УДК 115

Настоящее как прерыв

Одной из самых «эксплуатируемых» возможностей времени как средства социогуманитарного познания является стремление с его помощью упростить, типологизировать историю. Так, Ф. Бродель указывает на весьма распространенный приём: расчленить историю на секторы (получатся истории политическая, экономическая, социальная, культурная) и расчленить время «на базе разнообразных временных характеристик». В результате могут быть выделены «временные характеристики длительной и очень длительной протяженности, изменения конъюнктуры замедленные и менее замедленные, сдвиги быстрые, а иные – и мгновенные, причём зачастую самые кратковременные обнаруживаются легче всего» [1]. Этот приём, действительно, очень распространён, однако следует отметить, что объективно-реальное время имеет к получаемым таким образом результатам весьма отдаленное отношение. И связано это как с отождествлением времени и изменения (нельзя забывать, что, хотя время и изменение не существуют друг без друга, однако это не одно и то же, на что указывал ещё Аристотель), так и с неразработанностью понятия «настоящее время».

Общепринятым является утверждение о трёх модусах времени: прошлом, настоящем и будущем. Их различение состоит, согласно динамической концепции времени, в том, что будущего ещё нет, а прошлого уже нет. Относительно же момента настоящего времени события непрерывно меняют своё положение: события будущего трансформируются в события настоящего, а события настоящего – в события прошлого. Таким образом, выводится утверждение о реальности настоящего. Но на чём зиждется наша уверенность, что настоящее действительно существует? Ведь любой акт сознания о настоящем совершается по отношению к уже совершенному, а следовательно, ушедшему в прошлое. Бесконечное «соскальзывание» в прошлое преодолевается лишь в сознании, пренебрегающем этой постоянной утратой настоящего момента и уравновешивающем это движение вспять нацеленностью в будущее, вперёд.

Конечно, можно принять за «момент времени» какой-либо временной интервал (который, в свою очередь, определяется длением какого-либо события): секунду, месяц, даже космический год – тогда с чистой совестью можно строить утверждения типа: «в настоящий момент, который длится с 1908 года, со мной произошли следующие события…» Очевидна неудовлетворительность такого приравнивания сущности (настоящего) к наличному состоянию, событию, т.е. к уровню явления. Тем не менее, именно им и приходилось удовлетворяться. В противоположность такому подходу приходится признать, что у нас отсутствует критерий выбора настоящего, на что обратил внимание ещё Мак-Таггарт в том же 1908 году [2].

Действительно, связать настоящее с наличием – значит впасть в явное противоречие, ибо наличное-то как раз и находится постоянно под вопросом. Мы можем рассуждать о следах реальных событий, остающихся в нашем сознании, но сами события, увы, ускользают, перемещаясь в другой модус времени. Даже если исходить из того, что реальное событие и след, которое оно оставляет, являются одновременными (что ещё тоже нуждается в доказательстве), всё равно событие и его время – не одно и то же. Чем мы измеряем дление (как самое первое подтверждение наличия времени)? Только моментами его прерывания: мы можем фиксировать начало и конец какой-либо качественной непрерывности и именно измерение этого отрезка позволяет нам говорить о длительности. В качестве примера диалектики прерыва непрерывности как сущности времени вспомним известную сказку о Золушке. Золушка так быстро убегала с бала, что потеряла хрустальный башмачок. Только что он на ноге был, потом его не стало, и появился этот хрустальный башмачок на её ноге уже в тот момент, который определялся событием: принц её нашел. Между этими событиями («был на ноге», «потерялся» и «вновь есть на ноге») ни одно другое событие этого же порядка с Золушкой не происходило, хотя много чего происходило другого, не попадающего в этот ряд. Другими словами, между событиями «был на ноге» и «опять есть на ноге» ничего не было. Вот это «ничего» и есть настоящее время, относительно которого события и проистекают из будущего в прошлое.

