель цивилизационной эволюции состоит в обретении социальными организмами способности к стабильному воспроизводству. К постулатам относится и тезис о том, что это возможно лишь при наличии в теле общества механизма устойчивого воссоздания - выживания. Предполагается, что выполнение этих условий как граничных параметров определяет возможность перехода мирового сообщества к освоению способов устойчивого развития. Методология и результаты данной работы, на мой взгляд, позволяют сформулировать проект программы междисциплинарной разработки текущих целей и методов микро-социологического анализа хода социальных реформ с точным учетом в каждом отдельном случае исторической специфики социальной организации той или иной страны.

III. Полученные результаты позволяют понять многие причины тупикового состояния реформ в России. Среди них выделим следующие.

2. Отсутствует знание законов и механизмов рецепции культуры высокоразвитых стран, поэтому господствует принцип “давайте деньги, а уж мы сами решим, как их тратить”. Потенциал экономической помощи Запада используется для “латания дыр” в экономике, а не для стратегически целенаправленного выращивания зачатков общинно-цивилизационной организации общества. Без нее гигантская страна, как и в советское время, остается одной большой общиной (коммуной), а не много-общинным (“многоклеточным”) социальным организмом.

Но десятки тысяч лет эволюции общинной культуры (в первобытности) показали, что внутри одной общины, независимо от ее размеров, не может развиваться рынок, т.е. экономика, также как нервная система не может развиться в одноклеточном организме. Рынок, этот прецизионный природный процессор, развивается только в социальных системах, состоящих из множества общинных “микроорганизмов”, в их взаимообмене между собой. (Так, нельзя построить компьютер из трех-четырех диодов, триодов, даже если увеличить размеры каждого в тысячи раз.)

Как ни странно, но до сих пор не осмыслено, что “экономика” СССР, как и любого тоталитарного режима, это - не экономика, а бухгалтерия одной гигантской фирмы, завода, одной производственной общины (коммуны), всецело зависящей от результатов расчета международного рынка. Из него с момента возникновения СССР советские специалисты (сначала для наркоматов, а позже для Госплана) черпали данные по опорным базовым ценам на множество товаров, впоследствии “корректируя” их по произволу товарищей из ЦК.

Нет нужды напоминать, что проблема общинной самоорганизации населения России (по советской традиции смешиваемая с “местным самоуправлением”), как и ряд других, подобных ей по значимости проблем, властями жестко консервируется.

Но, как показывает данное исследование, очаг социальной самоорганизации (аналог генеративных, стволовых, камбиальных клеток у биосуществ, или ростового слоя, зародыша), из которого естественным образом произрастают структуры управления цивилизационных обществ, в развернутом виде состоит из институтов, приведенных в таблицах 1 и 2.

Он представлен институтами нижней строки цивилизационной матрицы (таблица 1): торговля - судебная система - налоговая система - адвокатура, и верхней строки (строки заголовков) общинной матрицы (таблица 2): /территориально- жилищные общины/ – /административно - общинная организация управления социальной структурой/ – /профессионально- корпоративные общинные объединения/ – психогенеративные общинные образования.

Эта дуальная структура доминировала в развивающихся США конца XVIII - начала XIX вв., т.е. тогда, когда экономически они еще всецело уступали Англии и др. европейским странам. Она и стала ростовым слоем для их современной оптимальной социальной организации. Законодательный приоритет и разделение властных правомочий между компонентами этой основы общинно-цивилизационной системы управления и между нею и государством - необходимое условие оптимального и сбалансированного развития всех остальных институциональных систем.

Современная общинная организация в России всецело подавлена принципом, если можно так сказать, феодально-кочевого разделения страны на гигантские вотчины ("субъекты Федерации") сеньоров, если и подчиняющихся, то только "королю-президенту", но не закону. О власти общины и мечтать не приходится.

