Эволюция Бытия и «теория» Времени:
от гравитации до этики
С.С. Лазарев
Палеонтологический институт РАН
marianna@paleo.ru
Онтология
Бытия – процессуальность, т.е. тотальное непостоянство и конечность всего
феноменального. Функция Времени – потенция и интуиция процессов; она вела
к росту многообразия, локальности и «самостоятельности» процессов, а в
итоге – к «свободе воли» осознавших себя уникальных феноменов. Нижний
предел Бытия – максимальный (абсолютный) рационализм, «Число»; верхний
предел – максимальный (абсолютный) иррационализм как этика любви и
сочувствия. Осознанное совмещение этих двух абсолютов – окончание
процессуальности и конечный смысл Бытия.
Философ,
подобно лягушке в молоке, взбивает многообразие бытия и создает ту концентрацию
смыслов, которая позволяет нам выбраться из тесного сосуда экзистенции.
С. Залвера
Введение: метафизическая аксиоматика
Время в метафизике, наряду с Пространством и
Числом (в широком смысле), есть та изначальная трансцендентность, которая
послужила априорным условием появления и эволюции всего феноменального
многообразия Бытия, явленного нам в ощущениях. Соответственно представления об
этих первосущностях есть трансцендентальные допонятия (понятия доопытные).
Пространство и Время, по Канту, – это доэмпирические, чистые созерцания,
которые «чистая математика кладет в основу всех своих познаний и суждений». Тем
самым, Время (вообще) есть один из трех элементов исходной Первотриады Бытия:
«Число – Пространство – Время».
В этой исходной Первотриаде Бытия все три
элемента очень тесно переплетены (триедины): Время «вырастает» как четвертая
координата из Пространства; Пространство и Время есть мера всего в мире (по
Гераклиту), а исходные знания о них выражены на языке «Числа»; арифметика имеет
большее отношение к понятию «Время», а геометрия – к понятию
«Пространство» (Кант). Вот почему онтология самого Бытия (Бытия феноменального)
есть нечто большее, чем только Время вообще, и предполагает не только
изменение, но и то, что изменяется (овременяющееся Пространство). Соответственно,
Бытие лучше определять через онтологию Процессуальности – понятия более
емкого, чем Время. Тогда Время становится некоей формирующей сущностью только,
неким Сверхполем напряженности (общей причиной процессуальности), и может быть
определено так: Время есть потенция и интуиция Бытия, интуиция
Процессуальности. Время приобретает
теперь отчетливо выраженный телеологический смысл – метафизический аналог
Святого Духа в богословии. Время здесь – потенция процессуальности, ее условие
и, как таковое, оно – ноумен в чистом виде.
Ранее я принял три антиномии, характеризующие
сущностное различие двух «антимиров»: «вечность – временность»,
«бесконечность – конечность», «абсолютность – относительность». По
сути, эти три антиномии выражают три ипостаси одной более общей антиномии:
«непроцессуальность – процессуальнрость». Все, что относится к Бытию,
процессуально, т.е. временно, конечно и относительно. Наоборот, недоступное
нашему пониманию всеединое Небытие выразимо только апофатически, как нечто
диаметрально противоположное.
Первотриада «Число – Пространство –
Время» занимает промежуточное положение между Небытием (Абсолютом) и Бытием.
Она сама еще не есть процесс, но уже и не совсем нечто Единое: в ней появляется
первая инаковость как априорное условие противоречивости и условие настоящей
процессуальности, которая привела к актуализации растущего многообразия Бытия.
Это значит, что Время (как и два другие
априорные метафизические допонятия) есть только потенция эволюции, потенция
процессов. Оно еще не актуализировалось в разнообразии процессов и, как
таковое, монотонно (едино, однородно). В науке этому Времени соответствует
внешнее по отношению к любой настоящей (неоднородной) процессуальности
время – время математическое (внереферентное), а потому универсальное, время
сугубо идеальное (чистое), феноменально еще никак не проявленное в нашем Бытии,
время-число.
