Glava1

Гл. 1. Проблем а многообразия форм времени

На протяжении последних нескольких десятилетий идея многообразия качественно различных типов времени неоднократно высказывалась как естествоиспытателями, так и философами и на сегодняшний день получила достаточно широкое распространение в литературе. Выходят работы, в которых используются понятия геологического, биологического, химического, социального и других форм времени. Однако вопрос о правомерности и критериях выделения качественно новых типов времени остается, фактически, неразработанным. Более того, нередко под особой формой времени подразумевается лишь совокупность некоторых специфических особенностей временных свойств соответствующих областей материальной действительности, описываемых в понятиях обычного физического времени. Это обстоятельство позволяет некоторым исследователям высказывать серьезные сомнения относительно правомерности постановки вопроса о многообразии типов времени.

Так, например, Р.А. Аронов и В.В. Терентьев считают, что “...проблема нефизических пространства и времени, при ближайшем рассмотрении, оказывается не чем иным, как проблемой специфических пространственных и временных свойств нефизических материальных объектов и взаимоотношений между ними и никакого большего смысла в себе не содержит...” /Аронов, Терентьев, 1986, с. 15/. Концепция нефизического времени, по мнению авторов, не в состоянии ответить на такие вопросы: “Отличается ли длительность геологических, географических, химических, биологических и социальных процессов от длительности тех физических процессов, посредством которых они осуществляются? Это - разные промежутки времени или один и тот же? Отличаются ли друг от друга их метрические и топологические свойства, их свойства симметрии?” /Аронов, Терентьев, 1988, с. 72/. Пока на эти вопросы, полагают авторы, не будет дан обстоятельный положительный ответ, ни о каком нефизическом времени не может быть и речи.

В дальнейшем мы рассмотрим поставленные Р.А. Ароновым и В.В. Терентьевым вопросы, а пока лишь отметим, что в сознании естествоиспытателей и философов господствует представление о времени как о единой универсальной форме бытия материи, представляющей собой некоторую равномерную длительность, достаточной количественной мерой которой является "секунда" - одна из основных единиц Международной системы единиц физических величин СИ (SI).

Вместе с тем существует, по крайней мере, одна область познания, а именно биология, в которой уже несколькими поколениями ученых ведутся поиски специфических способов и единиц измерения длительности. Результаты, полученные такими исследователями, как Х. Фрай, Г. Кейт, Т.А. Детлаф, Д.И. Сабинин, Г.П. Еремеев, являются достаточно веским основанием для постановки и самого серьезного обсуждения проблемы многообразия форм времени.

1. Проблема биологического времени

Идея о том, что природа живых организмов обусловлена прежде всего спецификой временной организации протекающих в них процессов, была высказана еще в середине прошлого века Карлом Эрнестом фон Бэром (1792-1876).

К. Бэр считает, что различные живые организмы живут как бы в разных временных масштабах, в силу чего те интервалы времени, которые исчезающе малы для человека, могут быть огромными, например, для насекомых. При этом он, казалось бы, не выходит за рамки господствовавших в середине прошлого столетия ньютоновских представлений о времени. Речь идет только о разных временных масштабах. Но при этом единицу времени К. Бэр определяет через равенство совершенной в организме физиологической работы, включая и физиологическую работу организма, связанную с восприятием окружающей действительности, а в качестве меры времени рассматривает удары пульса. Он пишет: “Вообще пульс находится, кажется, в известном соотношении со скоростью ощущений и движений. У кролика биение пульса в два раза быстрее, чем у человека, а у крупного рогатого скота в два раза медленнее. Без сомнения, ощущения и движения у первого бывают быстрее, чем у последних. Итак, кролик проживает в данное время значительно более, чем крупный рогатый скот”¹ /Бэр, 1861, с. 16/. Таким образом, для различных живых организмов эквивалентными оказываются единицы времени разных временных масштабов. Дело происходит так, будто эти живые организмы живут в разных физических временах, текущих относительно друг друга с различной скоростью.

Рассуждая о том, что при переходе к более мелким масштабам времени то, что казалось до этого неизменным, оказывается подверженным изменениям, К. Бэр делает важные в методологическом отношении выводы: “всякий застой есть только кажущееся”; “одно только постоянное изменение и при том в форме развития действительно и вечно, чем и вызывается к бытию все частное” /с. 26/. В подобной переменчивости “однакож постоянны, неизменны законы природы, по которым совершаются перемены” /Там же/. Это постоянство, неизменность законов течения материальных процессов во времени К. Бэр удачно иллюстрирует аналогией с соотношением музыкальной идеи и ее материальной реализацией в виде нотных записей и сыгранной на рожке мелодии или мысли и ее передачи устно или письменно. Он пишет: “Но нет сомнения, что внутренняя выработка музыкальной или духовной идеи предшествовала их чувственному изображению, и не мелодия составилась из отдельных звуков, не мысль из отдельных слов, но отдельные тоны и звуки вызваны были в том порядке, какой был нужен для выражения мелодии или мысли” /с. 30-31/. Точно так же, считает К. Бэр, и в живой природе меняются поколения живых организмов, но вечными и неизменными остаются “только формы этих процессов развития” /с. 31/. В конечном итоге делается вывод о том, что жизненный процесс является “не результатом органического устройства, а размером (Rythmus), подобным мелодии, по которому органическое тело строится и перестраивается” /с. 36/.

Во времена К. Бэра еще не было понятия "биологическое время", и он сам не только не вводит такого понятия, но даже не говорит напрямую о специфике временной организации биологических процессов. Но его рассуждения о том, что разные живые организмы могут “жить быстрее или медленнее” и даже в разных масштабах времени, а также вывод, сделанный им из сравнения временной, по сути дела, структуры жизненного процесса с музыкальной мелодией и ритмом, показывает, сколь большое значение он придавал временной организации биологических процессов.

Подобные выводы не случайны. Дело в том, что К. Бэр много времени и энергии уделил изучению и описанию эмбрионального развития животных и птиц и хорошо знал зависимость скорости этого развития от температуры и других факторов. При этом процесс развития как единый целостный поток как бы растягивается или сжимается во времени, сохраняя в целом свою внутреннюю временную структуру /Бэр, 1950/.

Об особенностях пространственно-временной организации биологических процессов писал В.И. Вернадский (1863-1945). Он особо подчеркивал, что в живом организме, как и в физическом мире, время тесно связано с пространством и имеет смысл говорить о пространстве-времени живого организма, а не о пространстве и времени в отдельности /Вернадский, 1975/.

Следует заметить, что В.И. Вернадский ограничился общими соображениями о биологическом времени. Он не ставил перед собой задачу найти способ введения в понятийный аппарат биологии понятия биологического времени, хотя и рассматривал свой подход к проблеме времени как естественнонаучный, а не философский /Вернадский, 1932, 1933/. Он обобщил выводы естествознания о пространственно-временных свойствах неживой природы и попытался распространить их на живую природу. Однако, не подвергнув их философскому анализу, В.И. Вернадский на философский, по своей природе, вопрос дает естественнонаучный ответ, констатируя, что время - это эмпирически устанавливаемая бренность объектов материальной действительности и определяемая при помощи часов длительность существования этих объектов. В результате В.И. Вернадский остался на уровне эмпирических обобщений и сформулированные им идеи о специфике пространственно-временных свойств биологических процессов оказались слишком абстрактными и недостаточно операциональными.

Практическое введение в биологию понятия "биологическое время" связано с такими именами, как Л. дю Нуйи, Г. Бакман, Х. Фрай, Г. Кейт, Т.А. Детлаф, Г.П. Еремеев, Д.А. Сабинин, К. Торнтвейт и др.

Изучая скорости заживления ран в разном возрасте, Леконт дю Нуйи /Nouy,1936/ показал, что с возрастом эта скорость падает, и если у 10-летнего ребенка раны величиной в 20 кв. см. заживают за 20 дней, то у 50-летнего человека аналогичные раны заживают за 78, а у 60-летнего - за 100 дней. Исходя из этого, Л. дю Нуйи полагал, что для совершения определенного количества физиологической работы в возрасте 50 лет в среднем необходимо почти в четыре раза больше физиологического времени, чем в 10-летнем возрасте, и поэтому все происходит так, будто звездное время течет в четыре раза быстрее для человека 50 летнего возраста, чем для ребенка десяти лет. Но поскольку звездное время на самом деле не может зависеть от возраста людей, то Л. дю Нуйи считал, что с возрастом меняется скорость "физиологического времени".

О "биологическом", или "органическом", времени писал Г. Бакман /Backman, 1943/, который предполагал, что это время можно задать в виде логарифмической функции x = * log(t) + обычного "физического времени" t, где х - органическое время, а и - некоторые константы.

Идеи Л. дю Нуйи и Г. Бакмана находят в настоящее время применение и дальнейшее развитие в геронтологии /Чеботарев, Минц, 1978/ и биоэкологии /Мауринь, 1980; 1982;1983; 1996/.

Следующим шагом в развитии понятия "биологическое время" стало использование в эмбриологии и некоторых других разделах биологии особых "безразмерных", т. е. не выразимых в общепринятых единицах измерения времени, характеристик длительности развития живых организмов и течения биологических процессов. В 30-х годах Х. Фрай /Fry,1936/ при изучении длительности разных фаз преобразования ядер в яйцах морского ежа в период оплодотворения использовал в качестве единиц длительности период от осеменения до первого деления. Несколько позже Г. Кейт /Cate,1956/, сравнивая интенсивность дыхания различных видов амфибий при разных температурах, использовал в качестве единицы времени 1/100 часть общей продолжительности периода развития от окладки оплодотворенного яйца до конца нейруляции.

Г.П. Еремеев /Еремеев,1959/, изучая зародышевое развитие различных видов птиц, время наступления разных этапов развития выразил в долях периода от окладки яйца до вылупления. В результате оказалось, что у таких домашних птиц, как куры, утки, гуси, индейки, а также у таких птиц, как чибис, голубь домашний, крачка черная, одни и те же этапы зародышевого развития при измерении времени указанным выше способом наступают "одновременно", тогда как в единицах астрономического времени разница в длительности отдельных этапов развития у разных птиц достигает многих суток.