Не лучше обстоят дела и с состоянием базовых – исторически первых, цивилизационных макроинститутов (нижняя строка таблицы 1). Даже только их количественные параметры (не говоря уже о качественных) в 5-20 раз (!) ниже (см., например: Фигатнер, 1992, 1998), чем в развитых странах, а в обществе сохраняется практика диктата министерской власти и власти государственного капитала, как в "лучшие" времена в СССР. К управлению экономикой “правительство подходит … по-советски, пытаясь диктовать цены на продукцию монополистов” (Голдмэн). Но специалисты из любой области знания - инженеры, техники, врачи, учителя, директора предприятия и т.д., подтвердят, что при такой количественной редукции - снижения до 5 - 20% от нормы количества и качества составных компонентов, объект их занятий теряет свои функциональные свойства. Полное социально-функциональное бессилие общинной и судебной систем как раз и отличает современную Россию /Фигатнер, 1992, 1993, 1998; Фигатнер, Перепелкин; Перепелкин, Фигатнер/.

Данная работа позволяет доказать этот принцип на строго научных основаниях.

IV. Результаты приведенного подхода к проблеме технической эволюции, возможно, позволят увидеть главное. Подчинение процессов развития технологической и социальной инфраструктур одним и тем же естественным законам развития природы, их глубоко органичную взаимозависимость, а потому - и необходимость междисциплинарных системных исследований обеих в качестве граничного условия устойчивого развития современных обществ.

Абабков Ю.Н. Философские и социальные основания техницизма. Автореферат дисс... докт. филос. наук, Ленинград, 1981.

Акимов А.Е., Шипов Г.И. Торсионные поля и их экспериментальные проявления (Препринт № 4). М.: МИТПФ АЕН, 1995.

Акимов А.Е., Финогеев В.П. Экспериментальные проявления торсионных полей и торсионные технологии. М.: НТЦ “Информтехника”, 1996. - 68 с.

Александров И.А. Начала космической философии: основы методологии познания единого целостного мира. М.: Изд. И.А.Александров, 1997. - 136 с.

Алексеев В.П. Становление человечества. – М.: Изд-во политической литературы, 1984. – 462 с.

Анализ систем на пороге XXI века: теория и практика. Материалы Международной научно-практической конференции в 4-х томах. М.: “Интеллект”, 1996.

Аннерс Э. История европейского права. М., 1994.

Аристотель. Афинская полития. Государственное устройство афинян. М., 1936.

Аронов Р.А. Пифагорейский синдром в науке и философии. – Вопросы философии, 1996, № 4.

Артоболевский И.И., Левитский Н.И. Машина. – БСЭ, Т. 15, с. 532-533.

Аршинов В.И., Панченко А.И. Человеческие измерения постнеклассической науки. – Проблемы гуманитаризации математического и естественнонаучного знания: Сб. научно-аналитических обзоров. М.: ИНИОН АН СССР, 1991. - 183 с.

Белл Д. Социальные рамки информационного общества. – Новая технократическая волна на Западе. М.: Прогресс, 1986.

Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: “МЕДИУМ”, 1995. - 323 с.

Берман Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. М., 1994.

Бессонов Б.Н. Гуманизм и технократизм как типы духовной ориентации. – Философские науки, 1988, № 1. С. 25-36.

Блауберг И.В., Юдин Э.Г. Становление и сущность системного подхода. М.: Наука, 1973.

Блауберг И.В. Проблема целостности и системный подход. М.: Эдиториал УРСС, 1997.

Бондаренко Ю.Г. Одухотворенная материя. (Алгебра природы.) М.: Сфера Российского Теософского общества, 1993. - 137 с.

Бромлей Ю.В. (ред.) История первобытного общества. Эпоха классообразования. М., 1988.

Бурлакова Е.Б., Веселовский В.А., Кольс О.Р. (ред.) Биоантиокислители в регуляции метаболизма в норме и патологии. М.: Наука, 1982. - 240 с.

БСЭ - Большая Советская Энциклопедия. (В 30 томах). Гл.ред.: А.М. Прохоров. Изд. 3-е. М.: Советская энциклопедия, 1969-1981.

БЭС - Биологический энциклопедический словарь. - М.: Советская энциклопедия, 1986. - 831 с.

Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. 2-е изд. М.: Советское радио, 1983. с. 316.

Владимиров Ю.С. Бинарная геометрофизика. – Конструкции времени в естествознании: на пути к пониманию феномена времени. М.: Изд. МГУ, 1996, с. 29.

Волькенштейн М.В. Сущность биологической эволюции. – “Успехи физ. наук”, 1984, т. 143, вып. 3, с. 435.