Только принятие такой, почти кантовской
априорности к объяснению эволюции и смыслов Бытия оправдывает целесообразность
дальнейшего чтения этого эссе – тезисов об Универсуме. Я полагаю, что
любые дискуссии о том, что есть Время и Бытие, должны начинаться не с
обсуждения того, как эти проблемы явлены в специфике многообразия разных наук,
а с их метафизических корней, откуда начинается спасительная для понимания «нить
Ариадны». Неожиданным для меня стало пренебрежительное мнение некоторых очень
компетентных в проблемах культуры математиков о философии вообще (А.В. Коганов)
и даже о И. Канте в частности (С.В. Чесноков). Такой подход –
тоже своего рода априорность, и здесь я могу сказать о них (так же как и они обо мне): весьма
сожалею, но ничем помочь не могу. Хуже, по-моему, обстоит дело с теми
современными пифагорейцами, которые посещают разные междисциплинарные семинары
и демонстрируют свои таблицы и схемы, объясняющие «все».
Сущность Небытия нам абсолютно недоступна, но
среди теней запредельного в «пещере познания» Платона нам несколько более
интересны тени, отбрасываемые не рациональным началом Бытия, а его
иррациональным окончанием. Поэтому метафизике «плана спасения» здесь будет
уделено несколько большее внимание.
Синтез рационального и иррационального как
всеобъемлющего понятия невозможен: иначе мы могли бы объяснить и «вычислить»
Бога. Здесь эти понятия будут рассмотрены как два полюса эволюции Бытия,
которые фрактально (микрокосмически) сконцентрировались (замкнулись) в
«феномене» Человека, «поглотившего» всю предыдущую и будущую процессуальность
от гравитации физической до «гравитации» этической.
О единой теории Времени
1. Итак, привычный нам мир – мир
Бытия – есть мир тотального непостоянства и радикальной конечности
(временности) всего. Многообразие окружающих нас феноменов сконструировано той
неуловимой сущностью, которую мы называем Временем. Активность этой
первосущности в эволюции Бытия выразилось в появлении и взаимодействии всего
окружающего нас многообразия чувственно явленных форм (феноменов).
2. Но для (и до) их возникновения была
необходима арена, на которой могли бы разыгрываться бытийные «сценарии». Этой
исходной ареной (сценой) явилось пространство с его четвертой координатой,
которая и есть первая ипостась времени.
3. Эта первая, процессуально и феноменально еще
непроявленная ипостась времени (фундамент всей последующей – настоящей
процессуальности) нашла свое выражение в исходных, элементарных физических
процессах – процессах еще дофеноменальных: первые «взаимодействия»,
начиная с гравитационных, возникли, согласно инфляционной модели, не только
раньше «вещей» (феноменов), но даже раньше элементарных частиц. Этим
дофеноменальным монотонным «процессам» в физике соответствует универсальное,
«чистое», ноуменальное – математическое время (t).
Его метафизический аспект – исходная потенция и нераскрытость
(латентность) будущей процессуальности и смыслов Бытия, а ретроспективно –
это время максимальной редукции бытийной содержательности, что в науках
соответствует содержательности математической. Это – фантомное время
отношений и порядка, а потому в процессах однородных (досинергийных, «вычисляемых»)
содержательность полностью поглощена числом, как в мифологии. Здесь идеально
«работает» пифагореизм (число-сущность). Например, тяготение и кривизна
пространства (геометрия) стали синонимами в ОТО. Но ведь физики – люди
науки и «дети Бытия», а потому отчаянно ищут даже в исходных «процессах»
(допроцессах) бытийные (надматематические) смыслы. Только немногие из них,
такие как А. Эйнштейн, П. Дирак, скорее почувствовали, чем осознали,
что математика есть далее необъяснимое начало, форпост Бытия, его таинственное «предначало».
Смысл Бытия и его границ немного прояснится
после того как мы проследим основную тенденцию эволюции Бытия – эволюцию
самого Времени (время времени).