В бактериологии существует мнение, что “для оценки процессов роста и развития бактерий целесообразно использовать не привычное и стабильное физическое время, а вариабельное время генерации /t /...” /Смирнов,1982, с. 34/.

К выводу о непригодности для описания биологических процессов общепринятых единиц измерения времени приходят и исследователи, изучающие рост и развитие растений. Так, например, К. Торнтвейт /Thornthwaite,1953/ в качестве единицы времени использовал длительность интервалов между появлением соседних узлов на стебле гороха. Комментируя работу К. Торнтвейта, Р. Акофф и Ф. Эмери пишут: “Эти промежутки имели различную длительность в астрономических единицах времени, но с их помощью удавалось лучше предсказывать урожай и управлять его сбором, чем при использовании дней и часов” /Акофф, Эмери, 1974, с.248/. К мысли о необходимости введения в физиологию растений особых единиц измерения времени пришел и Д.А. Сабинин /Сабинин, 1963/, который, изучая вопрос о детерминации характерных особенностей листьев условиями освещенности, заметил, что при изменении этих условий на побегах растений образуется примерно по три листа, обладающие строением, соответствующим прежним условиям освещенности. Характеризуя это явление, автор пишет: “Трудно указать в днях или иных единицах времени промежуток, проходящий от момента окончания детерминации структуры листьев до окончания формирования данного листа. Температура, влажность, обеспеченность растения азотом и другими элементами минерального питания сильно сказываются на темпе роста и изменяют длительность этого промежутка. Но величина этого промежутка может быть с достаточным приближением выражена в единицах биологического времени” /Сабинин, 1963, с.128-129/. Д.А. Сабинин считает целесообразным в качестве такой единицы, названной им пластохроном, взять интервал длительности одного элементарного этапа развития побега, т.е. образования узла, листа и междоузлия, и отмечает, что при исчислении времени жизнедеятельности побега в пластохронах можно обойти трудности, связанные с действием различных внешних условий на скорость появления листьев. “Как бы ни изменялась эта величина, один пластохрон остается пластохроном, и поэтому скорость формообразовательной деятельности побега в пластохронах окажется неизменной” /Там же, с.129/.

Наиболее впечатляющие результаты получены Т.А. Детлаф и сотрудниками руководимой ею Лаборатории экспериментальной эмбриологии им. Д.И. Филатова Института биологии развития РАН.

Идея использования при изучении эмбрионального развития пойкилотермных животных в качестве единицы измерения времени длительности одного митотического² цикла в период синхронных делений дробления (t )³ была высказана Т.А. Детлаф в 1960 году /Детлаф, Детлаф, 1960/. Эта единица, как “одинаково пригодная для всех видов и независимая от температуры и темпов развития”, была сразу же высоко оценена А.А. Нейфахом и даже названа им "детлафом" /Нейфах, 1961, с. 54/.

Известно, что эмбриональное развитие пойкилотермных животных очень сильно зависит от внешних условий и прежде всего от температуры среды. Кроме того различны темпы развития эмбрионов разных видов живых организмов. Эти обстоятельства делают трудно сопоставимыми закономерности развития эмбрионов не только разных, тем более далеких друг от друга видов животных, но даже одного и того же биологического вида, если это развитие идет в различных условиях. Обычно для сопоставления темпов эмбрионального развития используют температурный коэффициент Вант-Гоффа (), показывающий, во сколько раз возрастет скорость процесса приповышении температуры на С. Но, как пишет Г.Г. Винберг, при попытках уточнить и конкретизировать представления о температурных зависимостях эмбрионального развития живых организмов, даже только в диапазоне наиболее оптимальных температур, “мы попадаем в область обширных, но на удивление плохо систематизированных знаний” /Винберг, 1983,с.31/. И это не удивительно: придерживаясь традиционных способов описания эмбрионального развития в общепринятых единицах измерения времени, в принципе невозможно привести к сопоставимому виду развитие эмбрионов разных видов живых организмов. Переход же к новым, "биологическим" единицам измерения времени открывает удивительное единство в закономерностях эмбрионального развития. Об этом свидетельствуют результаты, полученные Т.А. Детлаф и ее сотрудниками.

В частности, выяснилось, что при описании в "детлафах" процессов эмбрионального развития ранние его этапы отличаются очень высокой степенью консерватизма временной организации процессов⁴.

Приведенные в обзорной статье /Детлаф, 1989/ итоги тридцатилетних исследований эмбрионального развития различных видов пойкилотермных животных подтверждают ранее высказанное Т.А. и А.А. Детлаф предположение о том, что использование в качестве единицы измерения времени t позволяет “выявить такие временные закономерности, которые не могли бы обнаружиться, если бы t не было биологически эквивалентной мерой времени у сравниваемых животных” /Детлаф, Детлаф, 1982, с.36/.

Итак, в некоторых разделах биологии предпринимаются попытки описывать развитие живых организмов и протекающие в них биологические процессы в особом биологическом времени, единицами измерения которого служат длительности тех или иных биологических процессов исследуемых организмов. При этом единицы биологического времени рассматриваются как самотождественные интервалы длительности, а измеряемое ими биологическое время - как специфический стандарт равномерности. Вместе с тем единицы биологического времени представляют собой длительности таких ритмических биологических процессов или периодов развития живых организмов, которые, будучи измеренными в единицах физического времени, во-первых, оказываются разными у разных живых организмов, а во-вторых, меняются случайным образом, в зависимости от случайных изменений характеристик окружающих условий. Поэтому, если единицы биологического времени, например, “ детлафы” , измерять в единицах физического времени, например, в минутах, то мы будем иметь ряд случайных величин, и, наоборот, если единицы физического времени измерять в единицах биологического, мы также будем иметь последовательность случайных величин. Иными словами, физическое время и биологическое время взаимно стохастичны⁵.

Обобщая сказанное, мы считаем возможным предположить, что самое главное различие между биологической и физической формами времени заключается в указанной выше особенности их метрик. При этом особо следует подчеркнуть, что как единицу физического времени - “ секунду” , так и единицу биологического времени, например, “ детлафы” , мы должны рассматривать как абсолютно самотождественные (самоконгруэнтные) единицы, в одном случае, физического, а в другом, биологического времени. Иными словами, как физическое, так и биологическое время являются “ абсолютно равномерными” временами, своего рода стандартами равномерности.

2. Идея множественности форм времени в отечественной философской литературе.

Представление о многообразии качественно различных типов времени за последние несколько десятилетий получило достаточно широкое распространение в отечественной философской литературе.

Первоначально эта идея высказывалась в самом общем виде как представление о многообразии форм пространства и времени или пространственно-временных форм. Так, например, В.И. Свидерский в 1956 г. писал: “На основе общей диалектики формы и содержания следует заключить, что различным качественным состояниям движущейся материи должны соответствовать и качественно различные пространственно-временные формы” /Свидерский, 1956, с.184/.

В дальнейшем были предприняты попытки более подробной и конкретной разработки идеи многообразия форм времени. В статье “О свойствах времени” Ю.А. Урманцев и Ю.П. Трусов, исходя из “чисто философских положений - а) время есть объективно-реальная форма существования материи, б) движение есть сущность времени (и пространства)”, сделали выводы, “во-первых, о существовании качественно различных форм времени, принадлежащих различным видам движения материи...”, и, “во-вторых, о количественной и качественной изменчивости и развитии времени, поскольку с изменением движущейся материи, с переходом ее из одного вида в другой должно измениться и время - атрибут материи” /Урманцев, Трусов, 1961, с.58/.

Для того чтобы ответить на вопрос о том, что означает количественная и качественная изменчивость, развитие времени, авторы предлагают проанализировать "реальное время", которое, как они полагают, состоит из "единичных, индивидуальных времен - времен отдельных объектов".

Что же такое "индивидуальное время"? В работе дается следующее определение: “Индивидуальное время есть единство всех таких свойств объекта, которые могут быть изучены посредством хронометра” /Там же, с.58. Выделено нами. И.Х./. К таким свойствам относятся, во-первых, дление, т.е. сохранение объектами своих качеств относительно неизменными, и, во-вторых, "абсолютная величина", связанная с конечностью любого индивидуального времени. В конечности индивидуального времени проявляется закономерная бренность отдельных материальных объектов. Подводя итоги рассмотрению свойств индивидуального времени, Ю.А. Урманцев и Ю.П. Трусов делают вывод, что “время вообще... предстает просто как дление-бренность = самопрехождение всех материальных объектов" /Там же, с.70/. При этом они считают, что единство всех конкретных индивидуальных времен состоит в том, что “любое время, любое дление-бренность одномерно, направленно, обладает составом, строением, границами, абсолютной величиной и /анти/симметрией” /Там же, с.70. Выделено нами. - И.Х./.

В концепции Ю.А. Урманцева и Ю.П. Трусова содержатся, фактически, два понятия времени. С одной стороны, под временем понимается сам процесс непосредственного бытия ("дления", т.е. сохранения в относительно неизменном состоянии покоя или движения) и прехождения ("бренности", т.е. возникновения, количественно-качественных изменений и в конечном счете разрушения и гибели) объектов и процессов материального мира. С таким "содержательным" пониманием времени связаны возражения авторов против "отождествления времени с масштабом" и отрыва времени от временных тел как особого рода чистого количества (См. там же, с. 59, примечание).

С другой стороны, "индивидуальное время" объекта (а в конечном итоге и "время вообще", поскольку оно есть не что иное, как совокупность индивидуальных времен всех объектов) представляет собой единство тех свойств, которые могут быть изучены посредством хронометра. Но что такое хронометр и какого рода свойства могут быть определены при помощи хронометра?

О том, что "хронометр", согласно авторам, - это обычные часы, позволяющие измерять время в общепринятых единицах, можно судить по некоторым приводимым ими примерам. Так, они пишут, что в теоретической физике индивидуальное время обычно понимают как общую продолжительность существования объекта, как n единиц времени. К примеру, "время жизни" t -мезона - это просто 0.8*10 секунд /Там же,c.59/. На вопрос о том, что такое "хронометр", некоторый свет проливает и примечание авторов к приведенному выше примеру: “Для определения абсолютных величин индивидуальных времен объектов достаточно величину одного из них принять за единицу, масштаб. Эталоном времени может служить индивидуальное время любого хорошо воспроизводимого физического процесса”; “...при измерении времени (как и при любом другом измерении) мы относим величину индивидуального времени исследуемого объекта к величине индивидуального времени некоторого стандартного объекта (эталона), т.е. к единице времени, и узнаем, скольким единицам равно измеряемое нами индивидуальное время” /Там же,с.59, примечание/ (Курсив наш. - И.Х.).

