Тема времени привлекает внимание не только специалистов из различных областей науки, но и мыслителей, обладающих разными мировоззренческими позициями. Среди них есть как пессимисты, так и оптимисты. “Пессимисты” утверждают, что люди обречены испытывать чувство ужаса при мысли о конечности своего существования и убеждены в бессмысленности любых попыток что-либо изменить в отношениях между человеком и временем.
Но есть и другие подходы. Их приверженцев можно охарактеризовать как “оптимистов”. К их числу следует отнести пока малоизвестного русского мыслителя Валериана Николаевича Муравьева (1885 – 1932). По профессии он был юристом, математиком, философом и публицистом. В. Н. Муравьев оставил мало опубликованных работ, но как сообщают его биографы, имеется большой архивный фонд его ещё не исследованных философских рукописей. Поэтому мы употребили слова “пока малоизвестный” и надеемся, что в ближайшее время работы этого философа привлекут к себе должное внимание.
Послужной список В. Н. Муравьева большой и разнообразный, мы же ограничимся только упоминанием о том, что он начинал свою деятельность как секретарь русского посольства во Франции, а в период с 1926 по 1929 год был ученым секретарем в гастевском Центральном институте труда. (А. К. Гастев (1882 – 1941) был известным русским поэтом и ученым. В 1920 году он организовал Центральный институт труда при ВЦСПС (ЦИТ) и руководил им до 1938 года. В 1921 году он опубликовал публицистическую книгу “Как надо работать”. А. К. Гастев является автором работ по рациональной организации и культуре труда.)
В работах В. Н. Муравьева, написанных в 20-е годы ХХ века, главным образом, рассматривались проблемы научной организации труда. Эти проблемы оказались тесно связанными с проблемой времени. Отношение к проблеме времени сформировалось у В. Н. Муравьева под влиянием В. И. Вернадского, Эдуарда Леруа, Пьера Тайяра де Шардена, а также Анри Бергсона. Это влияние подробно рассматривается в работах Г. П. Аксенова, современного исследователя творчества В. Н. Муравьева.
На теорию времени, разрабатываемую В. Н. Муравьевым, существенное влияние оказали также труды известного американского логика и философа Джона Дьюи (1859 – 1952). Об этом пишет сам В. Н. Муравьев. Д. Дьюи был представителем философии прагматизма. Это течение в США было и до сих пор остается достаточно влиятельным, оно состоит из множества разновидностей. Д. Дьюи представлял ту разновидность прагматизма, которая называется инструментализмом.
Отношение ко времени как к исключительной ценности и особо значимому ресурсу или, другими словами, специфический аксиологический подход к феномену времени характерен не только американской философии, но и для всей американской культуры, отличающейся исключительным прагматизмом. Для подтверждения этой мысли достаточно сослаться на крылатую фразу известного политика и просветителя США XVIII века Бенджамина Франклина: “Время – деньги!”.
Рассмотрим, что именно в творчестве Д. Дьюи привлекло В. Н. Муравьева. В. Н. Муравьев писал: “Каждому действию соответствует его особый разум, годный для данного действия. В этом права школа американского логика Д. Дьюи, исходящего из понятия инструментальной роли разума в действии. Если нет у того или иного действия такого отдельного, направляющего его и соответствующего ему разума, нет и настоящей отдельности этого действия. Можно построить лестницу актов и, соответственно, лестницу субъектов действий, причем каждый такой субъект будет иметь свой горизонт и масштаб разума” [1, с. 151]. Д. Дьюи, будучи одним из основателей американского прагматизма, выдвинул в своих работах идею о том, что назначение разума не должно сводиться к наблюдению, как в старых философских классических школах, разум должен служить человеку в качестве “операционального средства”, а наука призвана разрабатывать повседневные операции.
В. Н. Муравьев подчеркивает, что господство над вещами может иметь место только при условии знания сути этих вещей. А их суть, в конечном счете, раскрывается при познании временных отношений. В. Н. Муравьев пишет, что важно уметь изменять отношения между вещами, “но изменения вещей в смысле обособления их или объединения есть всегда изменение времени” [там же, с. 153 – 154]. Сама по себе программа “овладения временем” оценивается В. Н. Муравьевым вполне здраво, можно даже сказать критически, в том смысле, что он выделяет причины, по которым “время преодолевается всегда в ограниченных условиях”. Он пишет: “Мы господствуем над вещами потому, что знаем их законы, но, вместе с тем, мы этими законами связаны. При сознательных же элементах закон творится их волей. На самом деле это, конечно, идеальный случай, который реально не встречается, ибо мировой детерминизм включает действия несознательных элементов. Это и является причиной того, что время преодолевается всегда в ограниченных условиях” [там же, с. 159].