Ганковский В.Е., Голуб, А., Динкевич А.И. и др. Развивающиеся страны Азии: перераспределительные системы и экономический рост. М.: Восточная литература, 1993. - 320 с.

Гейтс Б. "Ключей от будущего у меня нет". - Московские новости. 1996. № 2. 14-21 янв.

Геллнер Э. Нации и национализм. М.: Прогресс, 1991. - 320 с.

Генцен Г. Исследования логических выводов // Математическая теория логического вывода. – М., 1967.

Герасимов Я.И. (ред.) Курс физической химии. Т.1. М.: Химия, 1970.

Гилберт Д. Основания геометрии. М.; Л., 1948.

Гиренко Н.М. Социология племени. Л.: Наука, 1991. – 304 с.

Голдмэн М. Глупо перекладывать проблемы власти на плечи налогоплательщиков. – Новая газета. 1998. № 26. 6-12 июля.

Громов Г.Р. Очерки информационной технологии. М.: ИнфоАрт, 1993. - 334 с.

Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Вып. 1. 1979. Деп. ВИНИТИ, № 1001-79.

Гусев М.В., Олескин А.В. и др. Тезаурус по биополитике и гуманитарной биологии. / Под ред. Рождественского Ю.В. М.: Изд-во “Добросвет” /в печати/.

Денбиг К. К вопросу об энтропии, беспорядке и организации. – Знание - сила. 1995. № 9.

Доган М. Фрагментация социальных наук и перераспределение специальностей вокруг социологии. – “Международный журнал социальных наук”, 1994, № 3 (6), с. 39-56.

Друкер П.Ф. Новые реальности в правительстве и политике, в экономике и бизнесе, в обществе и мировоззрении. М.: “Бук Чембер Интернешнл”, 1994.

ДЭС - Демографический энциклопедический словарь. Под ред. Д.И.Валентея. М., 1985.

Еремеев В.Е. Чертеж антропокосмоса. 2-е изд., доп. - М.: АСМ, 1993. - 384 с.

Журавлев А.И. Развитие идей Б.Н.Тарусова о роли цепных процессов в биологии. – Биоантиокислители в регуляции метаболизма в норме и патологии. / Под ред. Бурлаковой Е.Б., Веселовского В.А., Кольс О.Р. М.: Наука, 1982. - 240 с.

Зенкин Александр А., Зенкин Антон А. Интеллектуальные системы основанные на концепции когнитивной компьютерной графики. – Анализ систем на пороге XXI века: теория и практика. Материалы Международной научно-практической конференции в 4-х томах. Том 3. М.: “Интеллект” - 1996. - 392 с. /с. 357-371/.

Иванов И.Ф., Ковальский П.А. Цитология, гистология, эмбриология. М.: Колос, 1969.

Идлис Г.М. Антропный принцип и системы эталонных фундаментальных структурных элементов материи на четырех основных уровнях ее самоорганизации. – Антропный принцип в структуре научной картины мира (история и современность). Материалы Всесоюзного семинара. Тезисы докладов и сообщений. Л., 1989.

Информатизация общества и бизнес: Научно-аналитический обзор. М.: ИНИОН РАН, 1992.

Кабо В.Р. Первобытная доземледельческая община. М.: Наука, 1986. - 304 с.

Каганова З.В. Современная философия биологии о дисциплинарной интеграции биологических знаний. Философия биологии: вчера, сегодня, завтра. Памяти Р.С.Карпинской. М.: Ин-т философии РАН. 1995, с. 126-134.

Кассандров В.В. Необратимая первичная динамика на основе исключительной алгебры кватернионов. – Доклад на Семинаре по изучению феномена времени. М., МГУ, Биофак, 21 апреля 1998.

Кассандров В.В. Алгебраическая структура пространства-времени и алгебродинамика. М.: Изд-во РУДН. - 149 с.

Качанов Ю.Л. Опыты о поле политики. М.: Институт экспериментальной социологии, 1994. - 159 с.

Кедров Б.М. Наука. – БСЭ, т.17, с. 323-330.

Козырев Н.А. Избранные труды. Л., 1991.

Костюк В.Н. Изменяющиеся системы. М.: Наука, 1993. - 352 с.