Таким образом, Ю.А. Урманцев и Ю.П. Трусов предполагают, что при определении абсолютных величин индивидуальных времен эталоном времени может служить "индивидуальное время любого хорошо воспроизводимого физического процесса". Однако что имеется в виду под "хорошей воспроизводимостью" стандартного (эталонного) процесса? Видимо, следует думать, что под таким туманным словосочетанием скрывается требование конгруэнтности (т.е. равенства по "абсолютным величинам") индивидуальных времен последовательных воспроизведений этого эталонного "хорошо воспроизводимого" физического процесса. Действительно, представим себе такой весьма странный маятник, у которого при свободном качании длительности периодов следующих друг за другом колебаний весьма существенно отличаются друг от друга и равны, скажем, 5, 10, 2, 15 и т.д. секундам, минутам или каким-то другим общепринятым единицам измерения времени. Можно ли признать качания такого маятника "хорошо воспроизводимым" физическим процессом? По-видимому, нет. Реальные же маятники можно отнести к "хорошо воспроизводимым" физическим процессам именно потому, что периоды их последовательных колебаний остаются (разумеется, с определенной степенью точности) постоянными величинами. Авторы, следовательно, молчаливо предполагают, что в природе имеется такой класс "хорошо воспроизводимых" физических процессов, индивидуальные времена последовательных воспроизведений которых по их "абсолютным величинам" остаются неизменными. Именно такими эталонными "хорошо воспроизводимыми" физическими процессами являются все те общеизвестные физические процессы, при помощи которых мы обычно измеряем время. Но если это так, то оказывается, что все индивидуальные времена протекают как бы "на фоне" единого равномерного физического времени. Материальные процессы могут течь по-разному, в силу чего индивидуальные времена разных объектов могут иметь разную структуру, но эталонный физический процесс при этом "хорошо воспроизводится" и остается неизменным. При этом, в полном соответствии со взглядами авторов, никакой особой самостоятельной сущности - "времени" - может и не быть. Но поскольку для определения их абсолютных величин все индивидуальные времена сопоставляются с одними и теми же эталонными процессами, то время здесь фактически оказывается некоторым абстрактным равномерным течением, своего рода "математическим временем", материализующимся при помощи равномерных, т.е. "хорошо воспроизводимых", физических процессов.

Итак, то обстоятельство, что абсолютные величины всех индивидуальных времен определяются при помощи индивидуальных времен одних и тех же "хорошо воспроизводимых" физических процессов, приводит фактически к сохранению в неявной форме некоторого абсолютно равномерного времени, на фоне которого протекают и с которым соотносятся при определении их абсолютных величин индивидуальные времена всех материальных объектов и процессов. Более того, это объективируемое "хорошо воспроизводимыми" физическими процессами и неявно присутствующее в концепции Ю.А. Урманцева и Ю.П. Трусова абсолютно равномерное время уже в явной форме становится единым и единственным для всего и вся абсолютным временем, когда Ю.А. Урманцев в более поздней работе объявляет его индивидуальным временем некоторого всеобщего объекта и пишет, что “в самом общем случае этим объектом может быть Вселенная” /Урманцев, 1971, с.240/. B итоге индивидуальные времена конечных объектов оказываются конечными интервалами индивидуального времени этого максимального объекта - Вселенной, или, иными словами, конечными интервалами бесконечного абсолютного времени.

Здесь мы видим пример того, как пренебрежение проблемами измерения времени, или, точнее, предположение о том, что это уже давно решенная в науке проблема, не имеющая прямого отношения к вопросу о сущности времени, привело авторов, вопреки их желаниям избежать фетишизации количественной стороны времени, к тому, что они, сами того не замечая, остались полностью во власти абсолютного времени ньютоновской физики. Таким образом, акцент авторов на "содержательной" стороне феномена времени, а именно, на самом процессе "дления-бренности" или "самопрохождении" материальных объектов, отнюдь не снимает вопроса о природе того абстрактного равномерного дления, с которым (при помощи "хронометра", т.е. "хорошо воспроизводимого" физического процесса) сличается "дление-бренность" любого конкретного материального объекта и таким образом определяются абсолютные величины и все другие определяемые при помощи хронометра свойства индивидуальных времен этих объектов.

Несколько иначе к проблеме множественности форм времени подходят А.М. Мостепаненко, Р.А. Аронов, В.И. Жог и В.А. Канке. Пожалуй, общим для этих авторов является то, что при определении времени и его свойств приоритет отдается наиболее фундаментальным свойствам физического мира. При этом А.М. Мостепаненко считает, что “конкретные свойства нашего физического времени, по-видимому, обусловлены вполне определенными, хотя и особо фундаментальными, физическими явлениями и процессами” /Мостепаненко, 1969, с. 60/ (выделено автором), в силу чего в иерархически организованном материальном мире свойства времени более фундаментального уровня определяют временные свойства процессов и явлений более высоких уровней организации материи. Отсюда время каждого данного уровня организации физического мира выступает, с одной стороны, как форма бытия материи данного уровня, а с другой, как условие существования процессов и явлений более высокого уровня организации материального мира. Что касается объектов, процессов и явлений, относящихся к качественно иным, отличным от физического, формам движения материи, то автор ограничивается предположением о том, что их качественное своеобразие требует, видимо, признать, что “эти процессы протекают в пространстве и во времени качественно иного типа, чем физическое макроскопическое пространство-время” /Там же, с. 216. Курсив автора/. При этом А.М. Мостепаненко высказывает важную мысль о том, что взаимоотношение различных пространственно-временных форм должно подчиняться принципу соответствия, т.е. при определенных условиях одни пространственно-временные формы должны переходить в другие.

В отличие от А.М. Мостепаненко, Р.А. Аронов свое представление о качественно различных типах физического времени связывает не с иерархической структурой организации материального мира, а с качественно различными видами физических взаимодействий и считает, что “в природе существуют пространственно-временные границы, отделяющие друг от друга качественно различные пространственно-временные области, в которых определяющую роль играют различные типы материальных взаимодействий. В каждой из этих пространственно-временных областей господствующие в них взаимодействия определяют свойства пространства и времени” /Аронов, 1970, с. 39/. При этом время, с точки зрения Р.А. Аронова, является одним из наиболее фундаментальных, определяемых физическими взаимодействиями свойств материального мира, и он категорически не признает предположения о существовании биологического, химического, социального и других "нефизических" форм времени. Возражения Р.А. Аронова против идеи нефизических форм времени мы рассмотрим позже вместе с аргументами других противников этой идеи.

Взгляды В.И. Жога и В.А. Канке на проблему многообразия форм времени претерпели определенную эволюцию. Первоначально авторы были полностью солидарны с Р.А. Ароновым в том, что время имеет физическую природу и его свойства определяются физическими взаимодействиями. Поэтому, считали они, “подлинно фундаментальными физическими формами пространства и времени являются не микро-, макро-, мегапространство и время, как обычно считается, а пространственные и временные свойства соответственно слабых, сильных, электромагнитных и гравитационных взаимодействий” /Жог, Канке, 1981, с. 37/ и, следовательно, физической форме движения присущи четыре качественно различные формы пространства и времени, соответствующие четырем типам материальных взаимодействий /Там же, с. 38/.

Серьезным недостатком изложенных выше взглядов Р.А. Аронова, В.И. Жога и В.А. Канке является то, что понятие о четырех физических формах времени остается у них недостаточно операциональным для уяснения следующих вопросов: как же реально ввести в физические теории эти качественно различные типы времени; как использовать их в соответствующих экспериментальных исследованиях; если эти времена уже фигурируют в соответствующих физических теориях, то в чем выражается качественное различие этих времен; как учитывать их специфические особенности в экспериментальной и теоретической физике.

Опираясь в целом на концепцию Р.А. Аронова, В.И. Жог и В.А. Канке вместе с тем уже в рассматриваемой работе не отрицают реального существования "нефизических" форм времени. Однако специфические формы пространства и времени нефизических форм движения материи, с их точки зрения, не имеют собственной природы, поскольку не обусловлены, как физическое пространство и время, особыми формами взаимодействия: они возникают на основе физических взаимодействий, но несут на себе какие-то отпечатки особенностей тех связей, которые присущи биологическим, социологическим и другим процессам. Поэтому, “если исследователь в полной мере учитывает, что физическая форма времени и пространства в определенных условиях может являться субстанциально-динамической основой, носителем других форм времени и пространства, то перед ним открываются горизонты для дальнейшего прояснения особенностей той или иной формы времени и пространства...” /Там же, с.41/ (Курсив наш. - И.Х.).

Таким образом, с точки зрения авторов, физическое время представляет собой некую имеющую физическую природу сущность, своего рода субстанцию, которая может каким-то образом нести на себе особенности "других форм времени"⁶. Правда, в рассматриваемой работе также нет каких-либо попыток более конкретно определить специфику тех качественных особенностей пространственно-временных связей биологических, социальных и других процессов и явлений, которые позволяют говорить о соответствующих специфических формах времени и пространства.

Такая попытка предпринимается авторами в более поздней работе /Жог, Канке, 1982/, в которой, отметив, что самое трудное в концепции, признающей многообразие качественно различных форм времени и пространства, состоит в том, чтобы выявить их специфику /с.15/, авторы предупреждают от "сползания" к физической форме времени и пространства, поскольку, как они считают, “физические процессы обычно выступают фундаментом, носителем других явлений” /Там же/. Поэтому для отграничения физической формы времени и пространства от других форм исследователь "должен быть в состоянии указать на такие пространственно-временные параметры, которые бы достаточно резко отличались от физических характеристик, в частности, процесс их измерения не следует сводить к физическим процедурам" /Там же,/. Таким образом, для того, чтобы на измеряемом обычными часами физическом времени как на "субстанциально-динамическом носителе" обнаружить свойства других форм времени, нужны какие-то не связанные с измерением временные параметры, которые достаточно резко отличались бы от физических характеристик времени. В качестве примера такой принципиально новой формы времени авторы указывают на "общественно необходимое рабочее время" политэкономии, которое “никакими усилиями нельзя свести к параметрам физического времени”, вследствие чего “оно и не измеряется непосредственно физическими часами” /Там же, с.16/.