4. Следующая ипостась времени –
феноменально явленное время. Если ноуменальное время есть чистейшая абстракция
(в ее основе нет чувственно явленных «вещей», это – время t как мера длительности в физике), то время феноменальное
актуально проявляется в «вещах» (например, онтогенез бабочки в биологии).
Феноменальное время есть последовательная смена разнокачественных состояний той
или иной «вещи» – настоящие процессы. В каждом процессе отражена его
история (память) – последовательность стабильных состояний, но не менее
важная составляющая процесса заключена в относительно кратковременных интервалах
преобразований – появление хаотических («невычисляемых») инноваций,
импульсов творчества, обусловливающих неоднородность и логическую
непредсказуемость сложных процессов (модель отдельно взятого процесса –
см. Приложение).
5. В рамках точных наук элементы процессуальной
сложности были открыты только в середине ХХ в. – появление
синергетики как науки о сложных физико-химических процессах с нарушением
монотонности и с внедрением элементов непредсказуемости («невычисляемости»).
«Переоткрытием времени» назвал такую процессуальность И. Пригожин –
один из основателей этой «новой» науки. Ключевые слова здесь – «синергия» (совместное действие разных процессов) и «точки
бифуркации», т.е. критические моменты, «ломающие» монотонность процесса и
делящие его на разнокачественные состояния.
6. Третья ипостась времени – осознавший
себя высший процесс – рефлектирующее сознание, ноумен, прикованный
крепкими узами к своей материальной (биологической, феноменальной) капсуле. Эта
ипостась времени-процесса заслуживает специального рассмотрения (см. раздел II).
7. Общий тренд эволюции можно представить себе
как встраивание все новых этажей в общее здание процессуальности (совмещение
процессов): физические ® химические ® минеральные и
геологические ® биологические ® рефлективные процессы. Среди
них первый и последний – процессы ноуменальные (они не явлены
непосредственно, т.е. не феноменальны), причем первый из них – это
исходная и простейшая ноуменальность (монотонный базис настоящих процессов), а
последний – ноуменальность вторичная, представленная, напротив,
максимально сложными процессами. Тем самым, мы имеем диалектическую триаду
процессуальности высшего порядка: ноуменальность исходная (нераскрытая потенция
Времени, «проект») ® феноменальность все более сложная ®
ноуменальность вторичная (эпифеноменальность) как высшая процессуальность.
8. Эволюция Бытия есть появление все большего
разнообразия и большей локальности чувственно явленных форм – феноменов.
Она сопровождалась ростом «самостоятельности», т.е. «невычисляемости» процессуальности.
И отсюда – общий закон времени-процесса: локальность и детерминизм связаны
между собой обратной зависимостью.
9. Общим механизмом процессуальности можно,
очевидно, считать исходное (единое) поле напряженности – Время, которое
раскрывало свои потенции поочередно: сначала в виде физических полей
(взаимодействия гравитационные, электромагнитные, слабые, сильные), которые
сейчас относительно хорошо изучены, а затем раскрывалось через другие, все
более сложные поля, совмещавшиеся с физическими.
Так, возникшая около века назад концепция
биополя в биологии (А.Г. Гурвич) была недавно трансформирована в концепцию
морфогенетического поля (С.Ф. Гилберт и др.), с которой связывается
стратегия эволюции – макроэволюция (дарвинизм – тактика эволюции,
микроэволюция). Очевидно, должны существовать и поля, обусловленные сознанием,
но они плохо изучены и остаются пока концептуально очень спекулятивными (и в
хорошем, и в плохом смыслах).
10. Таким образом, Время можно сравнить со
светом, а его составные части (поля напряженности) – со спектром, т.е. с
цветами. В этой связи стоит отметить, что мечта физиков о «последней»
теории – о создании единой теории поля – если и будет осуществлена (в
чем я очень сомневаюсь), то она станет объединяющей теорией физических полей
только, но не теорией единого поля как теории всей процессуальности (теорией
Времени).
