Химия и Жизнь, № 2, 2001.
© В.Е.Жвирблис
Весной прошлого года я нежданно-негаданно получил приглашение посетить славный голландский город Амстердам, в знаменитом университете которого в конце октября должна была состояться пятая двухгодичная международная конференция "Общества научных исследований" (Society for Scientific Exploration - SSE), посвященная неортодоксальной науке (Unorthodox Science) - ее прошлому, настоящему и будущему.
...После гигантского аэропорта Скипол (54 терминала!), от которого непрерывно отъезжали и к которому непрерывно подъезжали машины с прилетавшими и улетавшими пассажирами, сам Амстердам поразил меня почти полным отсутствием движущегося автотранспорта: подавляющее большинство машин было припарковано в переулках, а по центральным улицам, по специальным дорожкам, лихо и непрерывно звеня, носились, вроде бы не обращая внимания на столь же шустрые трамваи, бесчисленные велосипедисты - вплоть до бабулек и дедулек весьма почтенного возраста.
Участников конференции регистрировали на втором этаже кафе, расположеннного рядом с гостиницей, близ университета, занимающего целый квартал. На первом этаже, занятом амстердамской молодежью, - толчея, шум, гам, дым коромыслом, даже страшно войти. На второй этаж, в банкетный зал, ведет непривычная для россиянина крутая лестница с узенькими ступеньками, на которых еле умещается нога, и поднимаешься наверх чуть ли на четвереньках. Непривычной для россиянина была и неформальная обстановка в банкетном зале, где происходила регистрация, - отметившись у милых девушек и получив информационные материалы, прибывшие тут же усаживались за столиками со стаканами пива (или рюмками чего покрепче) и знакомились друг с другом.
Столь же непривычно непринужденной (но совершенно трезвой) была обстановка и во время конференции, в работе которой принимало участие около 100 ученых из Нидерландов, Германии, Англии, США, Канады, Японии, России и Китая (Гонконг), сделавших около 30 сообщений о результатах своих неортодоксальных исследований.
Оказывается, при Амстердамском университете существует "Общество скептиков" (The Skeptical Society), члены которого, весьма уважаемые и квалифицированные ученые, тщательно следят за тем, что происходит за рамками традиционной, ортодоксальной науки. Относясь достаточно критически ко всем необычным сообщениям, голландские скептики тем не менее исповедуют принцип научного плюрализма. Смысл этой деятельности достаточно прост и прагматичен: разве можно безапелляционно утверждать, что в науке уже невозможно открыть ничего принципиально нового? Ведь точно так же казалось не только во времена Ньютона, но и в конце ХIX века, накануне открытия квантовой механики и теории относительности.
Вот для того, чтобы с водой не выплеснуть и ребенка, SSE регулярно, каждые два года, проводит международные конференции и издает в США ежеквартальный журнал, "Journal of Scientific Exploration", главный редактор которого, доктор Бернард Хайш, возглавляет Калифорнийский институт физики и астрофизики.
Получив весной по электронной почте первую информацию о программе конференции SSE, меня более всего заинтриговало то, что она должна была открываться докладом нидерландского физика Казимира (это не имя, а фамилия - H.B.G.Casimir) "О природе вакуума", открывшего удивительный эффект, названный его именем.
Казимир предсказал свой эффект в конце 40-х, когда еще только начала создаваться квантовая электродинамика, или квантовая теория поля - то есть квантовая теория физического вакуума. Экспериментально эффект Казимира обнаружили лишь около 20 лет спустя. О нем на слуху знают все серьезные отечественные физики-теоретики, но найти точные ссылки на оригинальные работы Казимира и его последователей мне не удалось - говорят, что они есть в одном из сборников "Квантовая теория поля в искривленном пространстве-времени" московского издательства "Мир" середины 80-х, когда гонения на инакомыслие (в том числе и научное) несколько ослабли. Но до сих пор ни в одном нашем учебнике физики или справочнике даже упоминания об этом эффекте нет. Создавалось впечатление, будто Казимир - выдуманный персонаж, вроде российского литератора Козьмы Пруткова или французского математика Николя Бурбаки, а его эффект представляет собой своеобразную научную мистификацию.