На такое понимание настоящего «наталкивает» и Аристотель. В «Физике» он высказывает ряд идей, непосредственно касающихся сущности настоящего времени или «теперь». Начинает свои рассуждения Аристотель со ставшего знаменитым «парадокса времени»: «Одна часть его была, и её уже нет, другая – будет, и её ещё нет; из этих частей слагается и бесконечное время, и каждый раз выделяемый промежуток времени. А то, что слагается из несуществующего, не может, как кажется, быть причастным существованию» [3]. Далее он указывает на затруднения, связанные с особенностями времени, анализируя момент «теперь»: «время… не слагается из «теперь», «теперь»… «разделяет прошедшее и будущее», «… “теперь” есть граница…» [3, с. 146]. В данных рассуждениях мы отвлекаемся от различия между понятиями «теперь» и «момент настоящего времени», так как они выступают для нас синонимами при рассмотрении объективного различия между прошлым и будущим состояниями объекта. Хотя совершенно согласны с тем, что понятие «теперь» выражает субъективное переживание момента настоящего времени, и его референтом выступает определенный акт психической деятельности, на что указал Ю.Б. Молчанов [4]. Повторяем: в данной статье мы вынуждены пренебречь данным различием, так как Аристотель в рассматриваемом фрагменте не использует термин «настоящее время».

Можно сказать, что для Аристотеля определение сущности момента «теперь» является столь же важным, как и установление связи движения и времени. Но если последнее всегда становилось предметом внимания исследователей, то о моменте «теперь» этого сказать нельзя. Аристотель подчеркивает: предыдущее и последующее есть и во времени, и в движении: «…мы и время распознаём, когда разграничиваем движение, определяя предыдущее и последующее, и тогда говорим, что протекло время, когда воспримем чувствами предыдущее и последующее в движении. Мы разграничиваем их тем, что воспринимаем один раз одно, другой раз другое, а между ними – нечто отличное от них (выделено авт.); ибо, когда мы мыслим крайние точки отличными от середины и душа отмечает два «теперь» – предыдущее и последующее, тогда это именно мы и называем временем, так как ограниченное моментами «теперь» и кажется нам временем» [5]. И далее: «теперь» измеряет время, поскольку оно предшествует и следует; само же «теперь» в одном отношении тождественно, в другом нет: оно различно, поскольку оно всегда в ином и в ином времени (в этом и состоит его сущность как «теперь»), с другой стороны, «теперь» по субстрату тождественно. … Время непрерывно через «теперь» и разделяется посредством «теперь»… …поскольку «теперь» есть граница, оно не есть время, но присуще ему по совпадению…» [5, с. 149–150].

Таким образом, настоящее время есть там, где времени нет: оно прервано. Настоящее ограничено двумя прерывами и само начинает восприниматься как фрактал – бесконечно делимый момент. В этом и состоит «парадокс настоящего»: настоящее есть (ибо есть то, началом и концом чего оно является) и его нет (потому что оно стремится «выскользнуть» из реальности настоящего в прошлое). При этом само настоящее «насыщено» информацией.

Таким образом, мы приходим к необходимости рассмотрения взаимоотношения между временем и информацией. В самом общем плане информацию можно определить как особую форму воспроизведения, трансформирования, сохранения и использования структуры и особенностей одной системы в другой. В информации выделяется, прежде всего, структура того содержания, которое переносится. Эта структура – пространственная и временная. Не заимствуя ничего из физической природы источника, не воспроизводя непосредственно физической природы его элементов, информация «несёт» в себе к получателю структуру источника (а посредством неё – и содержание). Интересно, что роль информации играет не структура источника, взятая сама по себе, а её воспроизведение в получателе. Между структурой источника и её воспроизведением в получателе существует тот же прерыв, что и между настоящим и двумя другими модусами времени. Информация связана со способностью одной системы воспроизводить, сохранять и использовать структуру другой системы. Необходимо проводить различие между следующими двумя сторонами информации: 1) информация как способность, свойство определённого класса систем воспроизводить, сохранять и использовать структуру (и кодировать через неё особенности, содержание) других систем и 2) информация как «модель» источника, как её образ. Информация как «модель» источника и информация как способность получения этой «модели» – это две стороны одного и того же явления. Если информация – это передача, отражение разнообразия в любых объектах и системах (неживой и живой природы), то именно время является другой стороной информации. Время выражает динамику содержания, последовательность изменений в существовании, процессуальность и становление бытия, нарушение его границ.