Котлер Ф. Основы маркетинга. М., 1990.

Кунц Г., 0'Доннел С. Управление: системный и ситуационный анализ управленческих функций. Т. 1. – М.: Прогресс, 1981. – 496 с.

Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 1983.

Левич А.П. Мотивы и задачи изучения времени. – Конструкции времени в естествознании: на пути к пониманию феномена времени. Часть 1. Междисциплинарное исследование: Сб.научных трудов. Под ред. Б.В.Гнеденко. М.: Изд-во МГУ, 1996. - 304 с.

Ленинджер А. Биохимия. Молекулярные основы структуры и функций клеток. М.: Мир, 1976. - 960 с.

Леттер Д. Принцип разделения властей и система "сдержек и противовесов" в Конституции Соединенных Штатов. – Верховенство права. М.: Прогресс, 1992.

Линде А.Д. Раздувающаяся Вселенная. – Успехи физических наук. 1984. Т. 144, вып. 2.

Лосев А.Ф. История античной эстетики. М.: Высшая школа, 1963.

Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М.: Гнозис; Изд.гр. “Прогресс”, 1992. - 272 с.

Льюин Б. Гены. М.: Мир, 1987.

Майборода В.П., Максимова Г.А., Школьный В.К. , Н.Г.Палагута, Молчановская Г.М. Структура и свойства меди, унаследованные из расплава после воздействия на него торсионным излучением. М.: МНТЦ ВЕНТ, 1994. Препринт № 50.

Маркс К. К критике политической экономии. М.: Политиздат, 1952. - 270 с.

Мартин Д. Телематическое общество. Вызов ближайшего будущего. – Новая технократическая волна на Западе. М.: Прогресс, 1986.

Медоуз Д.Х., Медоуз Д.Л., Рандерс Й., Беренс У. Пределы роста. М.: Прогресс, 1990.

Медоуз Д.Х., Медоуз Д.Л., Рандерс Й. За пределами роста: Учебное пособие. М.: Прогресс, 1994. - 304 с.

Меерсон Ф.З. Адаптация, стресс и профилактика. М.: Наука, 1981. – 280 с.

Меклер Л.Б. Общая теория биологической эволюции. Новый подход к старой проблеме. – “Журнал Всесоюзного химического общества им. Д.И.Менделеева”, 1980, т. XXV, № 3.

Меклер Л.Б. Общая теория биологической эволюции. Эволюция и онкогенез. – “Журнал Всесоюзного химического общества им. Д.И.Менделеева”, 1980, т. XXV, № 3.

Меклер Л.Б. О происхождении живых клеток: эволюция биологически значимых молекул - переход химической эволюции в биологическую. Новый подход к проблеме. – “Журнал Всесоюзного химического общества им. Д.И.Менделеева”, 1980, т. XXV, № 4.

Мотылев В. "Следующие 200 лет": глобальный проект Гудзоновского института США. – Международные проблемы: Научно-информационный бюллетень. М., 1978. № 1 (24).

Надточаев А.С. Философия и наука в эпоху античности. М., 1990.

Назаретян А.П. Интеллект во Вселенной: истоки, становление, перспективы. Очерки междисциплинарной теории прогресса. Российский открытый университет. М.: Недра, 1991. - 222 с.

Налимов В.В. Спонтанность сознания: Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. М.: Изд. Прометей. - 287 с.

Налимов В.В. В поисках иных смыслов. М.: Издательская группа “Прогресс”, 1993. - 280 с.

Новая технократическая волна на Западе. – М.: Прогресс, 1986.

Ньюмэн К.С. Путь вниз: нисходящая мобильность в американском среднем классе. – Динамика социальной дифференциации: Реф. сб. ИНИОН РАН. М.:ИНИОН, 1990.

Олескин А.В. Уровневая структура живого и биополитика. Философия биологии: вчера, сегодня, завтра. Памяти Р.С.Карпинской. М.: Ин-т философии РАН. 1995, с. 157-169.

О'Нейл Дж. Америка и мир через сто лет. – "Американская модель": с будущим в конфликте. М., 1984.

Онищук С.В. Исторические типы общественного воспроизводства: политэкономия мирового исторического процесса. М.: Восточная литература, 1995. - 149 с.