Теперь попытаемся сделать некоторые комментарии к теории, разработанной В. Н. Муравьевым в свете тех новых данных, которые появились уже после того, когда им была написана работа “Овладение временем”. Некоторые из этих данных он явно предвосхитил, что свидетельствует о глубине его проникновения в суть проблемы.
Например, когда мы знакомимся с суждением В. Н. Муравьева о том, что время “присуще… не всем слоям бытия”, сразу же возникает мысль, что эти идеи созвучны рассмотренной нами во Введении “теории темпоральных уровней” Т. Д. Фрейзера. Считается, что хотя все эти структурные уровни и различны, но соседние уровни родственны, как по существу, так и по темпоральности, и все они образуют иерархическое единство. Кроме этих стабильных уровней, имеются нестабильные мезоформы, заключенные между соседними стабильными уровнями. В этой связи следует указать, что В. Н. Муравьев использовал сходное представление о “междусистемном времени” [2, с. 165].
Сопоставление концепции Т. Д. Фрейзера с некоторыми идеями В. Н. Муравьева убеждает, что последний, в известном смысле, является “провозвестником” теории “темпоральных уровней”, разработанной примерно через полвека после того, как В. Н. Муравьев создал свою концепцию.
В работах В. Н. Муравьева имеется ещё одно, на наш взгляд, принципиальное предвосхищение. Он пишет о том, что время не является ни субъективным, ни объективным. Это утверждение довольно смелое и влечёт за собой пересмотр целого ряда устоявшихся представлений. Но оно созвучно суждениям, которые были высказаны в более позднее время. Имеется в виду, прежде всего, суждение Н. Винера о том, что информация – это не материя и не сознание. Информация есть информация, т. е. также нечто столь же фундаментальное.
В этой связи отметим, что между категориями “время” и “информация” существует органическая связь. Время, в известном смысле, можно назвать “условием хранения информации”. В современной науке вводится представление о “дилатированном времени” и сформулирован закон, согласно которому при резком возрастании количества информации “время” как бы замедляется, “растягивается”. Когда речь идет о характеристике процессов, которые должны или могут произойти в будущем, и точная информация о которых заменяется на статистическую, тогда используется представление о статистическом, вероятностном или альтернативном времени. Все эти факты свидетельствуют о том, что познание времени органично связано с познанием сути других категорий, в данном случае речь идет о такой категории, как информация. Исходя из вышесказанного, нельзя ли отнести суждения, высказанные Н. Винером по поводу категории информации, и к категории времени?
В этой же связи отметим, что автор одного из вариантов временной логики – Г. Гюнтер, показывает, что трудности, которые существуют в многочисленных концепциях времени могут быть преодолены, если принять положение о том, что для времени необходимо выделить дополнительный “локус”, т. к. оно не может быть отнесено ни к сфере Бытия, ни к сфере Мысли.
Нам могут возразить, что разделенность категорий “субъективное – объективное” и категорий “Бытие – Мысль” не тождественны, что это не одно и то же. Да, это так, но имеет место определенная связь между суждением В. Н. Муравьева о том, что время не субъективно и не объективно и суждением Г. Гюнтера.
Некоторые положения концепции В. Н. Муравьева, в силу того, что появились новые научные данные следует отнести к числу “морально устаревших”. Мы остановимся на рассмотрении только одного такого обстоятельства. Суть его заключается в следующем.
В. Н. Муравьев привлекает множество аргументов для доказательства важности знаний о времени с целью решения такой задачи как “овладение вещами”. Он пишет, что для понимания механизма объединения или разъединения вещей нужно знать временные зависимости. Но не являются ли “временные отношения” только одним видом отношений, которые необходимо знать для овладения природой вещей? Это вопрос принципиальный.
Все дело в том, что в 50-е годы ХХ века в науке стали появляться общие теории систем. В том или ином виде при определении понятия системы особым образом были “востребованы”, “задействованы” представления об отношениях. В зависимости от того, какой именно тип отношений существует между элементами системы, дается та или иная характеристика системы, раскрываются те или иные её функции, её возможности и т. д.
Интуитивно В. Н. Муравьев чувствует, что вещи – это, скорее всего, системы. Но он не делает четкого и определенного вывода о том, что исходным в познании природы вещей должны быть отношения, которые существуют между элементами системы.