В контексте подобной концепции становится понятным и выдвинутое В.И. Жогом и В.А. Канке возражение против введения в биологию особых единиц измерения времени, заключающееся в том, что при этом представление о конгруэнтности интервалов длительности, на протяжении которых в биологической системе происходят одинаковые изменения, “детерминируется определенной философской гипотезой относительно природы времени: время считается пропорционально изменению объекта” /Жог, Канке, 1982, с. 17/. Для подобных представлений, утверждали эти авторы, нет ни практических, ни теоретических данных. Доказывая это, В.И. Жог и В.А. Канке пишут: “Так, хорошо изученные на практике физические закономерности свидетельствуют, что длительности физических процессов действительно находятся в определенной функциональной связи с изменениями ряда физических параметров, но связь эта имеет довольно сложный и специфический характер, который в вышеуказанной гипотезе не получает своего выражения. К тому же следует отметить, что длительность процесса сама есть одно из его изменений, ибо она постоянно возрастает; пытаться определить время, а оно есть совокупность длительностей, через изменение объекта - значит не выходить за пределы логического круга (изменение определять через изменение)” /Там же/.

Здесь авторы удивительным образом не замечают того обстоятельства, что обычные способы измерения времени как раз сводятся к фиксированию изменений тех или иных процессов, используемых в качестве "часов": либо это вращение Земли вокруг оси, либо обращение Земли вокруг Солнца, либо течение воды или песка в водяных или песочных часах, либо колебания атомных или молекулярных осцилляторов и т.д. Но так или иначе еще никто не придумал способа измерять физическое время непосредственно, не прибегая к представлению о том, что длительность времени пропорциональна изменению тех или иных равномерно текущих или равномерно, т. е. с постоянным периодом, колеблющихся материальных процессов. Поэтому представление, что время пропорционально изменению объектов, подтверждается всей практикой измерения физического времени. Вопрос заключается только в том, какие материальные системы и какие из протекающих в них процессов могут служить индикаторами времени.

Позже авторы пересмотрели свое отношение к использованию в биологии особых единиц измерения длительности биологических процессов и даже предприняли попытку обосновать правомерность такого способа описания временных свойств биологических процессов живого организма. “Методология введения понятия некалендарного биологического времени, - пишет В.А. Канке, - полностью согласуется с пониманием времени как количественного бытия движения. Равноценные в биологическом отношении действия по логике вещей имеют одни и те же материальные причины, а потому они равнодлительны в единицах некалендарного времени. Там, где физик фиксирует различие в биологически тождественном, биолога, наоборот, интересует тождественное в физически различном. Оба способа рассмотрения материальных процессов правомерны и соответствуют определенным чертам реальности”⁷ /Канке, 1984 а, с.19/ (Курсив наш. - И.Х.).

Однако заметим, что проблема самоконгруэнтности единиц измерения времени имеет более общий характер и фактически остается нерешенной до конца даже по отношению к единицам физического времени⁸. Причем аналогичный использованному В.И. Жогом и В.А. Канке аргумент, утверждающий, что “одни и те же причины требуют одного и того же времени, чтобы произвести одни и те же действия”, не показался А. Пуанкаре достаточно убедительным даже по отношению к гораздо более изученным и сравнительно легко экспериментально проверяемым с точки зрения контроля за действующими причинами физическим процессам и, еще более узко, - механическим движениям (см.: /Poincare, 1898, р. 3-4/; рус. пер.: /Пуанкаре, 1990, с. 222/).

Итак, В.И. Жог и В.А. Канке признают правомерность постановки вопроса о нефизических формах времени, причем в работах конца 80-х годов /Канке,1988/ и /Жог, Канке, 1989/ уже не требуют выявления каких-то неметрических особенностей нефизических форм времени. Тем не менее и в этих работах в неявной форме сохраняется представление о том, что метрика времени есть сугубо физическое свойство. Отсюда их неубедительная аргументация правомерности различных вводимых в биологии метрик времени апелляцией к необоснованному тезису о равнодлительности равнозначных процессов. Этот тезис фактически объявляется В.А. Канке “научным пониманием изохронности”. Он пишет: “Именно потому, что биологические процессы равнозначны, они равнодлительны; единицы биологического времени так же изохронны друг другу, как и секунды физического времени” /Канке, 1988, с. 27/. Основанием для такого утверждения автор считает другой не менее спорный тезис, гласящий, что “одинаковые следствия являются результатом действия одинаковых причин”. Отсюда делается вывод о том, что “равноценные в биологическом отношении действия имеют одни и те же материальные причины, в результате они реализуют одну и ту же долю жизненного пути организма, а потому они равнодлительны” /Там же/. И далее автор повторяет уже приведенные нами рассуждения о том, что равнодлительные в биологическом отношении процессы “как правило, неравнодлительны в физическом отношении” и наоборот. Сохраняется также высказанный ранее тезис о том, что “физическое время является базисом биологического” /Там же, с. 29/, но при этом отмечается, что из этого тезиса “не следует, что биологическое время не отличается от физического времени” /Там же/.

В рассмотренных нами работах В.И. Жога и В.А. Канке, по сути дела, нет реального обоснования правомерности использования в биологии особых единиц измерения времени. Вместо обоснования правомерности введения в биологию специфических единиц измерения времени и соответственно специфических временных метрик В.А. Канке констатирует факт познавательной эффективности вводимых в биологию особых временных метрик и из этого факта делает вывод, что раз в биологии удается рассматривать определенные материальные действия и процессы как равнозначные, то, значит, “они именно таковыми и являются” /Канке, 1988, с. 27/.

В отечественной философской литературе намечалась тенденция положительного решения проблемы многообразия форм времени в рамках разработки структурно-системной методологии. Так, И.В. Блауберг и Э.Г. Юдин, рассматривая время как обязательную компоненту структурно-функционального описания систем и имея в виду использование в биологии в качестве единиц измерения времени время смены поколений и продолжительность жизни популяций, писали, что в этом случае “к анализу привлекается не понятие времени вообще, а собственного времени системы ..., причем это время оказывается существенно разным для разных систем; благодаря этому за хронологически одно и то же время разные системы как бы пробегают разные пути развития” /Блауберг, Юдин, 1978, стр. 140/. Правда, авторы при этом, как мы видим, придерживаются общепринятых представлений о том, что "время вообще" - это время, измеряемое общепринятыми единицами.

Помимо "внутреннего исторического времени" системы, В.И. Блауберг и Э.Г. Юдин считают правомерным говорить о "времени функционирования" системы, единицы измерения которого “соотносятся с осуществлением определенной функции или применительно к объекту в целом взаимосвязанной совокупности функций” /Там же, стр. 140, 141/. Из пояснений авторов становится ясно, что "функциональное время" системы по смыслу весьма близко к рассмотренному выше биологическому времени, единицами измерения которого являются периоды некоторых циклических процессов самого организма.

Идею функциональной трактовки времени развивает и Ю.Г. Марков, который считает, что “при функциональном подходе к описанию систем происходит своего рода расщепление времени, обусловленное внутренним лагом в системе” /Марков, 1982, с. 175/. Под функциональным описанием системы автор понимает метод моделирования, при котором вся совокупность взаимодействий между объектом и средой делится на два класса по признаку направленности действия. В один класс попадают воздействия, которые испытывает объект со стороны среды, а в другой - воздействия, которые объект оказывает на окружающую среду. Последний класс представляет собой результат функционирования объекта /с. 62/. Этим двум классам взаимодействий, считает автор, соответствуют две меры времени - внешняя и внутренняя. Внешняя мера характеризует изменения системы, рассматриваемой как структурное образование (лабораторное время), а внутренняя мера характеризует внутренний ритм жизни системы (собственное время). Лабораторное время измеряется с помощью обычных часов и обладает всеми известными нам свойствами. Это есть физическое время. Собственное время измеряется характерными ритмами жизнедеятельности системы, каковыми у живых организмов, согласно автору, являются “ так называемые биологические часы” /Там же, с. 175/.

На отождествлении “ собственного времени” биологических систем с временем, измеряемым “ биологическими часами” , необходимо остановиться особо, поскольку оно является серьезным препятствием на пути адекватного понимания сущности биологического времени.

Под "биологическими часами", как известно, понимается совокупность колебательных (циклических) процессов живых организмов, которые имеют периоды, приблизительно равные или кратные (в том числе, с коэффициентами кратности, меньших единицы) периодам суточных, месячных, сезонных и других ритмических изменений условий жизни, так или иначе связанных с вращательными движениями Земли. Эта связь “ биологических часов” с вращательными движениями Земли, определяющими метрику физического времени, делает их часами физического времени, позволяющими живому организму приспосабливаться к жизни в физическом мире.

О существовании в живых организмах ритмических процессов было известно еще в глубокой древности. На протяжении многих веков шел процесс постепенного накопления фактов, который стал особенно интенсивным в XX столетии, пока, наконец, после выхода в свет обобщающей работы Бюннинга /Bь nning, 1958/ и состоявшейся в 1960 г. первой Международной конференции по проблемам "биологических часов” /Biological Clocks, 1961/ не было осознано, что определенная часть колебательных (циклических) процессов биологических систем выполняет роль своеобразных часов, отслеживающих течение физического времени и помогающих живым организмам приспосабливаться к ритмическим изменениям окружающих условий.

Открытие "биологических часов" привело к тому, что многие исследователи начали сводить проблему биологического времени к проблеме "биологических часов". Вот что писал в 1969 г. А.М. Мостепананко: “Когда говорят о биологическом времени, обычно имеют в виду, что живому организму присущи "биологические часы", которые задают темп всех временных процессов в организме. При этом учитывается, что принцип действия биологических часов может существенно отличаться от принципа действия обычных физических часов” /Мостепаненко, 1969, с. 192/.