Орлова Э.А. Культурная политика в контексте модернизационных процессов. – Теоретические основания культурной политики. Сб. науч. тр. РИК. М., 1993. с. 47-75.

Парсонс Т. (Parsons T.) The Structure of Social Action. New York, 1937 (New York, 1968).

Парсонс Т. Основные черты теории социального действия. Эталонные переменные. – Социальная стратификация. М.: Ин-т народнохозяйственного прогнозирования РАН, 1992, вып. II. - 260 с.

Платковский А. Пекин решил выдержать паузу. – Известия, 1998, 26 августа, № 158.

Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. (Проблемы палеопсихологии). М.: Мысль, 1974.

Постиндустриальное развитие капиталистических стран: Географический прогноз / Под ред. Б.Н.Зимина, С.Б.Шлихтера. М., 1993.

Пригожин А. Феномен катастрофы (дилеммы кризисного управления). – Общественные науки и современность. 1994, N 2.

Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. М.: Прогресс, 1994. - 272 с.

Проблемы гуманитаризации математического и естественнонаучного знания: Сб. научно-аналитических обзоров. М.: ИНИОН АН СССР, 1991. - 183 с.

Прокудин Д. Франция 1934-1936: как удалось победить тоталитарную угрозу? – “Знание-сила”, 1995, № 8, 9.

Ракитов А.И. Философия компьютерной революции. М.: Политиздат, 1991. - 287 с.

Раушенбах Б.В. Пристрастие. М.: Изд-во “Аграф”, 1997. - 432 с.

Розеншток-Хюсси О. Речь и действительность. М.: Лабиринт, 1994. - 224 с.

Романовская Т.Б. Изменение идеала естественнонаучной теории в XIX и XX веке. - Логика, методология, философия науки. XI Международная конференция. Москва-Обнинск, 1995. Т.VIII. С. 137-140.

Руданеевский В.Д. Принятие решений: политика и методология (Обзор). – Проблемы государственного управления в зарубежных странах: Реф. сб. М.: ИНИОН АН СССР, 1979.

Садовский В.Н. Основания общей теории систем: Логико-методологический анализ. М.: Наука, 1974.

Свечин К.Б., Аршавский А.И., Квасницкий А.В., Никитин В.Н., Новиков Б.Г., Федий Е.М. Возрастная физиология животных. М.: Колос, 1967.

Семашко Л.М. Сферный подход. Спб.: Нотабене, 1992. - 368 с.

Семенов С.А. Происхождение земледелия. Л.: Наука, 1974. - 320 с.

Семенов Ю.И. Экономическая этнология. Первобытное и раннее предклассовое общество. М.: Восточная литература, 1993.

Семенов Ю.И. Секреты Клио. Сжатое введение в философию истории: Учебное пособие. М.: МФТИ, 1996. - 180 c.

Семенов А. Вселенная по Кандинскому. – Знание-сила. 1995, октябрь. С. 37-44.

Силби Дж. Контуры политической системы США, 1789 - 1991. – Новый взгляд на историю США: Американский ежегодник, 1992, М.: Наука, 1993.

Скулачев В.П. Трансформация энергии в биомембранах. – М.: Наука, 1972. – 203 с.

Смелзер Н. Социология. М.: Наука, 1994.

Смелсер Н. Социологические теории. – “Международный журнал социальных наук”, 1994. № 3 (6), с. 9-24.

Современная западная социология. – Словарь / Под ред. Ю.Н. Давыдова, М.С. Ковалева, А.Ф.Филиппова. М.: Политиздат, 1990.

Ставицкий А.И., Никитин А.Н. На одном языке с природой. Санкт-Петербург, 1997. - 137 с.

Степанов Ю.С. Основы общего языкознания. М., 1975.

Суркова Л.В. Парадигма техницизма в цивилизационном процессе. – М., 1998. – 166 с.

Сэпир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М.: Прогресс, 1993.

Тарусов Б.Н. (ред.) Биофизика. М.: Высшая школа, 1968.

Тейяр де Шарден П. Феномен человека: Сб. очерков и эссе: Пер. с фр. — M.: OOO “Издательство ACT”, 2002. — 553 с.