Постараемся понять, в силу каких обстоятельств возникли теории систем. Ведь не случайно эти теории возникли в тот самый период, когда появилась кибернетика, и проходили дискуссии по вопросу о том, “может ли машина мыслить?” и т. д. Теории систем, в известном смысле, дают ответы на многие вопросы, поставленные перед наукой и философией. Среди этих вопросов были и такие: чем определить уровень интеллекта; имеется ли зависимость между уровнем интеллекта и умением соответствующим образом выбирать объект исследования (понятие “объект исследования” следует понимать в самом широком и глубоком смысле этого слова)? Вопросы онтологии и гносеологии предстали при этом в своей органической взаимозависимости.
Среди способностей ума, которые связаны с уровнем интеллекта, необходимо выделить умение активно работать с информацией. Но сразу возникает вопрос: “С информацией о чем?”. Если ответить, что вначале следует получить информацию об отдельной вещи, то этот ответ будет заведомо ошибочным, так как отдельная изолированная вещь вообще не может проявить никакого свойства. Значит, одним из исходных положений должно быть положение о том, что ум изначально должен уметь работать с той информацией, которую мы получаем относительно СИСТЕМЫ. Система же ВСЕГДА предполагает наличие ОТНОШЕНИЙ между элементами системы. Временные отношения – это один из необходимых видов отношений. Поэтому тот богатый материал, который содержится в теориях времени, бесспорно, является необходимым, актуальным, он в той или иной степени обогащает наши представления об отношениях и, следовательно, является необходимым для постижения сути систем, а, соответственно, сути вещей и овладения ими.
Было бы неверным, однако, одностороннее обособление категории времени, рассмотрение её в качестве своеобразного фундамента, исходной категории в познании вещей – это дискуссионный вопрос, о чём речь шла в предыдущих разделах работы и о чём ещё будет вестись впереди.
Нам могут возразить, что В. Н. Муравьев “работает” с понятием система, он даже использует представление о “межсистемном времени” и т. п. Суждение о том, что идеи В. Н. Муравьева могут быть определенным образом “интегрированы” в системную концепцию времени, не могут вызвать возражений, но создана ли такая концепция? Насколько нам известно, пока имеют место только предпосылки для её создания.
Дадим общую характеристику идей В. Н. Муравьева. Он предлагает конкретный план изучения сущности времени с целью овладения этим феноменом и использует богатый материал по проблеме социального времени. У него четко прослеживается мысль о том, что если та или иная группа людей может действовать согласованно, то тогда эта группа живет в одном времени, если этого согласования нет, – нет и единого времени. В его подходах явно обнаруживается стремление все положения представить в виде системы, строго упорядочить и т. д. Приведем один из отрывков его работы.
Как считает В. Н. Муравьев, овладение временем требует действий, которые, в свою очередь, состоят из отдельных актов. Суть “актов” он характеризует так: “Общий метод оценки любого… акта заключается в следующем:
1. акт оценивается имманентно, т. е. с точки зрения его внутренней цели и средств;
2. но сами эти цель и средства должны, в свою очередь, быть сформированы с точки зрения общего исторического основополагающего акта, создающего данную историческую культуру и включающего как своё порождение рассматриваемый акт;
3. этот общий основополагающий акт должен быть судим исключительно имманентно, т. е. относительно его внутренней цели, смысла, средств и результата;
4. основополагающий акт этот должен быть сравниваем с такими же культурно-историческими актами, ему предшествующими и следующими за ним в других группах или борющихся с ним в его собственной группе” [1, с. 184].
Здесь происходит нечто, напоминающее “олицетворение” самих актов, акты как персонажи пьес или “договариваются” между собой, или “сражаются” друг с другом. Но не будем придираться, дело, в конце концов, не в форме изложения. Известно, что З. Фрейда упрекали в том, что науку он уподобляет театру с такими действующими лицами, как “Оно”, “Я” и “Сверх-Я”.
В. Н. Муравьев построил иерархию уровней активности. У него используются представления о “внутреннем” и “внешнем” времени. Но он показывает относительность понятий внешнего и внутреннего времени, так как эти понятия могут быть использованы только для характеристики отдельных отношений между отдельными уровнями. В этой связи следует отметить, что его идеи близки идеям герменевтики. Сама по себе категория времени имеет непосредственное отношение к проблематике философской антропологии. Такие проблемы, как ценность времени, аксиологический подход к этой проблеме и проблема смысла жизни, смысла отдельных актов жизнедеятельности человека, органически переплетаются. Можно ли всё это формально представить? Это сложный вопрос. В. Н. Муравьев показывает, что ход его рассуждений, так или иначе, связан с теорией множеств. Множество одних актов он включает во множество других актов, актов высшего уровня. В своих содержательных он примечаниях подробно рассматривает трудности и парадоксы теории множеств.
