ТЕМПОРАЛЬНЫЕ ОСНОВАНИЯ ИНТЕРАКТИВНОЙ РЕАЛЬНОСТИ ЧЕЛОВЕКА

Дмитрий В. Гарбузов

Факультет философии и социальных технологий Волгоградского государственного института, buendia@bk.ru

1. Предварительные определения: человек, бытие, сущее, мир

У В.Набокова есть художественный образ, который очень точно отражает то понимание  человека, которое будет изложено в этой статье: «Не знаю, отмечал ли уже кто-нибудь, что главная характеристика жизни – это отъединенность? Не облекай нас тонкая пленка плоти, мы бы погибли. Человек существует, лишь пока он отделен от своего окружения. Череп – это шлем космического скитальца. Сиди внутри, иначе погибнешь. Смерть – разоблачение, смерть – причащение. Слиться с ландшафтом – дело, может быть и приятное, однако тут-то и конец нежному эго»[1].

Эти слова говорят прежде всего об одном особом свойстве сущего, или быть может не всего сущего, а одного из сущих (т.е. человека), – а именно, о его определенности, ограниченности, отъединенности, обособленности. Это означает, что такое сущее в качестве причины своего существования содержит момент ипостазирования[2], самостоятельного пребывания, осуществления пределов своего бытия. Это нужно понимать в том смысле, что наличие пределов есть не одно из многих прочих свойств человека, а именно основное, основоположное свойство, без которого данное сущее никогда бы не осуществилось.

Человек – это существо-предел. Смыслом жизнедеятельности такого существа, структурной основой его существования является постановка пределов, границ. Это существо, ставящее пределы миру. Причем дело заключается не в том, что некто ставит задачей своего существования строительство границ, перегородок, стен, заборов и т.д. Дело в том, что это существо само по себе, в исходной простоте своего существования является пределом, границей сущего. Занимая некоторое место, это существо одновременно вносит в него предел, дискретность, вещность, поскольку все безличное сущее заканчивается, определяется на нем. Он не выдумывает границы вещей, он сам есть граница вещей, но он и не творит вещи: он лишь определяет, исполняет, производит их. Мир при этом получает место, а существо-предел получает время, историю, длительность.

Здесь мы подошли к важному выводу, который требует более тщательного и подробного осмысления. Мы сказали, что мир заканчивается на существе-пределе. Это означает, что существо-предел, т.е. человек, является концом мира. В пространстве существования существа-предела нет места для мира, мир не уместен в существе-пределе. Или, говоря иначе, там, где есть существо-предел нет мира. Есть существа-предела предполагает ничто мира. Это одна половина рассуждения, но возможна и обратная логика. В месте существования мира нет места для существа-предела; существо-предел не уместно в мире. Есть мира предполагает ничто существа-предела. Чтобы разобраться в этом вопросе, произведу более четкое определение понятий.

То, что есть – это, по определению, сущее. Но сущее не равно миру. Разница между ними в следующем: сущее – это то, что существует, потому что есть, а мир – это то, что существует, потому что есть сущее. Первое имеет место в отношении себя, второе – теряет себя в отношении другого, себя отдает другому (т.е. мир теряет себя в отношении сущего). Сущее – это бытие, вышедшее в начало существования, мир – это уместность бытия, вышедшего в начало существования, место, где бытие выходит в начало существования. Мир, в этом смысле, – это особое устройство поддержания другого, которое как раз является тем, что существует, потому что есть, т.е. сущее. Мир – это именно сущее, законченное на человеке (существе-пределе), сущее, вмещающее человека, сущее, встречное человеку.  Мир получает место при встрече с существом-пределом, человеком. Местом самого мира является сущее, которое в свою очередь тоже  есть, т.е. также имеет место. Есть мира – это уместность сущему, законченному на существе-пределе, человеке. Ничто мира не есть ничто сущего как такового, но есть именно ничто сущего, законченного на существе-пределе, человеке.

То, что есть – это по определению сущее. Но человек не есть просто одно из сущих. Человек – это именно такое сущее, на котором все остальное заканчивается, превращаясь в мир, становясь миром. Человек – это последнее сущее, за спиной которого и под которым уже ничего нет. Сущее теряет место при встрече с человеком. У человека нет места в сущем. Есть человека – это ничто сущего, неуместность, законченность сущего. Наоборот, ничто человека не есть ничто сущего, напротив, ничто человека есть сущее.