Единая теория Времени-поля как теория научная
невозможна, ибо она должна быть «погружена» своим основанием в
метафизику – в допонятийную априорность Канта, находящуюся вне рамок
науки.
II. Сознание (рефлексия) как символическое
выражение Бытия
1. Познание (динамический аспект сознания) есть
процесс ноуменальной рефлексии по реконструкции онтологии Бытия. Каждый процесс
познания фиксируется понятиями, выраженными в символической форме. Как таковое,
познание есть ноуменальность, «выросшая» из феноменальности, т.е. это –
эпифеноменальность (рефлексия), или – вторичная ноуменальность, некий
несовершенный образ исходной ноуменальности (Бога). Несовершенство сознания (познания) –
в его процессуальности, в принципиальной незавершенности (неокончательности,
относительности). В этом смысле все мы – «локальные боги» (ноумены),
способные в локальном масштабе творить вторичную феноменальность (техносфера,
произведения искусства).
2. Исследуя проблему познания (проблему «знания
о знании»), И. Кант нашел единый корень для двух составных частей познания
(чувства и рассудка) – «синтетическое единство апперцепции» как истока
(основы) процессуальности человеческого Духа.
Наши понятия, как продукты процесса познания, не
есть зеркальные подобия феноменов. Утверждение Парменида, что вещи и наши
представления о них есть одно и то же, было опровергнуто Кантом, а затем
детально проанализировано Э. Кассирером через понятие «символическая форма».
Познание, будучи процессом, разделяет судьбу своей феноменальной
(биологической) основы: оно радикально конечно, как и любая процессуальность.
3. Радикальная конечность познания означает его
принципиальную незавершенность (относительность): нескончаемая (но не
бесконечная) череда стабильных стадий со стадиями становления (появлением
новшеств). В этой череде – диалектика познания как дискретного процесса:
рост знаний происходит за счет кратковременных интервалов творческого
становления, но формулировка новых понятий всегда основана на стабильной
составляющей процесса.
4. Ответ на вопрос: «Что есть время?» зависит от
масштаба рефлексии этой проблемы. Ведь время можно определить и как условие
(потенция) процессуальности, и как актуализацию этой потенции в разных группах
процессов, и, наконец, как ее специфическую проявленность в какой-то одной
группе процессов.
5. Соответственно мы имеем три масштаба (три
уровня) рассмотрения проблемы. 1 – метафизический уровень: время как
потенция и интуиция процессов. 2 – методологический уровень, на котором
время актуализировано через основные особенности процессуальности: а –
точные (исходно допроцессуальные, дофеноменальные) науки; б – исторические
(феноменальные) науки; в – науки о человеческом Духе (эпифеноменальные
науки). 3 – научный уровень как уровень специфической проявленности
времени в одной группе процессов или даже в одном процессе.
III. Эволюция рефлексии как фрактальное подобие эволюции Бытия:
путь от рациональности к иррациональности
1. Примечательно, что рефлексия Бытия, подобно
онтогенезу, в самых общих чертах повторила «филогенез» самого Бытия. Я имею в
виду эволюцию смыслов прежде всего Западной цивилизации.
2. Античность – исторический интервал
первичной рефлексии Бытия, когда из еще синкретически единого (языческого)
сознания вычленяется априорное представление о Космосе как гармонии и порядке,
основанном на числе. Это было начало чистого (ясного) рационализма
(пифагореизм, платонизм), но уже чреватого потенцией процессуальной
изменчивости («темный» Гераклит). Время здесь (как и в восточных культурах)
оставалось исходно циклическим, монотонно повторявшимся и определявшим
неотвратимость судьбы (Ананки).