Тема времени отчётливо перекликается с темой «информация», потому что каждое изменение в воспринимающей информацию системе основано на некоторой последовательности состояний, их длительности, ритмике и т.д. Ещё Н. Винер отмечал, что информация является мерой организации, а время – это внутренний способ организации через повторяемость, длительность, ритм и т.д. Могут ли информация и время существовать друг без друга? Информация существует во времени, а время изменяется под воздействием информации. Представим себе систему, не обладающую информацией (такая система вряд ли возможна, потому что взаимодействие составляющих её элементов уже влечёт за собой изменение всей системы; система постоянно получает информацию от своих элементов и посылает им свои сигналы. Мы можем лишь абстрагироваться от этих внутренних взаимовлияний). Обладает ли такая система временем? Если в ней действительно не происходит информационного обмена, следовательно, нет и изменений. Потому в ней нет и времени. Но зато эта система включена в более широкую систему, во времени которого она и существует. Если система получает и принимает сигнал (как единицу информации), то это влечёт за собой её изменение. Данное изменение – и есть время. Можно сказать, что информация «творит» время. Например, нейрофизиологи приводят факты, показывающие, что синапсы, к которым приходит информация от афферентов 1-го порядка, обладают способностью трансформировать время, а это, в свою очередь, приводит к подчёркиванию или извлечению некоторых новых свойств входных данных. Эта способность синапсов получать новую информацию на основе трансформации времени весьма перспективна для анализа связи времени и информации.

Информация немыслима без взаимодействия систем. Вторжение всё большей информации в систему (всё равно, внешней или внутренней), «возмущает» её. А время в этом случае является организующим и упорядочивающим началом. Система будет разрушена, если после получения информации она попытается жить в другом ритме, неадекватном (несоизмеримом, несовместимом) с доступным для неё. В древней китайской книге «И цзин» (Книга перемен») говорится, что неосторожное вмешательство в процесс даже второстепенной важности может привести к необратимым изменениям в мире. Ничтожно малое воздействие может приводить к значительным последствиям.

Информация – это то, что изменяет воспринимающую её систему. Но при этом она изменяет не только содержание, структуру, но и время воспринимающей её системы. Время может быть понято именно как организующая структура, изоморфная для процессов самоорганизации различной степени сложности. Лейбницевская идея отражения одной монады в другой есть предпосылка идеи синхронизации – одного из свойств времени, «работающих» в направлении самоорганизации систем. В процессе взаимоотражения, по Лейбницу, происходит согласование, синхронизация монад. Кооперативные, когерентные состояния представляют наиболее высокоорганизованную форму неживой материи – таково слово науки, которое подтверждает старую догадку, высказанную Гегелем [6].

Таким образом, время играет троякую роль организующего начала в информационном взаимодействии: 1) источник информации воспроизводит в числе своих собственных, имманентных свойств и отношений, и свои временные характеристики; 2) сам перенос информации – это процесс, совершающийся во времени; 3) в результате получения информации происходят изменения времени воспринимающей её системы.

Система владеет информацией о многих состояниях: как прошлых, так и будущих. В течение своей жизни система проходит несколько бифуркаций, в которых осуществляется выбор одной из возможных устойчивых ветвей дальнейшего развития системы. Информация об этом моменте переносится до следующей бифуркации, а «что-либо рождённое или сделанное в этот момент обладает свойствами этого момента времени» [7]. В точке бифуркации существует целая комбинация возможных состояний прошлого и будущего. В будущих состояниях открытых систем генерируется новая информация, в отличие от замкнутых систем, где «будущее» – это деградированное «прошлое». Время поэтому может измеряться через информацию: в терминах «будущего» или через энтропию (в терминах «прошлого»), привнесённой энергией другой системы, или в терминах «прошлого», пройденного ею самой [8].