Аналогичным образом рассуждает и В.А. Межжерин: “Сформулировав проблему "биологических часов", биологи тем самым поставили перед собой задачу обнаружить специфическую структуру, которая выполняет эту роль. Сегодня становится все более очевидным, что любая биологическая целостность выступает в роли самих "биологических часов", а различные уровни ее организации представляют собой "шестерни", которые отсчитывают время разной протяженности, один уровень осуществляет отсчет "секунд", другой - "минут" и т.д.” /Межжерин, 1980, с. 20/. Это, считает автор, “дает основания формулировать не проблему "биологических часов", а проблему биологического времени и его метрики. Последняя и определяет его специфичность для различных систем. Сама же метрика оказывается зависимой от уровня организации и специфики элементов, образующих ту или иную систему” /Там же/. Подобная привязка метрики биологического времени к ритмике "биологических часов" позволяет В.А. Межжерину считать, что “любой биологический ритм, как форма отсчета времени, может быть соотнесен с физическим временем, и в практической работе биологический процесс рассматривается в системе физических координат” /Там же/.

Отождествление понятий “биологическое время” и “время, измеряемое "биологическими часами"”, обусловлено, на наш взгляд, следующим обстоятельством. При обсуждении проблемы биологического времени многие исследователи молчаливо полагают, что, во-первых, в соответствии с тезисом: “Каждой форме движения материи присуща своя специфическая форма времени”⁹, для всей живой материи существует единое, универсальное, всеобщее биологическое время (по аналогии с единым для всего физического мира общеизвестным нам физическим временем) и, во-вторых, поскольку “физическое время - это то, что измеряется обычными часами”, "биологическое время" - это то, что измеряется "биологическими часами".

В качестве примера рассмотрим работу В.П. Войтенко /Войтенко, 1985/, в которой весьма заинтересованно и достаточно глубоко обсуждается проблема времени в биологии.

В.П. Войтенко совершенно справедливо считает, что “концепция биологического времени была и остается предметом дискуссий, перерастающих рамки теоретической биологии и тесно соприкасающихся с проблемой общефилософского осмысления временных закономерностей материального мира” /с.73/. Однако автор недостаточно четко осознает отличие проблемы биологического времени от проблемы "биологических часов". Более того, он считает, что “успехи хроногенетики и хронобиологии привели к тому, что проблема времени для биолога - это прежде всего проблема биологических часов” /с.74/. И хотя в работе рассматриваются факты, относящиеся к проблеме биологического времени, а также затрагиваются некоторые подходы к описанию биологических процессов в специфических ("безразмерных", т.е. не сводимых к единицам физического времени), единицах биологического времени, В.П. Войтенко тем не менее рассматривает эти подходы именно как особые "модельные подходы" к описанию биологических процессов, не имеющих прямого отношения к проблеме времени.

Позицию автора можно понять. Дело в том, что в самом начале статьи, указав на появление представлений о качественно различных формах времени, он справедливо отмечает: “Для того, чтобы представление о полимодальности времени сохранило ранг научной концепции и не превратилось в простую фиксацию сложившейся практики, когда проблема времени так или иначе изучается в рамках многих научных дисциплин, первостепенной является задача идентификации отдельных модальностей” /Там же, с.73/. Автор видит два подхода к решению этой задачи. Один из них заключается в признании того, что разным формам движения материи соответствуют качественно различные временные модальности. “Задача заключается в установлении этого качества, раскрытии диалектики всех модальностей времени, их роли в построении гносеологической и онтологической картины мира” /Там же/. Второй подход “основан на концепции, что единое время, будучи связанным с наиболее фундаментальными свойствами материи, качественно не различается в различных мировых процессах. Отдельные его модальности отражают особенности устройства тех или иных систем, движущихся в едином потоке времени. Задача заключается в установлении механизма, от которого зависит переход от внешнего времени к внутреннему (собственному) времени системы, но сам этот переход рассматривается как количественная (счетная) процедура, за которой не стоит качественный сдвиг” /Там же//Курсив наш. - И.Х./.

При такой излишне общей формулировке первый подход оказывается неприемлем, поскольку ведет к представлению, будто в пределах каждой конкретной формы движения материи, так же, как для физической формы движения, существует некоторое особое единое для данной формы движения материи "время". Подобный вывод, по крайней мере, применительно к биологическому времени, как мы видели выше (см. стр. 13-14), совершенно неверен. Поэтому вполне понятно, почему автор без особого обсуждения избирает второй подход и считает, что проблема биологического времени - это проблема биологических часов. Но поскольку "биологические часы" представляют собой механизм приспособления процессов жизнедеятельности живых организмов к однозначно связанным с вращательными движениями Земли (т.е. с физическим временем) ритмическим изменениям окружающих условий (суточным, месячным, сезонным и т.п. изменениям освещенности, температуры, атмосферного давления и т.д.), то вполне естественно, что автор приходит к выводу об отсутствии каких-либо специфических особенностей биологического времени, т.е. времени, измеряемого биологическими часами. Он пишет: “Таким образом, экспериментальный и теоретический багаж современной биологии позволяет предположить, что метрические и топологические свойства физического времени не претерпевают качественных изменений в биосистемах. Более того, складывается впечатление, что само существование "живых систем, являющихся часами", в числе прочих предпосылок обусловлено и теми свойствами материи, от которых зависят качества физического времени. В этой связи можно считать, что биологическое время не имеет качественной специфики в сравнении с физическим и является самостоятельной временной модальностью в соответствии со вторым принципом, приведенным в начале статьи” /с.81-82/.

Таким образом, изначально отождествив проблему биологического времени с проблемой биологических часов, автор приходит к выводу о том, что биологическое время не имеет качественных отличий от физического времени.

Идея многообразия форм времени не исчерпывается проблемой биологического времени. В работах многих авторов рассматриваются понятия геологического, географического, социального и других форм времени. Однако далеко не во всех науках дело обстоит так, как в биологии. Чаще всего вызванные теми или иными причинами реальные трудности временного описания объектов познания интерпретируются как необходимость введения специфической формы времени.

Наиболее показательна в этом плане ситуация в геологии, в которой проблема времени остро встала еще в период становления ее как самостоятельной науки.

С самого начала существования геологии в ней зародились два подхода к проблеме времени: представление о достаточности для геологии общепринятой ньютоновской концепции времени и представление о необходимости описывать геологическую историю Земли в особом геологическом времени.

Первая точка зрения берет свое начало в работах Ж. Бюффона (1707-1788), который, исходя из ньютоновской концепции времени и представляя себе время как нечто шагающее “всегда ровно, однообразно, размеренно” (цит. по: /Симаков, Оноприенко, 1975 а, с. 100/), впервые попытался оценить возраст Земли в годах и выделить в ее истории отдельные эпохи. Дальнейшее развитие подобного подхода к проблеме времени привело к формированию “абсолютной геохронологии”, в которой длительности геологической истории Земли и отдельных ее этапов выражаются в годах (точнее, миллионах лет).

Вторую точку зрения впервые выдвинул Г. Фюксель (1722-1773), который высказал мысль “о возможности использования документов геологической летописи в качестве часов, позволяющих определять длительности отдельных этапов развития Земли” /Симаков, Оноприенко, 1975, с. 100/.

Эти два подхода к проблеме времени сохранились и по сей день. Хотя в официальной геологии общепринято этапы геологической истории Земли связывать с астрономической шкалой времени и оценивать возраст геологических объектов в миллионах лет, тем не менее среди геологов, как отечественных, так и зарубежных, имеются сторонники введения представления об особом, геологическом времени¹⁰.

Такое положение дел в геологии объясняется тем, что объектом изучения в этой науке является литосфера Земли, которая формировалась на протяжении нескольких миллиардов лет, причем не от всех геологических процессов и формировавшихся при этом геологических объектов сохранились в земной коре достаточно адекватные следы, и поэтому геологическая летопись Земли крайне неполна. Поэтому проблема времени в геологии обусловлена не тем, что геологические процессы объективно протекают в особом геологическом времени, а тем, что оказалось крайне сложно, а во многих случаях просто невозможно, связать события геологической истории Земли с астрономической шкалой времени. В этих условиях предлагаемые некоторыми исследователями особые шкалы “геологического времени”, в которых в качестве единицы длительности используются длительности тех или иных геологических процессов, представляют собой концептуальные времена тех теоретических реконструкций (моделей) геологической истории Земли, которые удается построить на основе сохранившейся геологической летописи.

Вполне возможно, что в подобных шкалах времени раскрываются какие-то закономерности геологических процессов и геологической истории Земли. Но при этом следует иметь в виду, что введенное таким образом “геологическое время” - это не объективное время, в котором реально разворачивалась в прошлом геологическая история Земли, а некоторая условная временная шкала, в которой структурируются результаты геологических процессов. Как совершенно справедливо замечают К.В. Симаков и В.И. Оноприенко, “... представление о ходе геологического времени складывается не на основе непосредственных наблюдений и измерений хода реальных процессов, а путем построения и исследования ретроспективных моделей” /Симаков, Оноприенко, 1975 а, с. 103/.

В данном небольшом обзоре мы, разумеется, далеко не исчерпали всех существующих в литературе попыток введения и обоснования представлений о принципиально различных формах времени. Однако и рассмотренных примеров достаточно для того, чтобы, во-первых, понять, сколь неоднозначны существующие ныне концепции качественно различных форм времени, а во-вторых, осознать явную недостаточность аргументов в пользу правомерности и необходимости введения понятий "биологического", "геологического" и других форм времени. Поэтому было бы еще рано представлять дело так, будто идея множественности форм времени уже достаточно надежно обоснована и не вызывает возражений¹¹. Эта идея имеет гораздо больше противников, чем сторонников.

В 80-90-х годах против идеи многообразия форм времени выступили Р.А. Аронов, В.В. Терентьев, Т.А. Артыков, Ю.Б. Молчанов, С.В. Дзюба.