Подведем первые итоги. Сущее теряет место при встрече с человеком; мир получает, находит место при встрече с человеком. Человек как существо-предел осуществляет свое присутствие тогда, когда сущее теряет место, а мир находит место. Сущностное устройство мира таково, что он имеет основание под собой или позади себя и принципиально не имеет ничего впереди себя, т.е. заканчивается пределом. Именно потому, что мир уже закончился на человеке, это и позволяет нам говорить, что мир есть. Мир есть потому, что он уже закончился, свершился. Сущностное устройство человека как существа-предела таково, что он не имеет основания под собой  или позади себя, но находит себя в мире, который предстоит. Человек принципиально начинается. Человек есть потому, что он уже начался. В каждой точке, где заканчивается мир, начинается человек. Конец мира есть начало человека. У мира все в прошлом, у человека все в настоящем.

Сопоставим то, что у нас получилось: сущее есть, мир заканчивается, человек начинается, происходит. Теперь мы можем сказать нечто более содержательное относительно того, что сущее есть. Сущее, рассматриваемое в целом, обнаруживает сложную, дифференцированную способность начинаться и заканчиваться. Сущее – это, во-первых, только то, что всегда начинается и никогда не заканчивается, т.е. человек, и, во-вторых, только то, что всегда заканчивается и никогда не начинается, т.е. мир. Они взаимодополнительны и как бы вложены друг в друга, поэтому сущее – это, одновременно, и то, что всегда уже закончилось и то, что всегда уже началось. Есть сущего – это по определению бытие. Бытие означает такое событие, такое имение места, при котором присутствует возможность осуществления мира и человека. Бытийная возможность начинаться полагается в личности человека, а бытийная возможность заканчиваться гипостазируется в наличности, наличии мира.

 

2. Человек как личность и мир как история

Быть личностью – это значит определенным образом проявлять свое существование в двух аспектах – геометрическом (пространственном) и хронологическом (временном()странственном). Геометрия лица заключается в особом расположении места его присутствия. В частности, пространство местности лица имеет бинарную гетеротропную структуру, направления которой определяются отношением либо к лицевой, либо к исподней, изнаночной плоскости некоторого разделяющего предела. Лицо в этом смысле и есть открытая, титульная сторона предела. Лицо как бы рассекает, завершает, облекает сущее и претворяет его тем самым в размеренный и ориентированный мир. Быть лицом – значит жить в мире. Мир – это отпечаток, проекция, икона лица в пространстве протяжения сущего.

Быть личностью – это также значит иметь историю, то есть носить в себе, представлять собой сущее, ушедшее в изнаночную сторону присутствия. Это значит обнаруживать актуальный смысл у тех состояний сущего, которых уже нет.  Сущее как бы втягивается в эту изнаночную сторону предела, располагается на его поверхности и образует уникальную и единственную в своем роде комбинацию, схему событий. Это особый способ хранения бытия, когда оно не уходит безвозвратно, а специфическим образом сохраняется в зазоре предела между лицом и изнанкой. Сохраненное вдоль одномерного предела сущее, с одной стороны, еще не есть, а с другой – уже не есть. Поэтому так трудно определить онтологический статус лица. Между тем искать его истоки нужно не в пространстве мира, а именно в истории мира, т.е. не в округе местности лица, а в зазоре предела между лицом и изнанкой. Именно этот зазор между лицевой и изнаночной стороной разделяющего предела я называю временем. Оно одномерно и единственное место его проявления – это история жизни лица, т.е. хроника или биография.

Таким образом, быть лицом – значит иметь биографию. Биографию, по аналогии с предыдущим определением, можно обозначить как отпечаток, проекцию, икону сущего во времени, т.е. в зазоре предела между лицом и изнанкой. Становление личностью, олицетворение, ипостазирование – это по сути дела дублирование или архивирование сущего, создание своего рода виртуальной реальности[3], которая инфильтруется в особую размерность бытия, не имеющую динамико-геометрических характеристик. Это можно рассматривать как способ интенсификации существования, когда развитие и изменение происходит не как экстенсивный рост сущего, а как перевод его в качественно новую размерность бытия, имеющую более высокие параметры интенсивности и пластичности. Такая интенсифицированная размерность бытия сущего называется историей. Поэтому нужно быть лицом, чтобы жить в истории.

Виртуальная реальность человеческого существования располагается во времени, т.е. в зазоре предела между лицом и изнанкой. Мир виртуального существования человека – это история. Именно этот мир организован принципиально хронометрически, т.е. его осуществление происходит через специфическую кумулятивную (направленную) редукцию, дробящую универсум на череду мгновений, каждое из которых есть микробездна, микропредел, точка распада на «до» и «после». В отличие от виртуальной реальности истории, мир вещей организован принципиально геометрически, т.е. его существование не кумулятивно, а диссипативно; он континуален, наличествует целиком сейчас, а его динамика – рассеяние. Таким образом, геометрически мир человека многомерен и всеохватывающе преизбыточен, а хронометрически – одномерен и тонок. Поэтому для человека время подобно воротам, которые он способен открывать, для того чтобы двигаться по своему отдельному пути и создавать реальность своей истории. Время – это тот ключ, который открывает человеку бытие сущего.