3. Следующий шаг в развитии Западной цивилизации
был связан с мощным импульсом иррационализма в рефлексию – начало
представления о времени как времени линейном и направленном, теологическом, но
пока еще рационально неотрефлектированном (не телеологическом), ибо сами науки
еще не оформились (кроме «до-науки» – математики). Договор с Богом и путь
к Вечности (аврамические религии) разомкнули циклическое время и придали ему
направленность.
4. Дальнейшая история культуры Запада есть
метание человеческого Духа между двумя заданными еще в античности полюсами:
«число» (рациональное греческое начало) и Бог (иррациональное иудейское
начало).
5. В раннем Средневековье христианская философия
(богословие) – философия направленного времени-процесса как пути к Богу,
философия иррациональности запредельного, где безусловной реальностью
становится Бог, а потому роль науки сводится к нулю. В этом – отличие от
мировоззрения античности, где сакральной была сама природа – мир вечных и
неподвижных сущностей. Центром рефлексии стало спасение души (освобождение от
Времени) как часть рефлексии Бога (Вечности), а механизм спасения – воля
человека и любовь как акт воли. Здесь любопытна также рефлексия бытийного
времени – психологизм А. Августина (по П.П. Гайденко).
6. И тем не менее, «червоточинка»
рациональности – разум – признавался как составная часть Бога в
человеке (бытие, ум, воля). Это и привело к постепенному отходу «маятника»
рефлексии в сторону рациональности: уже в XIII в.
допускались две, пока еще неравноправные картины мира – теологическая и
натурфилософская.
7. Философия Н. Кузанского (XV в.) – своего рода синтез математики и богословия.
Бесконечное у него есть максимум, а единое – минимум, что одно и то же;
отсюда бесконечное есть самая точная мера. Два вида бесконечности: негативная
бесконечность Бога (бесконечность актуальная, абсолютный максимум) и
привативная бесконечность Вселенной («не имеет предела» – бесконечность
потенциальная). Бог есть и центр мира и абсолютная окружность всего.
Иррациональное понятие бесконечности у Кузанца – понятие отрицательное,
апофатическое, не имеющее аналогии с конечной феноменальностью Бытия. Здесь
выражена идея двух «антимиров», а также предвосхищена идея бесконечной, но
замкнутой Вселенной. Еще более важно, что эта рефлексия есть философское
обоснование доопытности математики как ядра физики, которую только в ХХ в.
(после осознания эволюции Вселенной) можно будет в свою очередь воспринимать
дофеноменальным ядром всего Бытия.
8. В Новое Время общая эволюция Бытия еще раз
фрактальным эхом отозвалась в дифференциации и эволюции наук: уже с конца XVI в. началось мощное развитие физики (концепция
математического времени –t); позже, а особенно
интенсивно только с XIX в., стали развиваться науки исторические
(феноменальные), такие как геология и биология, где царит неоднородное
время-процесс как основа качественных классификаций (геоисторические «шкалы»,
системы организмов), но где все еще горит «маяк» точности и однозначности
(«идеал научности»), так что даже в развитии наук о Духе наблюдалась тенденция
к упрощению и однозначности (например, «эдипов комплекс» для объяснения
разнообразия поведения).
9. Очевидно, переломным моментом в развитии наук
стала легитимизация неточности и непредсказуемости, осуществленная во второй
половине ХХ в. в рамках именно точных наук: синергетика как «переоткрытие
времени (И. Пригожин) – времени сложного, неоднородного,
процессуального (феноменального). Мечта о перенесении точности и однозначности
из физики на все естествознание обернулась противоположным: элементы
иррациональности проникли в точные (физико-химические) науки. Такого рода
«несоизмеримость» вызывает определенные ассоциации с аналогичным (шоковым)
открытием несоизмеримости у первых пифагорейцев.
10. Двуполюсная рефлексия западного человека,
его метания между полюсами отражали мировоззренческую «шизофрению», которая
двигала культуру и с которой были связаны как достижения, так и трагедии
Западной цивилизации. Эту раздвоенность пытались преодолеть как метафизика
(диалектическим путем), так и наука (альтернативным путем). «Пифагорейский
синдром» до сих пор не преодолен в научном мировоззрении. Зато в метафизике,
начиная с Канта, продолжаются попытки диалектического совмещения двух
крайностей: гармонии внешней, «физической» («небо над головой») и гармонии
этической («нравственный закон внутри»).