И вдруг выясняется, что Казимир - реальная личность! Увы, не дожив примерно полгода до пятой конференции SSE, в мае прошлого года, Казимир скончался, и об его эффекте рассказал д-р Хайш. Оказывается, эффект Казимира - пока что единственный достоверный факт, когда незримый, но вездесущий физический вакуум проявляет себя в макроскопическом явлении.
Согласно ортодоксальной науке, реальное существование физического вакуума можно обнаружить лишь в виртуальных явлениях микромира - например, подобных туннелированию, когда при гелиевых температурах частицы как бы ниоткуда берут энергию, необходимую им для преодоления потенциальных барьеров. Но при этом закон сохранения не нарушается, так как частицы лишь на неуловимое (точнее, неизмеримое) мгновенье как бы взаймы берут энергию у физического вакуума и, преодолев препятствие (например, вакуумный промежуток в туннельном микроскопе), тут же отдают ее обратно. И до сих пор считается, что использовать эту теоретически бесконечно большую энергию в полезных целях невозможно: ее нельзя заставить работать подобно, скажем, энергии атома.
А вот эффект Казимира заключается в том, что нулевые (то есть приравниваемые к нулю) флуктуации энергии физического вакуума способны порождать никак не предусмотренные традиционной физикой макроскопические взаимодействия, вынуждающие притягиваться друг к другу две близко расположенные медные пластинки. Нулевые флуктуации электромагнитного поля физического вакуума представляют собой "белый шум", то есть в их спектре все частоты - от нуля до бесконечности - совершенно равноправны, несут равную энергию. Но между медными пластинками спектр нулевых флуктуаций искажается, и в нем остаются лишь волны, длины которых меньше ширины зазора между пластинками. В результате возникает сила внешнего давления, вынуждающая пластинки притягиваться друг к другу даже при обычной температуре.
Однако если два тела притягиваются друг к другу с какой-то измеримой силой, то они способны совершать и вполне реальную работу. Конечно, чтобы развести пластинки врозь, придется затратить ту же самую энергию - закон ее сохранения не дозволительно нарушать даже физическому вакууму. Но эффект Казимира представляет собой не виртуальный, а вполне реальный процесс, когда физический вакуум предоставляет нам энергию на любое, сколь угодно большое (а не на неизмеримо малое) время, и поэтому этой энергией можно, в принципе, воспользоваться по собственному усмотрению.
То есть создается впечатление, будто именно не до конца изученными свойствами физического вакуума и особенностями его взаимодействия с веществом (в частности, даже с веществом головного мозга!) можно объяснить причину некоторых явлений, кажущихся загадочными, невзирая на множество экспериментов, вполне корректно выполненных за два последних десятилетия. Достаточно напомнить о знаменитых и вроде бы успешных опытах по мысленному управлению случайными процессами (мечта посетителей казино!) и сообщениях о якобы успешном осуществлении "холодного" ядерного синтеза (который, однако, особо скептически настроенные ученые до сих пор язвительно называют не cold fusion, а confusion).
То есть если в некоторых случаях физический вакуум действительно может служить источником свободной энергии, о чем и говорит эффект Казимира, то принципиальный запрет на многие таинственные явления природы придется снять: в науке все, что не запрещено, разрешено.
С Симоном Эльевичем Шнолем - одним из участников амстердамской тусовки, профессором кафедры биофизики физического факультета Московского университета и заведующим лабораторией в пущинском Институте теоретической и экспериментальной биофизики РАН - я знаком почти четверть века и не сомневаюсь в его высочайшей научной квалификации и абсолютной честности. Результаты его исследований не раз, хотя сначала и с большим трудом, публиковались как в отечественной, так и в зарубежной научной прессе. Уделила этим работам внимание и "Химия и жизнь" (1990, N 6; 1991, N 3).