 

3. Эпохальность как механизм времени

Необходимо подчеркнуть, что личность человека определена, обособлена не потому, что отделена от всего остального непроницаемыми границами, а потому, что всегда начинается, существует как начинание, т.е. всегда с еще неясным прошлым, но уже с будущим. Это дискретность и континуальность не конечности, а начальности. Наоборот, наличность мира не потому необособлена, неипостазирована, что представляет собой открытость существования, а именно потому, что ничего собой не представляет, но всегда выступает пределом, завершением, концом другого, т.е. всегда с еще неясным будущим, но уже с прошлым. Это дискретность и континуальность не начальности, а конечности.

Возвращаясь теперь к вопросу о совместимости мира и человека как существа-предела, мы можем сформулировать ряд положений. Мир не уместен в человеке, но укоренен в сущем (как своей основе), которое заканчивается на человеке. Человек не уместен в сущем, но выступает как место присутствия того, что есть сущее, т.е. бытия. Человек – это место присутствия бытия в сущем. То, что есть сущее (т.е. бытие) сбывается как зазор между начальностью (человека) и конечностью (мира). Зазор между начальностью и конечностью – это время. Значит именно время – это то, что создает границы, покровы, пределы проницаемости. Время – это демиург частичности, определенности, ограниченности. Частичность неизбежно имеет два смысла – недостаточность и самостоятельность, т.е., с одной стороны, существование как часть чего-то, а с другой – относительно определенное и устойчивое расположение на некоем основании, фундаменте. Это дает нам ключ к механизму времени (или организму: и то и другое всего лишь метафоры). Время не творит протяженные и изменяющиеся вещи из ничего, оно выступает в качестве особого инструмента или устройства, которое дробит, разрывает на части, откалывает кусочки целого. Если назвать целое бытием, а частичное – сущим, то можно сказать следующее: время – это особое устройство определения бытия для произведения протяженного и изменяющегося сущего.

Время, таким образом, – это не движение из прошлого сущего в будущее сущего, но движение из предела бытия к началу сущего мира. Время, так сказать, перпендикулярно развитию или движению сущего, оно вовсе не тащит сущее из начала в конец, смысл времени заключается в выведении бытия в начало существования. Бытие, выведенное в начало существования есть сущее. Такое сущее, во-первых, присутствует как человек, а, во-вторых, подлежит как мир. Человек-в-мире начинается, мир-в-человеке заканчивается. Мир – подлежащее, сущее – сказуемое, бытие – слово. Человек – тот, кто слышит слово бытия, сказывающееся в подлежащем.

Быть способным удерживаться во времени, т.е. иметь в себе открытым зазор между пределом бытия и началом сущего – значит обладать жизнью. Сущее, которое не удержалось во времени, т.е. в событии выхода из предела бытия в начало существования, завершает свое присутствие в безвременном подлежании мира. Сущее, которое использует свою способность удерживаться во времени для определения подлежащего и измерения предстоящего называют человеком. Человек – это существо, которое выходит из предела бытия в начало существования для определения подлежащего и измерения предстоящего.

Таким образом, сущее в качестве подлежащего мира не может знать (не имеет в себе) предела бытия, а знает лишь начало подлежащего мира, а человек, наоборот, не знает (не имеет в себе) начала подлежащего мира, но знает предел бытия. Мир «узнает» предел бытия через свое другое – человека, а он в свою очередь узнает начало сущего через свое другое – мир. Поэтому мир определяется, движется к пределу бытия, а человек начинается, познает начала существования. Именно это свойство быть вместилищем для другого я определяю как эпохальность времени[4]. Предел бытия – это epohe мира, а начало существования – epohe человека. Эпохальность мира поэтому проявляет себя в событийном горизонте определенности, предельности, завершенности, а эпохальность человека проявляет себя в событийном горизонте начинания, произведения, творения, незавершенности[5].