Тернер Дж. Структура социологической теории. М.: Прогресс, 1985. - 472 с.

Тимофеева Г.П. Президент и бюрократия // Путеводитель по президентству: Реферат. М.: ИНИОН АН СССР, 1991.

Токвиль А. Демократия в Америке. М.: Прогресс, 1992. - 554 с.

Тоффлер О. (Toffler A.) Future shock. - L.: Pan Books, 1971. - 517 p.

Тоффлер О. Столкновение с будущим. - Иностранная литература. 1972. № 3. С. 228-249.

Фигатнер Ю.Ю. Предпосылки возрождения бюрократической деспотии в информационном обществе: структурно-функциональные и хронологические аспекты процесса общественного развития. М., 1991 (деп. ИНИОН РАН 14.05.1991, № 44546).

Фигатнер Ю.Ю. Проблема правосудия и социальные реформы: естественнонаучный подход к анализу эволюции государства. Москва, 1992 (деп. ИНИОН РАН 12.02.1992 г., № 46089).

Фигатнер Ю.Ю. Роскадры в структуре государства Российской Федерации: естественнонаучный подход к социальной эволюции. – Вестник государственной службы. - М., 1993. № 8.

Фигатнер Ю.Ю., Перепелкин Л.С. Эволюция макроинститутов государства и гражданского общества: методология и теория социальной эволюции. М.: МИТПФ РАЕН, 1996, препринт № 14.

Фигатнер Ю.Ю. Влияние правовой среды на формирование гражданского общества РФ: состояние малого предпринимательства. 1998. (сдано на депонирование в ИНИОН РАН).

ФиЭС - Физический энциклопедический словарь / Гл. ред. А.М. Прохоров. Ред. кол. Д.М.Алексеев, А.М.Бонч-Бруевич, А.С. Боровик-Романов и др. М., 1983.

ФЭС - Философский энциклопедический словарь / Гл. редакция: Л.Ф. Ильичев, П.Н.Федосеев, С.М.Ковалев, В.Г.Панов. М., 1983.

Фридмэн Л. Введение в американское право. М.: Прогресс, 1992. - 286 с.

Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? – “Политические исследования”, 1994, № 1.

Хайтун С.Д. Механика и необратимость. М.: Янус, 1996, - 448 с.

Хакен Г. (1983); Синергетика. Иерархия неустойчивостей в самоорганизующихся системах и устройствах. М.: Мир, 1985.

Хизрич Р., Питерс М. Предпринимательство, или Как завести собственное дело и добиться успеха. Вып. 1-5. М.: Прогресс, 1992.

Хобринк Б. Эволюция. Яйцо без курицы. М.: Изд-во “Мартис”, 1993. - 110 с.

Холл М.П. Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии. Новосибирск, 1993.

Шадсон М. Культурная интеграция национальных обществ. – “Международный журнал социальных наук”, 1994, № 3 (6).

Шаклеина Т.А. Аппарат исполнительной власти // Путеводитель по президентству: Реферат. М.: ИНИОН АН СССР, 1991.

Шипов Г.И. Теория физического вакуума. М.: фирма НТ-Центр, 1993. - 362 с.

Шнирельман В.А. Возникновение производящего хозяйства: Проблема первичных и вторичных очагов. М.: Наука, 1989.

Штюрмер М. Голодная казна - слабое государство. – Все начиналось с десятины: этот многоликий налоговый мир. Пер с нем. М.: Прогресс, 1992. - 406 с.

Щепаньский Я. Элементарные понятия социологии. М.: Прогресс, 1969.

Энгельгардт М.А. Прогресс как эволюция жестокости. Спб.: Изд-во Ф. Павленкова, 1899.

Юдин Э.Г. Методология науки. Системность. Деятельность. М.: Эдиториал УРСС, 1997. – 445 с.

Яковлев В.А. Диалектика творческого процесса в науке. М.: Изд-во МГУ, 1989. – 128 с.

Szuromi P. (Ph.D., Senior Editor, Science Magazine) Культура научной публикации как составляющая успеха учёного в США. // Плюснин Ю.М. Как писать научные работы // Наука в Сибири, № 2, 2000. – http://www.sati.archaeology.nsc.ru/Home/pub/index.html?id=878. 15.09.2002.