11. Сейчас становится все более очевидным, что
«число» (абсолютная рациональность) всевластно только для объяснения
дофеноменальной основы Бытия и что назначение человеческого Духа как рефлексии
Бытия – максимальное приближение к противоположному полюсу
трансцендентности – к абсолюту иррациональности, завершающему
процессуальность и никак не выразимому в «числе». Важно, что этот последний
процесс есть максимально возможное освобождение человека от процессуальности и
феноменальности (а в итоге – от локальности) своей материальной капсулы.
Это и есть преодоление Времени.
III. Два предела Бытия – две границы
процессуальности
1. Наиболее типично процессуальность явлена в
своей очевидной феноменальности: «Все, что мы видим вокруг, есть процессы». По
сути, процессуальность и феноменальность – синонимы.
Феноменальности предшествует ноуменальность
рациональная (математика) – нечто вроде «незамутненных» идей Платона, а
завершает ее ноуменальность иррациональная, невыразимая ни в «числе», ни в
каком-либо качественном понятии.
2. Эти две ноуменальности – два «призрака»
Инобытия, два его представителя в нашем мире: «число» как абсолютное и внешнее
рациональное начало («проект» процессуальности) и нравственный императив как
абсолютная, иррациональная цель – завершение процессуальности. У Канта им
соответствуют истины «чистого разума» и истины (императивы) «практического
разума».
3. Нижний (дофеноменальный) предел Бытия, с
которым имеет дело рефлексия рациональная, уже не есть нечто единое. Эта
рефлексия основана на множестве математически выраженных абсолютов –
замкнутых, непроцессуальных математических истин, число которых экстенсивно
возрастает с появлением все новых разделов математики. Тем самым, сознание,
двигаясь к нижнему (начальному) пределу процессуальности, не находит какой-то
одной, исходной ноуменальности, но получает растущее многообразие расходящихся
линий. Это значит, что процесс рациональной рефлексии в принципе не приближает
нас к тайне первичного и всеединого Ноумена.
4. Однако тот раздел математики, который имеет
дело с бесконечным, ставит нас перед неразрешимой тайной Небытия, где
«растворяются» рациональные смыслы математики. Там, в абсолютном «зазеркалье»,
точка, линия, шар, плоскость – одно и то же (Н. Кузанский,
А.Ф. Лосев). Принципиальную несовместимость сущностей разных миров
(конечное – бесконечное, прерывное – непрерывное) впервые
продемонстрировал в своих апориях еще Зенон Элейский.
5. Математика притягательна своей абсолютной
гармонией, но гармонией беспристрастной и внебытийной. Ее отстраненность от
Бытия – отстраненность проективная, не замутненная «грехами» ошибок.
Математика – не теория вещей (феноменов), а теория символов (Кассирер),
символов ментальных. Математика – язык особых «сущностей» (язык
количества) – сущностей бесстрастных (дофеноменальных) отношений: в
математике язык и смыслы совпадают, ибо символы математики предельно
однозначны.
Не случайно поэтому, что к «божественной»
математике непосредственно примыкает физика как мир дофеноменальных отношений,
имеющий дело с рациональными ноуменами: масса, сила, поле, время математическое
(t), константы и т.п.
6. Заключительный этап эволюции Бытия –
появление осознавших себя феноменов. Процесс-рефлексия – апогей
процессуальности, «выплеснувшийся» из феноменальных форм и ставший вторичной
ноуменальностью, которая воплотилась в социальное множество «локальных богов».