Соберем воедино полученные определения. Предел бытия имеет место там, где начинается сущее. Зазор между пределом бытия и началом сущего – это время. Сбывание зазора между пределом бытия и началом сущего – это временение бытия сущего. Сущее сбывается как временение человека-в-мире и временение мира-в-человеке. Событийный горизонт мира не знает (не имеет в себе) временения настоящего и будущего. Событийный горизонт человека не знает (не имеет в себе) временения прошлого. Поэтому бытие сущего проявляет сложную событийную темпоральность. Мир и человек стремятся к тому, чего не имеют, но к чему предназначены: мир – к концу (будущему пределу бытия), а человек – к началу (прошлому началу существования), к исполнению.

Временение бытия сущего, таким образом, можно считывать двояким образом: либо через темпоральность мира, как бытия подлежащего сущего (это физика времени), либо через темпоральность человека, как бытия присутствующего существования (это антропология времени). Временение бытия сущего – это либо подлежащий мир, перемещающийся во времени вперед из начала существования к пределу бытия, либо присутствующее существование человека, развивающееся, возвращающееся во времени назад из предела бытия к началу существования.

         Однако с учетом онтологической разницы (т.е. бытия и сущего) имеет смысл рассматривать не сбывание сущего в качестве развития «вещей», «частиц мира» в «одномерном времени», а сбывание бытия сущего в качестве удержания зазора между пределом бытия и началом сущего. В этом случае понятия движения времени вперед или назад просто теряют смысл, а сущее предстает как проекция многомерного события бытия в заведомо ограниченные, ограниченномерные миры человека, и уже там эксплицитным образом актуальность сущего разворачивается в одномерную линию.

 

4. Темпоральность единичной целостности и локальность частичной множественности как два измерения совместного существования человека

Особое внимание стоит обратить на то, что человек представляет собой весьма специфическое сущее, которое, во-первых, позволяет говорить о себе одновременно и в единственном, и во множественном числе, а во-вторых, имеет место в качестве самостоятельного сущего, т.е. живого существа, отделенного границами от остального сущего в собственное обладание. Соответственно, необходимо осмыслить, в каких рамках бытия, множественность индивидов сама может быть представлена в качестве целостной единичности? А равным образом и то, как целостная единичность может быть представлена в качестве множественных индивидов? Что значит быть целостной единичностью? Что значит быть множеством индивидов? Где есть целостная единичность? Где есть множество индивидов? Как полагается начало целостной единичности и множественных индивидов? Как сбываются целостная единичность и  множественные индивиды?

Сущее – это то, что есть. Есть сущего – это, по определению, бытие. Сущее – это бытие, выведенное в начало существования. Однако сущее – это, очевидно, слишком широкая категория вещей[6], нас сейчас интересует только такое сущее, чье бытие выходит в начало существования в качестве единицы или множества (единиц). Что это значит? Все ли сущее выходит в начало существования в качестве единицы и множества (единиц)?

При первом рассмотрении этот вопрос, кажется, не имеет смысла: конечно, все, что есть, может быть представлено в качестве единичных вещей, а также их совокупностей. Понятие единичности уже изначально входит в само понятие вещи. Именно постольку, поскольку нечто отделено от всего остального, мы называем его вещью. Если нечто не отделено от всего остального, мы называем его не вещью, а только частью, частицей вещи. Однако здесь-то и возникает весьма характерная проблема: при таком взгляде на бытие сущего в мире не оказывается ни одной вещи, а только части, частицы. Именно к такому пониманию приходит, в частности, физика, где это называется квазиконтинуальностью мира[7]. Мир физики – это мир как бы вещей и настоящих частиц, частей.

Понимаемый таким образом мир абсурден: в нем нет вещей, но есть их части. Однако дело здесь, по нашему мнению, не просто в неправильности методологии, а в том, что она контрабандным образом проносит вместе с собой то, о чем открыто не говорит, но что содержится в ней скрыто, позволяя ей игнорировать противоречие между отсутствием целых вещей и бытием их частей. Методология естественных наук имеет нечто, на чем она основана и что делает ее возможной, оставаясь при этом сокрытым и не проясненным, и именно потому, что является основанием. Это нечто виновно в том, что физика дает картину мира, в котором нет вещей, но есть их части. Точнее говоря, это нечто дает именно картину мира вещей, но таким специфическим образом, что вещи в ней приносятся в жертву их собственным частям, частицам. В каждом предмете естественных наук это нечто присутствует, но как бы позади, за спиной, оставаясь не замеченным. Сами по себе предметы естественных наук – это сущее минус нечто не замечаемое, но необходимое.

Это нечто, по нашему мнению, есть способ существования человека. Если это так, то придется признать, что человеческий способ существования каким-то образом виновен в том, что бытие выходит в начало существования таким образом, что о нем можно говорить как о мире вещей; что человек виновен в бытии вещей. При этом человеческий способ существования виновен в бытии мира вещей таким специфическим образом, что, выводя бытие вещей в начало существования, одновременно лишает их самостоятельности, представляя в качестве частей чего-то другого.