Все началось с того, что в начале 50-х Шноль, тогда еще молодой научный сотрудник биологического факультета МГУ, обратил внимание на удивительный факт: в организмах двух живых подопытных кроликов, то есть in vivo, одновременно измеряемые скорости биохимических процессов имели вроде бы случайный характер, но были очень схожими. Опыты с изолированными ферментами, которые и управляют биохимическими реакциями, дали тот же результат: скорости ферментативных реакций in vitro (то есть "в стекле") изменялись почти синхронно даже не только в разных частях одного и того же реакционного сосуда, но и в растворах, удаленных друг от друга на значительные расстояния.
Этот феномен Симон Эльевич назвал макрофлуктуациями, перешел к изучению кинетики простых химических реакций, обнаружил тот же самый эффект и, наконец, заинтересовался радиоактивными процессами, которые считались вообще совершенно случайными. Но оказалось, что даже колебания скоростей распада радиоактивных изотопов не подчиняются законам классической математической статистики. Более того, Шноль обнаружил достоверную связь наблюдаемых им макрофлуктуаций (а число отдельных наблюдений сейчас уже перевалило за многие миллионы!) с процессами, происходящими в Космосе.
Желающие могут узнать о последних экспериментах профессора Шноля, о которых он рассказывал в Амстердаме, а также об их возможной теоретической интерпретации, прочитав, например, статьи, опубликованные в "Российском химическом журнале" (1997, т. 41, N 3; 1999, т. 43, N 2). Эти результаты можно объяснить существованием на макроскопическом уровне эффекта, подобного туннелированию, но наблюдаемого при обычных, а не гелиевых температурах. То есть чем-то похожего на эффект Казимира.
Имена некоторых других участников конференции в Амстердаме были мне тоже хорошо знакомы, хотя до конференции SSE я этих людей не видел и они казались мне столь же легендарными, как и Казимир. Так, около 20 лет назад англичанин Руперт Шелдрейк опубликовал в журнале "New Scientist" (1981, т. 90, с. 766) гипотезу, согласно которой если у одной группы лабораторных животных выработать некий условный рефлекс, то в любом другом месте земного шара другая такая же группа тех же самых животных, находящихся в полной изоляции от первой, способна выработать тот же самый рефлекс гораздо быстрее, чем обычно. Но сначала Шелдрейк провел эксперимент с помощью телевидения на людях, получил вроде бы обнадеживающие результаты и опубликовал их в том же самом журнале ("New Scientist", 1983, т. 100, с. 279).
Вкратце суть эксперимента Шелдрейка заключалась в следующем. Были изготовлены два рисунка, которые сначала казались зрителю беспорядочным сочетанием черных и белых пятен; только с большим трудом можно было догадаться, что на одном из них изображена женщина в шляпе, а на другом - усатый мужчина в шапке. Один из этих загадочных рисунков телекомпания "Thames" демонстрировала в начале одной из передач, а его разгадку давала в конце; второй рисунок служил контролем, и его никто из телезрителей (включая и участников перелачи) не видел. Эту передачу смотрело около двух миллионов англичан, а помощники Шелдрейка показывали оба рисунка как до, так и после телепередачи жителям Англии, континентальной Европы, а также Южной и Северной Америки (всего было опрошено около двух тысяч человек), которые не могли видеть программу телекомпании "Thames". Подсчитав число верных ответов, они обнаружили, что после телепередачи люди достоверно чаще стали угадывать смысл именно того рисунка, который видели два миллиона англичан, то есть что их коллективное сознание как бы повлияло на сознание других людей. О результатах этого необычного эксперимента была опубликована небольшая заметка и в "Химии и жизни" (1984, N 8).