Выше мы уже привели аргументы Р.А. Аронова и В.В. Терентьева против идеи многообразия форм времени (см. стр. 5). Поставленные ими вопросы, без положительного решения которых, как они считают, нельзя говорить о качественно различных формах времени, свидетельствуют о том, что время представляется им чем-то текущим само по себе и имеющим какие-то однозначные объективные количественные характеристики, которые не могут быть одни для одних и совсем другие для качественно других материальных процессов, протекающих одновременно в одних и тех же материальных системах. Но, анализируя результаты, полученные в лаборатории Т.А. Детлаф, можно показать, что в качестве физического и биологического времени выступает метризованная при помощи качественно разных материальных процессов длительность. Длительности биологических процессов и длительности "лежащих в их основе" физических процессов, протекающих на уровне атомов и элементарных частиц, разумеется, "одни и те же" в том смысле, что начало и конец некоторого биологического процесса совпадает с началом и концом совокупности тех физических процессов, которые "лежат в его основе" или так или иначе его сопровождают. Однако длительность сама по себе не обладает количественной определенностью. Она устанавливается при помощи той или иной метрики. Метрика времени вводится при помощи материальных процессов, позволяющих устанавливать конгруэнтные интервалы длительности. Так, если мы считаем конгруэнтными длительности полных оборотов Земли вокруг оси или ее оборотов вокруг Солнца, то мы будем иметь общепринятую метрику физического времени, единица измерения которого - секунда - представляет собой определенную долю указанных выше первичных единиц измерения времени. Если же мы будем считать конгруэнтными длительности, скажем, митотических циклов клеток конкретного эмбриона, то будем иметь весьма специфическое биологическое время¹². При этом длительности одних и тех же материальных процессов в этих двух временах будут иметь различные количественные величины. Вполне естественно, что хотя переход от одного времени к другому, хотя и весьма радикальным образом меняет "научную картину мира", сам по себе не может поменять местами последовательность событий. Поэтому для опровержения идеи многообразия форм времени явно недостаточно риторических вопросов типа: один и тот же или не один и тот же интервал длительности, в котором протекают качественно различные материальные процессы?, а следует доказать абсолютность общепринятой ныне метрики времени и, соответственно, неправомерность введения качественно иных метрик.

Т.А. Артыков и Ю.Б. Молчанов, отстаивая идею времени как единой универсальной формы бытия материи, проводят различие между измеряемой часами "длительностью времени" и самим наполненным процессами возникновения нового и исчезновения существующего "временем". При этом они отмечают, что “уже с древнейших времен люди научились довольно точно определять длительность времени, используя различные методы его измерения и "хранения" (часы и календари). Но любые часы, скажем, песочные или водяные, отсчитывают время независимо от происходящих вне их явлений и событий, не говоря уже о таких часах, как "вращающаяся Земля". Календари, в свою очередь, стремятся установить строгую повторяемость и неизменную величину периодов времени” /Артыков, Молчанов, 1988, с.135/. Но, как считают авторы, “между ритмами и часами, с одной стороны, и временем и его "течением" - с другой, имеется существенное различие. Часы фиксируют абсолютно точное (в идеале, конечно) совпадение длительностей (и их границ), что приводит к установлению объективных размеров временных отрезков. Время же и его "течение" говорят прежде всего о том, что в природе происходит возникновение чего-то нового и исчезновение ранее существовавшего. Конечно, в ходе функционирования любых часов происходят необратимые изменения, которые не позволяют нам, в строгом смысле слова, говорить об абсолютном повторении ранее существовавших отрезков периодических процессов. Но это характеризует не свойство часов, а дефект их функционирования. "Идеальные часы" должны точно повторять ритмы и длительности. "Идеальное" же время должно отражать необратимые изменения этих процессов” /Там же, с.138-139. Подчеркнуто нами. - И.Х./.

Следовательно, согласно Т.А. Артыкову и Ю.Б. Молчанову, время - это сам процесс качественно-количественных изменений материального мира, возникновения нового и исчезновения ранее существовавшего, часы же измеряют только величину длительности времени и к вопросу о сущности времени отношения не имеют. Иными словами, время отождествляется с самим потоком материальных процессов объективной реальности, а длительность времени объявляется чем-то внешним по отношению к истинному времени. Это, во-первых. А во-вторых, утверждается, что люди научились довольно точно измерять эту пустую "длительность времени" и устанавливать "объективные размеры временных отрезков".

Но что означают выражения: "довольно точное определение длительности времени" и "установление объективных размеров временных отрезков"? Не означает ли это, что пустое "течение времени" - "длительность" - имеет некоторые объективные метрические характеристики, которые "довольно точно" и, видимо, при соблюдении некоторых условий, однозначно можно определить при помощи именно равномерных движений (или процессов), таких, как течение песка или воды в песочных или водяных часах, вращение Земли вокруг оси и т.д.? Не означает ли это, что и "течение времени", т.е. "длительность", представляет собой некоторый равномерный процесс?

Авторы отмечают, что проблема времени сегодня обсуждается представителями многих наук, и признают, что “... временные отношения должны, видимо, приобретать какую-то специфику в зависимости от того, в рамках какого уровня организации и движения материи, в рамках каких научных дисциплин они рассматриваются.” /с.137/. Но при этом они полагают, что “ ... если... весьма актуальным и нужным является исследование специфики ритмов и часов на различных уровнях строения и организации материи, в частности в биосистемах, и в этой связи все те исследования, которые объединяются термином "биохронология", то все рассуждения о биологическом, геологическом, социальном и другом времени являются следствием неточного понимания сущности времени и проблемы времени и могут быть сняты при установлении четких различий между временем и часами, которыми оно измеряется” /стр.139/. Поддерживая приведенное выше выступление Р.А. Аронова и В.В. Терентьева против "концепции нефизических времен", Т.А. Артыков и Ю.Б. Молчанов возражают лишь против использования термина "нефизические" и пишут: “ ... Почему специфические формы пространства и времени являются "нефизическими"? Ведь отсюда следует, что единое универсальное время, на существовании которого настаивают авторы, является "физическим"? Но почему? Откуда это видно? Ньютон говорил, например, о "математическом" и "истинном" времени. Нам представляется, что правильнее было бы говорить об едином универсальном времени, не навешивая на него ярлыков "физическое", "биологическое" или "театральное"” /с.139/.

Аналогичным образом Ю.Б. Молчанов рассуждает и в более поздней работе /Молчанов, 1990 b, с. 71-75/. Правда, здесь направленная против идеи биологического времени аргументация усилена рассуждениями о том, что проблему существования различных типов времени неправомерно сводить к представлениям “о специфических ритмах процессов и типах часов, которые измеряют и структурируют временную организацию различных типов материальных систем”, и что у сторонников идеи биологического времени речь идет “о различной скорости “ течения” биологического и физического времени” /Там же, с. 73/. Автор считает, что в современной постановке проблемы биологического времени существование различных типов часов (и ритмов), а также скоростей протекания процессов отождествляется с существованием различных типов времени. Такого рода аргументация вполне правомерна, но она направлена против авторов, которые понятие биологическое время отождествляют с понятием “биологические часы” или, по крайней мере, считают, что биологическое время - это время, которое измеряется “биологическими часами”. Но, как мы постарались показать выше, “ биологические часы” - это действительно часы обычного физического времени, которые призваны согласовывать процессы жизнедеятельности живого организма с ритмически изменяющимися условиями его жизни и обеспечивать такую организацию биологических процессов организма, которая позволяла бы успешно перемещаться в пространстве в соответствии с законами классической механики, в которых важную роль играет физическое время. Биологическое же время - это несоизмеримое с физическим временем (в силу их взаимной стохастичности) внутреннее время живого организма, в котором структурированы процессы его функционирования и развития.

То обстоятельство, что, обсуждая проблему биологического времени, Ю.Б. Молчанов имеет в виду исключительно те подходы к этой проблеме, в которых биологическое время отождествляется с “ биологическими часами” , и не подвергает серьезному анализу работы тех биологов (Т.А. Детлаф, Г.П. Еремеев и др.), которые имеют дело не с “ биологическими часами” , а именно с биологическим временем, обусловлено тем, что проблема измерения времени, с точки зрения автора, уже давно и однозначно решенная проблема и поэтому качественно различные времена, если таковые существуют, могут различаться между собой чем угодно (например, отсутствием “ течения времени” или “ становления” , иным направлением, иной размерностью и т.п. /Там же, с. 75/), но только не метрическими свойствами.

Аргументы против идеи многообразия форм времени, по сути дела, идентичные тем, которые высказаны Р.А. Ароновым и В.В. Терентьевым, повторяет С.В. Дзюба /Дзюба, 1991/, по мнению которого метрическая несоизмеримость биологического и физического времени в действительности означает проявление неравномерности течения биологических процессов, изменения их интенсивности. Интенсивность же материальных процессов и время - это разные вещи, их отождествление ведет к отождествлению времени и движения. “О действительной качественной специфике времени биологических процессов, - пишет С.В. Дзюба, - свидетельствовало бы качественное отличие длительности и последовательности биологических процессов от длительности и последовательности физических, однако такие отличия в настоящее время не установлены” /Дзюба, 1991, с. 23/.

Таким образом, как Р.А. Аронов и В.В. Терентьев, так и С.В. Дзюба считают, что "длительность" - это некоторая объективная количественная характеристика материальных процессов. При этом они полагают само собой разумеющимся, что длительность измеряется в общепринятых единицах, и поэтому заключают, что биологические и лежащие в их основе физические и химические процессы, если их начальные и конечные моменты совпадают, не могут иметь разную длительность, в том смысле, что они не могут длиться разное количество секунд, минут, часов и т.д. И это совершенно справедливо. Только они не учитывают, что биологическое и физическое время имеют разные взаимно стохастичные меры; поэтому одни и те же интервалы длительности в биологическом и физическом времени имеют не сводимые друг к другу величины или, иными словами, содержат разное, не сводимое друг к другу количество единиц, в одном случае биологического, а в другом - физического времени.

Истоки представлений о единственности "истинной" метрики времени лежат в концепции абсолютного времени ньютоновской физики, согласно которой метрика времени определяется равномерным течением объективного абсолютного времени. Что касается различных материальных процессов, то они могут иметь разные скорости, могут быть равномерными или неравномерными, но эти свойства никоим образом не могут сказываться на метрических свойствах объективного времени¹³. При таких представлениях вполне естественно считать, что проблема измерения времени - это естественнонаучная, точнее, физическая, и к тому же достаточно хорошо решенная проблема. Поэтому неудивительно, что Ю.Б. Молчанов в более поздних работах, приводя подробнейший перечень вопросов, из которых, с его точки зрения, складывается проблема времени, не считает нужным включить в этот перечень какие-либо вопросы, связанные с измерением времени /Молчанов, 1990 а, с. 6-11, 1990 b, с. 62-64/.