Причем речь здесь не может идти о том, что человек творит вещи. Сам способ существования человека – это не то, что принадлежит ему, а, скорее то, что происходит с человеком, или точнее – происходит человеком, сбывается человеком. Способ существования человека – это некое устройство не человека самого по себе, а бытия сущего в целом. Устройство человека самого по себе – это устройство вещи в мире, но эта вещность мира уже изначально предполагает человека в качестве некоего особого устроения бытия сущего.

В частности, мы предположили, что онтологическим смыслом человечности человека является особое свойство бытия устанавливать предел самому себе, т.е. определять, ограничивать себя. Такой предел есть, по сути дела, начинание, начинаемость сущего, начало существования сущего. Установление предела самому себе – это способ сбывания бытия, возникновение зазора между пределом бытия и началом существования сущего, отсроченность исполнения, когда бытие присутствует не целиком, а как бы разбивается на отдельные части. Онтологическим предназначением человека, таким образом, оказывается способность быть носителем этого отсроченного исполнения бытия. Отсроченность исполнения бытия в качестве установленного зазора между пределом бытия и началом существования сущего является, по нашему мнению, смыслом того, что называется временем.

Таким образом, теперь мы можем сказать, что вовсе не любое сущее выходит в начало существования в качестве единицы или множества (единиц), но по сути дела лишь единственное сущее, а именно, человек. Любое другое сущее не способно быть целостной единичностью и всегда имеет место только в различных модусах частичного существования. Именно это обстоятельство, по нашему мнению, определяет физическую картину мира, в которой нет вещей, но есть их части. Методология естественных наук не нуждается в доказательстве наличия целых вещей, потому что как раз такой истинной целой вещью, т.е. сущим, отделенным от окружающего мира, и является сам человек, существование которого самоочевидно. Это объясняет и то, почему естественные науки так ориентированы на поиск истинных вещей вовне, в мире: именно потому, что для физики наличие вещей самоочевидно, но источник этой самоочевидности – способ существования человека – недоступен. Поэтому физика постоянно ищет «первокирпичики» бытия, называя таковыми, то атомы, то элементарные частицы, то кварки.

Вместе с тем нужно отметить, что методология естественных наук создает в своем роде очень точную картину мира. Поскольку человек есть такое сущее, в месте существования которого заканчивается, определяется все остальное встречное человеку сущее, постольку человек и находит не вещи, но части вещей, т.е. лишь частично определенные вещи, всегда имеющие одну открытую сторону – именно ту, которая открывается, соприкасается с человеком. Впрочем, на эту проблему можно посмотреть и с другой стороны. Для того, чтобы могло существовать единичное сущее, единичная вещь, необходимо, чтобы встречное ей, окружающее ее сущее было одновременно и открыто для нее, и отделено, что избавляет ее от размывания и взаимопроникновения. Единичная вещь должна быть отделена таким пределом, который открывает ее как бытие сущего, но при этом каким-то неуловимым движением постоянно отдаляет ее разрушение, отсрочивает ее исполнение в качестве сущего, отдаляет от слияния с сущим. Таким пределом, по нашему мнению, является время. Это значит, что единичные вещи имеют место во времени; местом единичной целостности является не пространство, а время.

Таким образом, мы пришли к выводу, что понятия единичной целостности и множества индивидов взаимодополнительны, это две стороны одного и того же. Единичная целостность существует во времени, т.е. это сущее, которое пространственно не локализовано, не имеет образа и не может быть воспринято органами чувств. Чувственному восприятию доступно только множество индивидов в мире, но, имея пространственную структуру, они не обладают целостностью. Единичная целостность – это принципиально темпоральный феномен, а индивидуальная множественность – принципиально пространственный, локально-геометрический.

Итак, единичная вещь – это отсроченное от исполнения бытия сущее, нечто убегающее от исполнения, определения своей судьбы. Это убегание от исполнения бытия представляет собой особое устройство самого бытия – время. Убегание от исполнения означает, что единичное целое можно мыслить только, как всегда уже начавшееся. Однако сущее – это не то, что убежало от бытия, а то, что есть. Это означает, что единичное целое всегда предполагает и модус законченности, т.е. в нем имплицировано, свернуто будущее. То, что находится между модусами начальности и законченности единичного целого, – это множество индивидов. Рядоположенность, раздельность множественных индивидов (т.е. людей) в пространстве мира, есть вместе с тем совместность, слитность единичного целого (т.е. Человека) во времени мира.