7. Функция процесса-рефлексии – преодоление
Времени, т.е. завершение процессуальности. Основа трагедийности Человека –
его феноменально-ноуменальная противоречивость. Если феноменальная
(биологическая) капсула Человека категорически требует того, что заложено в
природе (инстинкты), то рефлексия действует шизофренически: рациональная часть
ноумена направлена на удовлетворение феноменальных (сиюминутных) запросов, а
его иррациональная часть телеологически нацелена на освобождение от своей
феноменальной привязанности – на ноуменальность
исходную и всеединую, отрефлектированную в «понятии» Бога.
8. Рациональность математики как основы точности
в «точных» науках и иррациональность религии есть рефлексия двух пределов
Бытия: нижний (дофеноменальный) и верхний (эпифеноменальный). Соответственно и
символическое выражение смыслов в математике и религии диаметрально
противоположно: символы ментальные (рациональные символы «головы») и символы
чувственные (иррациональные символы «сердца»).
9. Рефлексия иррациональности – есть
рефлексия отказа от феноменального и локального многообразия в пользу
иррациональной ноуменальности Всеединства. Она ориентирована не на
процессуальную относительность Бытия, но на абсолютную неподвижность Инобытия.
Здесь все сложившееся многообразие локально выраженных рефлексий-процессов
направляется к запредельной точке Всеединства: конвергентный пучок линий к
точке Омега (в понимании Шардена). С этим завершающим процессом Кант связывал
понятие практического разума и максимально возможное освобождение от
феноменальности: путь от Homo phaenomenon к H. noumenon.
Заключение: экуменизм как ядро
мировых религий
и завершение процессуальности Бытия
1. Из всех сфер культуры – язык, миф,
искусство, наука, религия – последняя наиболее догматична, ибо связана с
исходной (общей) для Бытия априорной трансцендентной сущностью, рефлексия
которой рационально невыразима. Она есть общий центр, вокруг которого вращается
все многообразие рефлексий – разнообразие человеческих культур.
2. Религия выросла непосредственно из
синкретичности мифологии. В мифе – все начала попыток познания мира и
начала эстетической фантазии (Кассирер), а значит – и все начала эволюции
культуры, максимально интенсивной в сторону науки и минимально – в сторону
религии. Поэтому сугубо рациональное (научное) толкование религиозных текстов
неуместно.
3. Во введении было отмечено, что некоторые
математики не любят философии, но они же не хуже философов способны
наслаждаться искусством. Дело, наверное, в том, что эстетическая рефлексия,
хотя и может быть использована для какой-либо активности, но сама по себе есть
имманентное, пассивное созерцание. Наоборот, разведенные Кантом наука и метафизика есть активные, но разные способы и масштабы
понимания Бытия. Точные науки имеют дело с пребывающим, а не становящимся (где элементы
мифа неизбежны); это, как мне кажется, и есть причина неприятия философии как «науки»,
иначе относящейся к понятию «миф». В мировых религиях именно общее ядро
(заповеди) непроцессуально, т.е. сходно с эстетикой («красота спасет мир»), а
все различия несут заряд противоречивости и процессуальности.
4. Все мы – локальные аналоги и порождение
вечного, бесконечного и абсолютного Творца. Он – наш Отец, а Мать –
процессуальность Бытия, которая вынашивала свой процессуальный плод от первого
процесса – гравитации – вечного и бесконечного в масштабе Вселенной и
до осознавших свою божественность множества локальных процессов-рефлексий,
которые мечутся между своим феноменальным прошлым и ноуменальным аттрактором –
этикой – иррациональной и абсолютной сущностью, призванной вернуть нас в
лоно исходного Ничто.
5. Каждый из нас – сложная система
феноменальности и ноуменальности. Радость творческих озарений рефлектирующего
феномена соседствует с трагедийностью чувственных переживаний непостоянства и
конечности всего бытийного. Кто-то бросается в водоворот этого непостоянства и
без оглядки жадно выхватывает из него куски призрачного счастья, кто-то
пытается упорядочить непостоянство потока процессуальности ментально (со
стороны) или нравственно (изнутри). «Сотвори себе остров посреди потока, и
ничто не сокрушит тебя» – говорил Будда. «Царство Божие внутри нас» –
вторил ему Иисус.