Для внутреннего времени самоорганизующейся системы момент «теперь» – это такой интервал, в течение которого сосуществуют исторически-устойчивые пра-формы «прошлого» и апробируются потенциальные пре-формы «будущего» [9]. Поскольку в нашем мире одновременно сосуществуют множество открытых диссипативных систем (ОДС) и находятся они в разных фазах своего возраста, индивидуального системного времени, постольку наш мир политемпорален. Разнофазность ОДС позволяет одной системе использовать диссипативный поток другой системы и её нерастраченное время: ведь смерть одной системы освобождает темпоральную нишу для другой системы. При этом выстраивается иерархия времён систем различного уровня организации: время индивида использует время биологическое, а не непосредственно химическое или физическое. Так, биологическое время для данного вида живых организмов будет определяться внутривидовым метаболизмом и местом вида в филогенетической иерархии. Метаболизм, в свою очередь, определяется временем химических изменений и всех видов превращений веществ и энергии в организмах. Поэтому и индивидуальное время человека в его природном аспекте определяется непосредственно через биологическое время его организма, и лишь опосредованно – через физическое время, измеряемое часами.

Обмениваясь свободной энергией или негэнтропией в процессе взаимодействия, системы тем самым обмениваются темпоральными потоками. Таким образом, фаза развития (время) окружающих систем активно влияет на данную систему. Это влияние может приводить к реализации определённых потенциальных возможностей системы, что выражается в изменении характера поведения не только во времени, но и в пространстве (полистабильность, переключение). Иллюстрацией такого понимания может служить объяснительная схема Л. Гумилёва. Он объясняет изменения, происходящие в этносах, в терминах некоего запаса энергии, некоего витального потенциала. Но это столкновение разных этносов есть, прежде всего, столкновение состояний, т.е. внутренних системных времён. Они могут быть существенно разными, и в таких случаях столкновения особенно разрушительны, катастрофичны в силу своего несоответствия, как это произошло с римлянами и ацтеками в разные эпохи.

Итак, мы приходим к поливекторной иерархической мегасистеме темпоральных миров, которые взаимодействуют между собой. В момент бифуркации текущее время системы на мгновение «прервано», зато перед ней открываются альтернативы возможного. Таким образом, настоящее время осуществляется по мере наполнения его конкретным содержанием через выбор лишь одной из возможных «потенций», по мере восстановления непрерывности из прерыва. В результате выбора (но не в его момент, поскольку он есть прерыв) рождается бит информации.

Точки бифуркации и есть те прерывы, которые отделяют настоящее от прошлого и будущего. Настоящее время, таким образом, это рисунок прерывов, в моменты которых осуществляются разнообразные выборы.

Библиографический список

1. Бродель, Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV–XVIII вв. Т. 3. Время мира / Ф. Бродель. – М.: Весь мир, 2007. – С. 16.

2. McTaggart, E.J. The Unreality of Time / E.J. McTaggart // Mind, 1908. – № 68 (Oct.). – v. 17.

3. Аристотель. Физика / Аристотель // Соч. в 4 т. Т. 3. – М.: Мысль, 1981. – С. 145.

4. Молчанов, Ю.Б. Четыре концепции времени в философии и физике / Ю.Б. Молчанов. – М.: Наука, 1977.

5. Аристотель. Цит. соч. / Аристотель. – С. 148.

6. Гегель, Г.В.Ф. Философия истории. Т. 8 / Г.В.Ф. Гегель. – М., 1936. – С. 62–63.

7. Jung, C.G. Commentary on «The Secret of the Golden Flower» / C.G. Jung // The Collected Works of C.G. Jung. – Princeton, 1967. – V. 13. – P. 12.

8. Кузьмин, М.В. Экстатическое время / М.В. Кузьмин // Вопросы философии. – 1996. – № 2. – С. 73.

9. Увидеть общий корень (Беседа члена-корреспондента С.П. Курдюмова с нашим корреспондентом К. Левитиным) // Знание-сила. – 1988. – № 11. – С. 38–44.