Представления о времени как о некоторой универсальной, всеобщей, равномерно текущей сущности исторически обусловлены тем, что на протяжении нескольких столетий в сознании ученых безраздельно господствовала ньютоновская концепция времени. Изменения же, которые внес А.Эйнштейн в представления о времени, коснулись только физического мира. Причем вскрытая теорией относительности зависимость течения времени от относительных скоростей движения материальных систем и от характера распределения и движения масс спустили понятие времени с "недосягаемых высот априоризма" (А.Эйнштейн) и поставили в один ряд с другими фундаментальными физическими свойствами материального мира. Более того, предложив исключительно операциональное определение времени как того, что измеряется общеизвестными часами¹⁴, А.Эйнштейн вообще изгнал из физики "метафизический" вопрос о сущности времени¹⁵. Если учесть авторитет И. Ньютона и А. Эйнштейна в вопросах о сущности времени и те колоссальные успехи, которых достигла современная физика, используя общепринятые способы измерения времени, то можно будет понять, почему многие исследователи считают, что “даже при поверхностном рассмотрении становится ясным, что изучение времени является задачей физики” /Рейхенбах, 1962, с. 20/.

Поэтому не удивительно, что при рассмотрении таких проблем, как природа (сущность) времени, его прерывность и непрерывность и т. д., все внимание исследователей, как правило, было обращено на анализ зависимости свойств времени от тех или иных физических свойств материальных систем и процессов. Что же касается таких свойств материальной действительности, которые не входят в компетенцию физики, то предполагалось, что они к решению круга вопросов, связанных с выяснением сущности и свойств времени, отношения не имеют.

Подобный подход к проблеме времени связан с широко распространенным убеждением в том, что, измеряя время при помощи обычных часов, мы продолжаем иметь дело со временем как философской категорией. Отождествление философской категории времени с физическим понятием "время"¹⁶ было бы вполне оправдано, если бы было доказано, что задаваемая вращением Земли метрика времени представляет собой единственно возможную в том смысле, что любая другая принципиально возможная метрика эквивалентна ныне используемой. Переход к любой другой метрике вел бы лишь к изменению численных значений тех физических констант и производных единиц физических величин, в размерность которых входит размерность времени, и оставлял бы без изменений структуру физических законов мироздания, в силу чего сохранялась бы неизменной вся физическая "картина мира". Вместе с тем анализ современного состояния проблемы множественности форм времени привел нас к предварительному выводу о том, что качественное своеобразие, по крайней мере, таких форм времени, как общеизвестное физическое и вводимое некоторыми биологами биологическое время, связано с существенными различиями их метрик.

Учитывая ту роль, которую в современном естествознании и прежде всего в современной физике играет именуемый "временем" параметр и те достижения современной науки в измерении времени, которые позволили глубоко проникнуть в строение и законы материального мира, вполне естественно было бы предположить, что физики уже давно выяснили, на чем основано наше представление о конгруэнтности временных интервалов, и в том числе единиц измерения времени, и какова природа временной метрики. Поскольку ответы на эти основополагающие вопросы нужны каждому, кто вступает в современную науку, то они, как исходные понятия науки, должны содержаться, по крайней мере, в наиболее серьезных, наиболее фундаментальных пособиях по современной физике. Такое ожидание тем более справедливо, что среди ученых широко распространено мнение, что “изучение времени и его конкретных взаимных связей с пространством, движением - задача физической науки” /Чернин, 1987, с.209/. И если при этом мы не можем требовать от физиков ответа на вопрос: что такое время как философская категория, то вправе ожидать от них ответа на вопрос: что такое время как физический параметр, а также: на чем основана их уверенность в том, что следующие друг за другом и поэтому непосредственно между собой не сопоставимые единицы измерения времени (например, секунды) конгруэнтны между собой?

Обратимся к широко известному, выдержавшему несколько изданий и переведенному на ряд европейских языков курсу по физике для высших учебных заведений профессора МФТИ Д.В. Сивухина, который, в отличие от большинства авторов¹⁷, достаточно подробно останавливается на вопросах измерения времени.

Как и любая физическая величина, считает Д.В. Сивухин, время характеризуется некоторыми числами, и задача измерения времени заключается в том, чтобы “выяснить, с помощью каких принципиальных измерительных операций эти числа могут быть получены. Тем самым устанавливается и точный смысл самих этих чисел” /Сивухин, 1989, с. 24/. Таким образом, "точный смысл" времени как физической величины определяется теми операциями, при помощи которых измеряется время.

Что же такое "часы"? “Под часами понимают любое тело или систему тел, в которых совершается периодический процесс, служащий для измерения времени”, и далее в качестве примеров подобных процессов автор указывает на “колебания маятника с постоянной амплитудой, вращение Земли вокруг собственной оси относительно Солнца или звезд, колебания атома в кристаллической решетке, колебания электромагнитного поля, представляемого достаточно узкой спектральной линией, и пр.” /Там же/. Основное требование, которое предъявляется к часам, - это равномерность их хода. Но Д.В. Сивухин вполне резонно замечает, что “убедиться в одинаковости следующих друг за другом промежутков времени можно только в том случае, когда мы уже располагаем равномерно идущими часами” /с. 25/. Выйти из этого замкнутого круга автор считает возможным только путем соглашения. “Надо условиться считать какие-то часы по определению равномерно идущими. Такие часы должны рассматриваться как эталонные или основные часы, по которым должны градуироваться все остальные” /с. 25/. Далее он пишет, что в принципе любые часы могут быть приняты за эталонные. При этом выдвигается дополнительное требование, а именно: “ эталонные часы должны быть достаточно "хорошими" и прежде всего обладать высокой воспроизводимостью” . /Там же/. “ Это означает, что если изготовить с возможной тщательностью много "одинаковых" эталонных часов, то они с большой точностью должны идти одинаково, независимо от того, изготовлены ли они одновременно или между моментами их изготовления прошло длительное время. Например, песочные часы дают несравненно худшую воспроизводимость, чем маятниковые часы” /Там же/.

Однако при этом не учитывается, что если у нас нет никакого иного способа измерять время, помимо этих "стандартных" часов, то и нет способа сопоставлять между собой ходы двух разнесенных во времени "одинаковых" часов.

Итак, в учебном пособии Д.В. Сивухина нет ответов на вопросы о том, какова природа той физической величины, которая именуется "временем", и на чем основана уверенность в том, что общепринятые единицы измерения времени представляют собой самоконгруэнтные интервалы длительности, если только не признать вместе с автором, что самотождественность этих единиц имеет конвенциональный характер, поскольку мы условились считать, что длительности периодов обращения Земли вокруг оси всегда равны друг другу.

Лаконично и предельно точно удалось охарактеризовать общепринятые в современной физике представления о времени крупнейшему физику современности Р. Фейнману.

“ Разберем сначала, что мы понимаем под словом время. Что же это такое? Неплохо было бы найти подходящее определение понятия "время". В толковом словаре Вебстера , например, "время" определяется как "период", а сам "период" - как "время". Однако пользы от этого определения мало. Но и в определении "время - это то, что меняется, когда больше ничего не изменяется" не больше смысла. Быть может, следует признать тот факт, что время - это одно из понятий, которое определить невозможно, и просто сказать, что это нечто известное нам: это то, что отделяет два последовательных события!” /Фейнман и др., 1976, с. 87/ (Курсив автора. - И. Х.).

То обстоятельство, что авторы за разъяснением термина "время" обращаются к толковому словарю Вебстера, а не к трудам своих коллег-физиков, является косвенным свидетельством того, что и в работах других физиков нет ответа на этот вопрос.

Приведенными рассуждениями, собственно, и ограничиваются попытки Р. Фейнмана и его соавторов определить, что такое время. Далее они отмечают, что дело не в том, как дать определение понятия "время", а в том, как его измерить, и в качестве одного из способов измерения рассматривают использование регулярно повторяющихся периодических процессов. Но как проверить, являются ли длительности разных периодов одного и того же периодического процесса одинаковыми? С этой целью, считают авторы, можно исследуемый периодический процесс сравнить с другим, например, регулярно следующие друг за другом дни с таким "периодическим процессом", как непрерывное переворачивание песочных часов, как только в них высыпаются последние крупинки песка. При этом предполагается, что если соотношение их периодов остается постоянной величиной, то это свидетельствует об их регулярной периодичности. Однако авторы вполне осознают, что здесь остается недоказанной действительная периодичность этих процессов. “ Нас могут спросить: а вдруг есть некое всемогущее существо, которое замедляет течение песка ночью и убыстряет днем? Наш эксперимент, конечно, не может дать ответа на такого рода вопросы. Очевидно лишь то, что периодичность одного процесса согласуется с периодичностью другого. Поэтому при определении понятия "время" мы просто будем исходить из повторения некоторых очевидно периодических событий” /Там же, стр. 88/.

Таким образом, хотя физика и претендует на монопольное изучение времени в его конкретных проявлениях, тем не менее в научной и учебной литературе физики избегают давать определение понятия времени, а все пояснения этого термина опираются на операциональное определение времени как физического параметра, измеряемого обычными часами.

Современная физика так же, как и философия, не может помочь нам в выяснении истинных оснований нашей уверенности в том, что следующие друг за другом во времени единицы измерения длительности (например, секунды) всегда остаются конгруэнтными. Но не выяснив этого, мы не можем ответить и на вопрос о том, насколько правомерно считать самотождественными единицами измерения биологического времени такие не равные друг другу (в минутах) интервалы длительности, как "детлафы".

Итак, до сих пор единственной общепринятой формой времени остается измеряемое астрономическими единицами физическое время. Вместе с тем уже на протяжении многих десятилетий обсуждается проблема многообразия качественно различных форм времени. Вполне естественно, что положительное решение этой проблемы могло бы сыграть ключевую роль в выяснении природы и сущности времени и в познании его свойств как особого феномена реальной действительности.