Таким образом, единичное целое (Человек) и множество индивидов (Люди) предполагают друг друга. Исполнение бытия единичного целого отсрочено потому, что бытие множества индивидов уже сбылось, точнее говоря, бытие множества индивидов уже сбылось потому, что исполнение бытия единичного целого отсрочено. Продолжительность времени всегда равна одному мгновению, отделяющему предел бытия от начала существования. Поэтому единичное целое всегда одновременно и современно. Человек, присутствующий в качестве единичного целого, – это особое устройство бытия сущего. Следовательно, начало существования сущего отстоит от предела бытия сущего на расстоянии одного человека. Именно в этом и только в этом смысле человек виновен в том, что бытие выходит в начало существования так, что о нем можно говорить как о мире вещей, что человек виновен в бытии вещей. 

Общество людей представляет собой реальность, образованную взаимодействием людей на всех возможных уровнях, – межличностном, групповом, институциональном. Но для того, чтобы понять онтологический смысл самой социальности, интерактивности человеческой жизни необходимо отчетливо осознавать и учитывать феномен антропологической темпоральности. Это тот уровень бытия, на котором социальные феномены проявляют свою целостность. Это нужно понимать буквально, а не метафорически: на этом уровне множество индивидов существует как единичная целостность, единый Человек. Это, образно говоря, человеческий шаблон или матрица. События на этом уровне не имеют длительности, но осуществляются мгновенно. Это уровень Первочеловека, по отношению к которому сообщества людей выступают как фрактальные, самоподобные системы.

 

5. Мое и другое существование как телесно-духовная бинарность

Социум представляет собой общность людей. В основании социальной жизни находится факт наличия других людей. Однако сама множественность людей не является основанием их другости. В реальности может существовать и множественность одинакового, тождественного. Определить Другого можно только антропологически, поскольку это принципиально и фундаментально человеческий феномен бытия.

Прежде всего в другом человеке открывается сам феномен другости, чуждости мира самого по себе, такого, каков он есть без меня. Образ чужого мира имплицитно содержит две смысловые темы: тему моего существования и тему другого по отношению ко мне существования. Проведем специальную антропологическую интерпретацию этих понятий[8].

Мое – значит наличное-здесь, первое, начальное. Мое – это нулевая точка мира, центр или ось реальности. В первую очередь пространство-местность моего – это тело, место мира, в которое я вызван, произведен. Тело – это никак не обходимое место, куда выходит сущее, чтобы оказаться в здесь бытия, в наличии. Тело – это тотальная и императивная реальность моего существования. Функционально оно есть оформление и удержание пустоты, окружение моего присутствия твердью ничьего, оно несовместимо с некоторым уже есть без меня. Тело – это место, где я перехожу из ничто в есть. В этом заключается темпоральный, временной смысл телесности: тело выделяет и удерживает особое место пространства мира, а именно то, в котором происходит осуществление, определение бытия, становление бытия тем или иным сущим.  

Понятие другого в первую очередь фиксирует различие, это отличное от того, что уже есть. В отношении моего, другое – это всегда-уже-есть-без-меня. То, что есть, – это сущее. Это первый, ближайший смысл другого. Всегда-уже-есть, которому принадлежит сущее в качестве другого означает, что ни одно сущее само по себе не есть первое, исходное для всего остального сущего. Это второй смысл другого. Другое сущее не есть первое. Но это еще не все. Всегда-уже-есть, которому принадлежит сущее в качестве другого, означает также, что ни одно сущее само по себе не есть и последнее. Это третий смысл другого. Другое сущее не есть последнее. Иными словами, всегда-уже-есть сущего, к которому принадлежит другое, означает, что оно не имеет предков и наследников, не знает генеалогии поколений, не связано причинами и следствиями, но пребывает как эпоха (epohe), т.е. все сразу, тотально-мгновенно. Это четвертый смысл другого.

То, что есть со мной, но не я – это тело, субстанция моего. То, что есть без меня, – это некоторое другое тело, субстанция сущего без меня. Используя традиционные понятия, можно назвать ее духом. Таким образом, дух – это всегда-уже-есть-без-меня, которому принадлежит сущее в качестве другого. В используемом ракурсе анализа, различия между телом и духом заключаются в следующем. Тело – это образ пребывающего временения сущего в качестве вещи, которая не терпит в своем месте пребывания ничьего присутствия, никакого уже есть. Дух – это образ пребывающего временения сущего как всегда-уже-без-меня-есть, в котором начальная единственность моего, хотя и представлена, но лишь отрицательном смысле как без меня.