И вот я вижу этого еще молодого (ведь прошло уже около 20 лет!) и симпатичного, совершенно нормального человека на трибуне Амстердамского университета. Оказывается, Шелдрейк перестал заниматься людьми, а обратил внимание на факт, хорошо известный всем хозяевам домашних животных. И мне, в том числе: достаточно моей жене только подойти к подъезду, как наш кот усаживается у двери и начинает мявчить.
Доказывая способность животных чувствовать намерения их хозяев, Шелдрейк показал на конференции SSE очень эффектный документальный кинофильм, где было наглядно и очень убедительно видно не только то, что собачки царапают двери, встав на задние лапы, сразу же после того, как их любимая "мама" направляется домой на машине. Шелдрейк показал и эксперимент, когда говорящий попугай угадывал смысл картинок, которые его хозяйка доставала из запечатанных конвертов и разглядывала в соседней комнате!
Статистически результаты этих экспериментов вполне достоверны (они были опубликованы в прошлом году в журнале SSE (т. 14, N 2). Но сказать "верю" как-то язык не поворачивается...
В 1991 году редактор американского журнала "The Annals of Improbable Reserch" (то есть собрания результатов неправдоподобных исследований) Марк Абрахамс вместе с группой ученых Гарвардского университета учредил премию, которую можно назвать антинобелевской - Ig Nobel Prise (игра слов - по-английски nobel значит "благородный", а ignobel - "неблагородный"). Этой премии был дважды удостоен французский биохимик Жак Бенвенист (судя по фамилии, явно итальянского происхождения), один из участников конференции SSE.
О его работе, за которую он получил первую "антинобелевскую" премию, я писал в сентябрьском номере "Химии и жизни" в 1988 году по горячим следам статьи, опубликованной в том же году в престижном английском научном журнале "Nature" (т.333, N 6176) и вызвавшей много шума в научном сообществе. Статья называлась так: "Дегрануляция человеческих базофилов, вызываемая очень разбавленными антисыворотками против IgE". То есть иммуноглобулина Е, отчего название Ig Nobel Prise приобретает особо издевательский подтекст.
Если не вдаваться в подробности этой давнишней работы, то ее суть заключалась в том, что антисыворотки с неизмеримо малой (практически нулевой, гомеопатической) концентрацией действующего начала, то есть буквально чистой воды, оказывали на базофилы, одни из белых клеток крови, то же самое действие, что и обычные растворы, используемые в медицине для диагностики заболеваний иммунной системы человека. А в Амстердаме Бенвенист рассказал о своей новой работе, за которую недавно получил вторую "антинобелевскую" премию.
Вообще говоря, меня с самого начала поразило то, что почти все участники конференции чувствовали себя совершенно раскованно: кто-то выступал в пиджаке и при галстуке, кто-то в свитере, уважаемый нидерландский профессор бегал в кроссовках. А один швед, сидевший в первом ряду аудитории, как-то снял ботинки и, отдыхая, блаженно шевелил голыми пальцами. Докладчики шутили, аудитория хохотала... В российских научных собраниях со столь непринужденной обстановкой я почти не сталкивался, если не считать каких-либо загородных выездных конференций, проводимых в узком кругу на лоне природы.
Бенвенист произвел на меня впечатление блестящего оратора, очаровательного мужчины, заворожившего (или, если угодно, загипнотизировавшего) слушателей: ему, в отличие от других докладчиков, не было задано ни одного серьезного критического вопроса, хотя многие его утверждения были крайне сомнительными. Поэтому про себя я его назвал графом Калиостро. Кто он такой в действительности - серьезный ученый или авантюрист?
Действительно, как можно относиться к его докладу "От памяти воды к цифровой биологии", в котором автор утверждал, будто целебные свойства веществ можно передавать по проводам, а в конечном счете даже по Интернету? Ведь в последние годы Бенвенист и его сотрудники занимались тем, что пробирки с веществом-лекарством помещали в соленоид, подключенный ко входу усилителя низкой частоты, а к выходу того же самого усилителя подключали соленоид, в который помещали пробирки с биологическими тест-объектами - нейтрофилами человеческой крови. И оказалось, что биологическая активность вроде бы действительно передавалась по проводам! Во всяком случае, результаты этих экспериментов, опубликованные в журнале "Medical Hypotheses" (2000, т. 54, с. 33 - 39), статистически вполне достоверны.