Поэтому проблема качественного многообразия форм времени требует серьезного философско-методологического анализа, который мы начнем с исследования истории формирования и развития общепринятых представлений о времени.

1 Эти мысли перекликаются с рассуждениями И. Канта о том, что "один и тот же промежуток времени, который для одного рода существ кажется лишь мгновением, для другого может оказаться весьма продолжительным временем, в течение которого благодаря быстроте действий происходит целый ряд изменений" /Кант, т. 1, 1963, с. 255/.

2 Митотический цикл - полный период процесса митоза (от греч. mitos - нить) - непрямого деления, представляющего собой основной способ деления эукариотных клеток, т. е. клеток, обладающих оформленным ядром.

3 Период синхронных делений дробления следует сразу после оплодотворения и представляет собой “ряд чрезвычайно быстро протекающих митотических делений, в результате которых огромный объем цитоплазмы зиготы (т.е. оплодотворенного яйца. - И.Х.) разделяется на многочисленные более мелкие клетки” /Гилберт, 1993, т. 1, с. 12/. При этом митотические циклы периода синхронных делений дробления отличаются рядом характерных черт, таких, как минимальная продолжительность митотического цикла, практически одинаковая относительная продолжительность одноименных фаз митоза и др. (см.: /Детлаф, 1996, с. 138/).

4 Т.А. Детлаф пишет: “... Продолжительность одноименных фаз митотического цикла в период синхронных делений дроблений у таких далеких объектов, как морской еж, разные виды осетровых и костистых рыб и амфибий измеряются одинаковыми или почти одинаковыми долями t , т.е. у разных животных продолжается одинаковое биологическое время (и это при том, что измеренная минутами длительность фаз митоза может различаться в десятки раз). Одинаковым числом t измеряется также продолжительность периодов оплодотворения и синхронных делений дробления у зародышей костистых рыб, относящихся к разным семействам” /Детлаф, 1989, с. 653/. Однако продолжительность более поздних этапов эмбрионального развития измеряется одинаковым числом t только у близкородственных видов, хотя иногда это может проявиться и “у животных, относящихся к разным родам и даже семействам, нередко географически очень удаленным друг от друга”. /Там же, с.653-654/. Установлено также, что одинаковость скорости развития сохраняется у родственных видов животных в течение разного времени. Так, у зародышей севрюги, осетра, белуги и стерляди скорость развития сохраняется одинаковой до середины периода зародышевого развития, а следующие периоды развития зародыши белуги проходят за все меньшее число t , т.е. идут с ускорением. Зародыши и предличинки осетра и севрюги развиваются с одинаковой скоростью до стадии начала жаберного дыхания, но следующий период, от начала жаберного дыхания до начала активного захвата пищи, предличинки осетра проходят за меньшее число t , чем предличинки севрюги /Там же, с.654/.

5 Подобный принципиально важный вывод мы пока делаем в порядке обобщения некоторых эмпирически установленных биологами особенностей используемых ими “ безразмерных” единиц измерения длительности процессов эмбрионального развития пойкилотермных животных. В пятой главе мы вернемся к этому вопросу и рассмотрим его с учетом результатов исследования проблемы равномерности времени.

6 По сути дела, аналогичный подход к пространственно-временным представлениям классической физики мы находим у В.И. Жаркова /Жарков, 1979/. Исходя из того обстоятельства, что “математические абстракции, соответствующие уравнениям неклассических теорий, связываются с природой в каждой теории по свойственным ей правилам при обязательном использовании понятий классической физики” и что “среди этих понятий гносеологической универсальностью обладают классические понятия пространства и времени...” /с.182/, В.И. Жарков делает вывод, что "классические пространство и время", будучи базовой структурой современной физики, являются своеобразным экраном, “на который мы проектируем пространственно-временные отношения микро- и мегамира для того, чтобы сделать их понятными нам” /с. 182-183/. Обобщая эти выводы, В.И. Жарков пишет: “... Мы должны признать, что классическая пространственно-временная структура является базовой структурой не только современной физики, но и вообще любой науки” /с. 183 /.

7 Эта же мысль повторена в ряде работ В.А. Канке и В.И. Жога: /Жог, 1986, с.12; Канке, 1988, с. 25-26; Жог, Канке, 1989, с.219/.

8 Это обстоятельство вполне осознается крупнейшими физиками современности. Так, например, Р. Фейнман, рассматривая вопрос о способах измерения времени, отмечает, что никакой гарантии нет в том, что процессы, при помощи которых измеряется время (например, течение песка в песочных часах), не имеют разную скорость в разное время (См.: /Фейнман и др., 1976, с. 88/).

9 Подобный вывод можно сделать из общефилософских рассуждений некоторых философов о том, что качественное многообразие форм времени вытекает из качественного многообразия форм движения материи (См., например: /Свидерский, 1956, с. 184/).

10 См., например: /Fischer, 1969; Симаков, 1974, 1982; Симаков, Оноприенко, 1982; Мороз, Оноприенко, 1988/. Достаточно полная библиография работ по проблеме геологического времени, вышедших до начала 80-х годов, содержится в книге “Развитие учения о времени в геологии” /Развитие..., 1982/.

11 Такое впечатление может возникнуть, например, при ознакомлении с общим обзором проблемы многообразия форм времени, который дают в своих работах Е.И. Головаха и А.А. Кроник /Головаха, Кроник, 1984, с. 3-14; 1988, с. 199-215/.

12 Вполне естетственно, что в процессе познания материальной действительности человек "выбирает" те или иные единицы измерения времени. Однако было бы ошибочно на этом основании считать метрику времени полностью конвенциональной. Так, например, физические законы не изменятся, если вместо "секунды" мы в качестве единицы измерения времени примем какую-либо долю периода обращения вокруг своей оси иной планеты Солнечной или любой другой планетной системы, однако мы не можем при описании процессов физического мира, например, при описании движения планет использовать в качестве единиц измерения времени "детлафы", "пластохроны" или иные единицы биологического времени.

13 Представление, будто длительность сама по себе обладает объективными количественными характеристиками и, следовательно, внутренне присущей самой длительности метрикой, имеет довольно широкое распространение. В явном виде подобная точка зрения была высказана И. Земаном. Обсуждая вводимое некоторыми авторами представление о "логарифмическом времени", измеряемом не числом оборотов Земли вокруг оси, а "плотностью событий", И. Земан пишет: “Объективно, конечно, не существует двух или больше различных времен, время едино. Однако мы полностью не знаем этого объективного времени вследствие ограниченности нашего познания, и изображения этого времени могут быть различными в зависимости от цели изображения в том или ином случае” /Земан, 1966, с.199, примеч.1/.

14 Вот как определяет время А.Эйнштейн: « Желая описать движение какой-нибудь материальной точки, мы задаем значения ее координат как функций времени. При этом следует иметь в виду, что подобное математическое описание имеет физический смысл только тогда, когда предварительно выяснено, что подразумевается здесь под "временем". Мы должны обратить внимание на то, что все наши суждения , в которых время играет какую-либо роль, всегда являются суждениями об одновременных событиях. Если я, например, говорю: "Этот поезд прибывает сюда в 7 часов," - то это означает примерно следующее: "Указание маленькой стрелки моих часов на 7 часов и прибытие поезда суть одновременные события"» /Эйнштейн, 1965, т. 1, с. 8/ (Курсив автора. -И.Х.). “Предположим теперь, что часы могут быть сверены так, что скорость распространения каждого светового луча в вакууме, измеренная с помощью этих часов, везде равна универсальной постоянной с при условии, что система координат является неускоренной”; “Совокупность показаний всех сверенных указанным образом часов, которые можно представить себе покоящимися относительно системы координат и расположенными в заданных точках пространства, мы называем временем, принадлежащим используемой системе координат, или, коротко, временем этой системы” /Там же, с. 68, 69/ (Курсив автора. - И.Х.). “Обычно мы измеряем время с помощью часов. При этом часами мы называем систему, которая автоматически повторяет один и тот же процесс. Число уже повторившихся процессов такого рода, причем за первый можно принять любой процесс, и есть время, измеренное часами. Показания часов, одновременные с некоторым событием, мы называем временем события, измеренным этими часами” /Там же, с. 416/ /Выделено нами. - И.Х./.

См. также: /Эйнштейн, 1965, т. 1, с. 107-108, 149-159, 180-181, 542; т. 2, с. 747-748/.

15 В тех случаях, когда А.Эйнштейн выходит за рамки чисто операциональной и приемлемой для физики постановки проблемы времени и начинает рассуждать об источнике понятия времени, то выясняется его склонность видеть источник этого понятия в "упорядоченных рядах ощущений" /Эйнштейн, 1966, т.2, стр. 5-6, 747-748/. Правда, подчас некритическое использование махистской терминологии отнюдь не означает, что его философское мировоззрение совпадало с мировоззрением Э. Маха. Философские взгляды А. Эйнштейна глубоко раскрыты в работах А.Д. Александрова, Д.П. Грибанова, Б.Г. Кузнецова, М.Э. Омельяновского др. исследователей. Но подобные высказывания создателя теории относительности свидетельствуют о том, что вопрос о сущности времени он решал чисто феноменологически, на основе данного им операционального определения времени.

16 Как совершенно справедливо пишет В.П. Казарян: « В терминологическом плане философское понятие времени и физический термин "время" ничем не отличаются друг от друга. Это обстоятельство связано с тем, что в истории философии и науки было принято считать, что время есть нечто единое, универсальное, однозначное, и поэтому нет никакого смысла вводить новые термины.

Терминологическая неясность явилась источником многих недоразумений. В некоторых работах термин "время" в физике (физическое время) стал отождествляться с понятием времени в философии. Отсутствие различных терминов в физике и философии - одна из причин временного отождествления переменной физики с философским понятием времени...» /Казарян, 1970, с. 101/.

17 Как отмечает Н.В. Кулаков, « в научной физической литературе избегают давать определения пространства и времени, предполагая при этом, что каждый человек имеет на этот счет какие-то первоначальные представления. Общепринята и широко распространена интуитивная концепция времени, согласно которой время выступает как нечто движущееся. Выражение "время проходит" ... всегда ассоциируется с некоторым равномерным потоком неясной природы, текущим в одном направлении» /Кулаков, 1982, с. 126/.