6. История Западной культуры подобно маятнику
качалась между крайностями рационализма и иррационализма. В Античности из
языческого синкретизма вычленяется и абсолютизируется рациональность («все есть
число»); в ранее Средневековье – максимальный всплеск иррационализма.
Далее – развитие наук Нового времени, прежде всего точных наук, сопровождалось
явно выраженной тенденцией к рациональному миропониманию. При этом трагедии
Средневековья, обусловленные крайностями иррационализма, сменились (особенно в
ХХ в.) трагедиями, основанными на оголтелом рационализме.
7. Сейчас наиболее опасными вновь становятся
попытки абсолютизации иррационализма, и прежде всего в тех культурах, которые
не получили «прививки» рационализма, а процессы глобализации поставили их перед
лицом рационально продвинутых и чуждых культур. Речь идет, прежде всего, об
агрессивности, укрывающейся под религиозным «зонтиком» исламского
фундаментализма. Впрочем, все мировые религии имели свой «джихад»
(Г.С. Померанц).
8. Современные средства коммуникаций привели к
полному разрушению границ культур, находящихся на разных эволюционных уровнях.
Проблема усугубляется современными техническими средствами массового
уничтожения. Все это делает наиболее актуальным выдвижение не «национальных
идей», но идеи общей, наднациональной, надконфессиональной,
надцивилизационной – идеи Всеединства как божественной идеи абсолютного
Добра и абсолютной (единой) Истины. Это означало бы прекращение
процессуальности именно на контактах различных культур. Ведь любое
подчеркивание исторически сложившихся различий есть основа противоречивости и
процессуальности, а значит – основа тому, что противоположно Добру и
Всеединству.
9. Поэтому основная задача современного
человеческого социума очевидна: не спорить о различиях религиозных, имеющих
дело с запредельной и не доступной логическому пониманию сущности Инобытия (Бога),
но сосредоточить внимание на абсолютном (безусловном) ядре всех мировых
религий – на этике любви и сострадания, выраженной в общности заповедей
мировых религий.
10. Это объединяющее всех стремление и есть конечная
цель того телеологического поля Инобытия (единого и общего Бога), в котором
созидалась и эволюировала вся процессуальность Бытия и которое передало нам
свою инициативу (свобода воли) на заключительном этапе эволюции:
«Человек – путь от зверя к Богу» (Померанц).
11. Такая объединяющая всех метафизическая
идеология есть идеология максимальной терпимости и максимального экуменизма, но
она вовсе не означает борьбы с конфессиональностью. Более того, она привлекает
к себе и рационально мыслящие части социумов. Эта надидеология означает
абсолютную свободу мнений, но в рамках любви и сочувствия, что равносильно
завершению процессуальности, преодолению Времени. Ведь любые противоречия
порождают процесс, а процесс уже содержит в себе зародыш вражды.
«Смирись, гордый человек», – говорил нам
великий иррационалист Ф.М. Достоевский, призывавший к «всемирному единению
людей». Этот призыв сейчас стал еще более актуальным, чем он был в XIX в.
12. Итак, от гравитации как первого «процесса»
(допроцесса) во Вселенной, рационально осознанного и математически выразимого
до этики абсолютной – рационально никак не выразимой (иррациональной) и
уже непроцессуальной – вот долгий путь эволюции Бытия, который мы как
«гравитационные» островки любви и сочувствия призваны замкнуть. Мы – это
последний и наиболее сложный процесс, направленный к конвергентной точке
«сингулярности» Омега, где «схлопывается» высшая бытийная процессуальность.
-х-х-х-х-
Я благодарен участникам семинара «Изучение
феномена времени» (МГУ) за будоражившие мое воображение дискуссии. Семинар
начался более 20 лет назад с выступления моего великого коллеги – эволюциониста
и философа С.В. Мейена.