Тело – это нулевая  точка мира, место, где небывшее выходит в бытие. Тело – это, используя известную метафору, игольное ушко бытия, через которое проходит верблюд мира. Можно сказать, что телесность – это прежде всего органон, инструмент времени, устройство, с помощью которого время присутствует в мире. В частности, этот инструмент действует так, что рядополагает никак иначе не совместимые временные вещи. Определение «временная вещь» – это не просто констатация некоторого негативного качества: непостоянства и бренности, но именно позитивное обозначение определенного способа бытия – существования во времени, т.е., как сказано об этом выше, существования погруженным в пустоту ничьего, окруженным твердью ничьего. Таким способом каждая временная вещь получает место, а мир, следовательно, – это место-для-временного.

Дух – это другое (содержание) меня. О духе речь должна идти в тех случаях, когда сущее выражает в своем существовании нечто отличное от своей телесной, мирской организации. Иными словами, тело и мир не имеют самостоятельного содержания, т.е. они никак не относятся к самому себе, но всецело представляют, производят другое. Тело временно (т.е. посредством времени) производит меня в мир. Мир производит в существование временные вещи, смысл мира состоит в потере себя в отношении другого, в отказе от единичности целого ради определенности частичного. Мир – это целое, которого нет и отсутствие – это способ его существования. Время производит бытие, т.е. извлекает временные вещи в начало существования. Это событие имеет две стороны, как бы вложенных и вытекающих одна из другой. Первая – это постановление, собирание сейчас времени в здесь пребывания, а вторая – субординация сейчас-здесь временных вещей в некоторый порядок или хронотоп мира.

 

 

6. Трансцендентальный Другой как источник социальной власти

Человек обнаруживает чуждость и другость мира, в котором существует. Однако это не последнее открытие. Еще более ошеломляющим является обнаружение чуждости моего собственного существования, отсутствие полной власти над самим собой, своей жизнью и смертью. Если даже мое не принадлежит мне, то единственным источником на­дежды оказывается другой человек. Как писал об этом Ж.Делез, другой человек спасает меня от невыносимости мира[9]. Именно другой человек является «точкой опоры», «краеугольным камнем», основанием повседневного, естественного и привычного мира. Любая иллюзорность, искусственность, сделанность мира ничего не стоит и не страшна, если есть другой человек, ибо именно он поддерживает ценность и законность существования мира. Настоящим кошмаром в таком случае будет не искусственный мир, а искусственный человек. Но нужно более отчетливо прояснить, что дает такую силу и власть другому человеку? Что позволяет ему санкционировать законность устройства повседневного мира?

Для онтологической тотальности моего существования другое – это нечто, что можно увидеть лишь одним глазом, а именно, через мое. Другое смотрит глазами моего, но не в том смысле, что другое – это чужое мое, чужой подобный мне, а напротив, другое – это радикальное без меня, которое и выступает в качестве меры другости. Это ничто меня нужно понимать в качестве пустоты моего, пустой, бессодержательной уместности (epohe) моего. Следовательно, из двух определений – мое и другое – лишь первое относится к тому, что есть, т.е. является сущим в качестве временной вещи. А второе определение обозначает то, что ни в коем случае не есть, т.е. не просто отсутствует, а необходимо отсутствует, но чей событийный смысл в том и состоит, чтобы отсутствовать. Мое – это органон-организм другого. Соответственно, Другой – это эпохально-временная уместность моего, уместность существующего приватно-моим, личностно-ипостасным. Мое производит другое и ничего самостоятельного без своего отношения к нему не представляет. Другое осуществляет меня в качестве временной вещи, смысл другого состоит в потере себя в отношении моего, в отказе от единичности целого ради индивидуальности частичного. Другой – это целый, которого нет, и отсутствие – это способ его существования. Иными словами, Другой – это и есть тот самый шаблон или матрица человека, или, если использовать христианскую терминологию, – это Первочеловек, Сын Человеческий, Логос.

Выше было сказано, что онтологически другое относится к всегда-уже-есть сущего, т.е. пребывает целостно-мгновенно, как эпоха. То, что удерживается от высказывания-проявления в другом, – это абсолютная совместимость. Это означает, что Другому не нужно иметь место, чтобы быть, т.е. другое никогда не выходит в начало существования, а всегда остается на пределе бытия. Коренное разделение между моим и другим состоит, следовательно, в том, что мое относится к присутствию бытия, а другое – к отсутствию оного. Другой находится за рамками бытия сущего как события времени в мире вещей.