Но можно ли верить статистике, которая, по известному высказыванию Марка Твена, хуже даже самой большой лжи? Не знаю и судить не берусь...
Три дня я внимательно слушал доклады участников амстердамской конференции. Одни из них произвели на меня серьезное впечатление, вроде рассказа доктора Хайша об эффекте Казимира и профессора Шноля об открытом им феномене макрофлуктуаций. Другие вызвали тяжкие сомнения, вроде сообщений Шелдрейка и Бенвениста. Так не следует ли просто запретить всю эту, по-нашему называемую, лженауку, не разбираясь ни в чинах, ни в званиях и не обращая внимания даже на самую достоверную статистику?
Понять цель конференции SSE я смог лишь накануне отъезда домой, когда нам дали несколько часов свободного времени - так сказать, на разграбление города. Не зря, видимо, Петр Первый так любил Голландию и ее столицу Амстердам, потому что это, как мне показалось, самый вольный город в мире.
Дело не только в велосипедистах, носящихся как угорелые по улицам Амстердама, но и в том, что здесь разрешено многое из того, что запрещено в других странах, особенно в России. До знаменитой улицы "красных фонарей" я так и не добрался - не знал, где она находится, да и желания особого не было. Но около памятника Рембрандту увидел так называемый Coffeeshop, бар Smokey, что можно преревести на русский как "курильня", где вместо выпивки подают... сигареты с марихуаной, за которые в нашем родном отечестве (и даже в США) можно загреметь под фанфары. Справедливости ради замечу, что на улицах Амстердама я не встретил не только ни одного пьяного, но и ни одного обкурившегося, а полицейских видел только поздним воскресным вечером, когда народ гулял по городу, украшенному цветными огнями подобно новогодней елке.
И последнее, быть может, скоропалительное наблюдение. В Амстердаме практически вся обслуга - продавцы, официанты в кафе и ресторанах, портье в гостиницах - выходцы из Юго-Восточной Азии всех цветов и оттенков кожи. Но как местные жители, так и многочисленные туристы из разных стран, относятся к ним совершенно толерантно. Точно так же спокойно относятся и голландские физики к неортодоксальным исследованиям, с которыми у нас активно боролись в 70-е годы и теперь начинают бороться вновь.
Ларчик открывается просто: у "них" эти работы финансируются не государством, а частными фирмами. И кому какое дело, на какие исследования тратят свои собственные деньги, скажем, компании "Шелл" или "Локхид", уплатившие налоги? Просто у "них" не принято заглядывать в чужой карман...
Недавно, уже в Москве, я услышал по радио, что в Нидерландах законодательно разрешена эвтаназия - безболезненное умерщвление неизлечимо больных с их согласия, за что в США был осужден на долгий (чуть ли не пожизненный) срок "врач-убийца" Геворкян. А наши медики вообще отказываются всерьез обсуждать эту проблему, ссылаясь на клятву Гиппократа.
Я не сторонник свободной продажи даже легких наркотиков (никогда их не пробовал и пробовать не желаю) и не знаю, как следует относиться к эвтаназии (которую можно попробовать лишь раз в жизни). Но что касается науки, то теперь абсолютно убежден в том, что всякие мнения нужны и всякие мнения важны. Ведь кто знает, быть может эти мнения не только дадут в будущем ценные практические результаты (на что и рассчитывают богатые спонсоры), но и позволят сформировать в XXI веке некое особое мировоззрение, позволяющее примирить бездушную физику с одухотворенной живой природой. И в этом смысле деятельность скептиков Амстердамского университета кажется мне весьма полезной.