Сущая временная вещь представляет собой бытие, вышедшее в начало существования. Выйдя в начало существования, сущее занимает свое место в мире. Занимать свое место в мире – это значит быть временно отсроченным от исполнения бытия. Именно это мы имели ввиду, когда говорили, что сущее погружено в пустоту ничьего, окружено твердью ничьего. Твердой пустотой времени бытие прорастает в мир сущих временных вещей. Время, таким образом, на мой взгляд, должно мыслиться как особого рода предел или разрыв без дна, который вводит различие между пределом бытия и началом сущего. Если же смысл времени как разрыва без дна не осознается, то невозможно уловить и различия между бытием и сущим.

Чтобы бытие выходило в начало существования в качестве имеющего место сущего, требуется, следовательно, без дна разрыв, называемый временем и представляющий собой простое отсутствие бытия, ничто бытия. Таким образом, когда мы говорим о месте, в котором имеется сущее, то предполагаем геометрию пространства мира, когда же говорим о месте, в котором имеется само бытие, то ни о какой геометрии пространства здесь не может быть и речи. Напротив, уместность бытия сущего заключает в себе смысл невозможности какой бы то ни было геометрии пространства вообще, или, иными словами, ничто есть место бытия сущего.

Если мы хотим мыслить бытие и сущее вместе, то нам требуется ввести понятие века времени как эпохи осуществления бытия. Век времени сам по себе означает событие осуществления бытия в качестве развержения и схлопывания без дна разрыва между пределом бытия и началом существования сущего. Вечность времени в этом смысле равна одному мгновению. Это единственное мгновение отсутствия бытия. Единственное мгновение отсутствия бытия выводит его в начало существования и отдаляет сущее от последнего, окончательного определения, наделяя местом в пространстве мира и длительностью в истории мира. В единственном мгновении отсутствия находится, образно говоря, последний приют бытия.

В этом аналитическом контексте онтологическим смыслом антропогенеза, т.е. происхождения личностно-ипостасного существования является событие постановления сейчас времени в здесь бытия. Таким образом, по сути оно является хронологией – т.е. времяположением, времясобиранием. Логос времени – это другое ипостаси существования. Эти греческие слова очень удачно схватывают суть происходящего события: постановление сейчас мгновения времени в окруженное твердой пустотой ничьего здесь подлежания ипостаси; собирание, складывание здесь подлежащего. Следовательно, гипостазирование и хронология – это две перспективы одного и того же события осуществления бытия; ипостась-личность и логос-другой – это две стороны многообразно сбывающегося сущего: одна из них представляет собой присутствие в здесь бытия, а вторая – отсутствие в сейчас мгновения времени.

Другой, таким образом, – это специфическая трансцендентальная структура человеческого мира, являющая особое устройство бытия. Другой – это Логос времени, он полагает сейчас мгновения времени в здесь бытия сущего. С этим связана власть и сила другого как единственно необходимого участника всего сбывающегося в человеческом мире. Непрерывно участвуя в сбывающемся, Другой санкционирует любые определения бытия, как в гносеологическом, так и в онтологическом смысле.

Соответственно, присущая человеку неутолимая жажда Другого и страх одиночества есть стремление к истокам своего существования, источнику своего происхождения. Это желание вырвать свое бытие, ускользнувшее в чуждость прошлого; попытка испросить помощи у Другого как хранителя времени.

Мучительная невозможность обладания Другим, выраженная в бесчисленном множестве художественных произведений, связана с тем, что, будучи Логосом времени, Другой выступает творцом и гарантом моей собственной здесь-определенности в сейчас века времени мира. Мирская уместность несовместимой единичности, индивидуальности моего существования поддерживается вечной мгновенностью отсутствия как предельной совместимости Другого (существования). Другой необходимо отсутствует, чтобы открывать и удерживать место для меня. Другой таков, что отношения с ним всегда строятся по одному принципу: он всегда воедино со мной, но я никогда не воедино с ним. Так сохраняется онтологическая разница моего и другого. С этим связана и пугающая немота, молчание Другого, которое как бы подталкивает к чему-то. Оно представляет собственное безмолвие Логоса, который есть не речь сама по себе, а у-словие речи. Речь дана мне, а логос принадлежит Другому. Я говорю и слушаю, а логос молчит, давая мне возможность и даже заставляя высказаться и быть услышанным.

Резюме.

Таким образом, в качестве фундаментальных проблем устройства интерактивной реальности человека были рассмотрены две темы – единичности (т.е. целостности) и множественности человека, во-первых, и различия моего и другого существования, во-вторых. Логика проведенного исследования привела к выводу, что обе эти проблемы могут быть поставлены и решены, только исходя из аналитики антропологической темпоральности.