Исключительно глубокий, всесторонний анализ творчества В. Н. Муравьева дают Е. Н. Мамчур, Н. Ф. Овчинников и А. П. Огурцов в работе “Отечественная философия науки: предварительные итоги” [3, с. 118 – 135]. Суть общей мировоззренческой позиции В. Н. Муравьева, по их мнению, сводится к тому, что он стремился соотнести установки Н. Ф. Федорова на “общее дело” перестройки всего космоса с идеями реорганизации труда, с социально организованной практикой. Именно в русле этой мировоззренческой установки последовательно анализируется и концепция времени, предложенная В. Н. Муравьевым в работе [1]. Ценность осуществлённого Е. Н. Мамчур, Н. Ф. Овчинниковым и А. П. Огурцовым анализа работы В. Н. Муравьева, на наш взгляд, заключается в принципиальном и достаточно общем подходе. Положения, предложенные авторами, могут использоваться не только при рассмотрении конкретной, специфической концепции времени, созданной В. Н. Муравьевым, но и при характеристике творчества других философски ориентированных мыслителей, принимавших участие в разработке теории времени.
Речь идёт прежде всего о том, что в его идее Верховного Научного Совета, проявились тоталитарные тенденции. При построении теории времени естественнонаучный материал также был “обработан” соответствующим образом.
Забегая вперед, поставим вопрос относительно такого течения современной философии, как “постмодернизм” (имеется в виду его конструкция “машины – желания”; причем далее будет показано, что эта конструкция непосредственно относится к теории времени): не являются ли взгляды представителей постмодернизма своеобразным ответом на политические стремления со стороны либералов достигнуть максимума личной свободы в обществе? Логично допустить, что именно такие, опосредованные множеством звеньев, подходы могут быть с должным обоснованием применены к анализу позиции постмодернизма относительно сущности времени, по аналогии с соответствующей характеристикой концепции времени, предложенной В. Н. Муравьевым.
Суть данной мысли заключается в том, что тоталитарный режим ориентирует на общность действий, подчиненность единой идеологии. Это обстоятельство находит отражение во взглядах В. Н. Муравьева на природу времени. В основе концепций постмодернизма лежит категория “желание”. Желания могут быть общими для небольшой или большой группы людей, желания подвижны, “гибки”, непрерывно меняются, при этом возможна перегруппировка людей, которых объединяет одинаковое, т. е. общее, желание. Но такая трактовка принципов, которые обуславливают общность желаний и, соответственно, действий людей, напоминает по своим социальным установкам позицию либерализма как антипода тоталитарного режима. Здесь авторы конструкта “машина – желание” оперируют психологическими понятиями, их конструкт отдален от непосредственно физико-математических представлений о времени, но связь с политикой определенно прослеживается.
Интересно подчеркнуть, что сам В. Н. Муравьев, однако, не мыслил себя открытым апологетом возникшего в стране тоталитарного режима и, соответственно, выразителем принципов этого режима в своем научном творчестве. Выше было показано, что он апеллировал к отдельным положениям логика и философа Д. Дьюи, так что у него были основания думать, что свою теорию времени он разрабатывает на основе не только собственных построений, но обобщает данные современной ему философской (и математической) мысли планетарного масштаба.
Авторы указанной выше критической работы совершенно правы, отмечая, что ряд “издержек” в концепции В. Н. Муравьева следует относить не только за счет чрезмерной “заидеологизированности” его теории, но и в связи с тем, что В. Н. Муравьев строил свою теорию, основываясь на принципах классического рационализма. Идеи постнеклассической науки, идеи нового рационализма ещё не были сформулированы в период, когда он писал свои работы. Методы изучения нелинейного мира и сейчас ещё находятся в стадии своего становления, по этим вопросам идут напряженные дискуссии.
Вместе с тем, рассмотрение концепции времени, предложенной В. Н. Муравьевым, даже при всестороннем учете её неизбежной исторической ограниченности, представляет собой несомненный интерес. В частности, знакомство с этой теорией способствует выработке наиболее целесообразных стратегий дальнейшего исследования сущности времени.
В качестве примера сошлемся на следующее обстоятельство. В. Н. Муравьев предполагает, что будущее “оказывается во власти всех участников системы, поскольку они действуют совместно и в согласии” [1, с. 188]. Фактор согласованности действий – это не единственный фактор, который может влиять, а может и не влиять на ход событий. (Можно привести немало примеров, когда совместная согласованная деятельность не давала должных результатов. В частности, поражения армий, действовавших согласованно и т. п.) Как уже в наше время показал И. Пригожин, для осуществления подлинно исторического действия необходимо наличие трех условий: необратимости, вероятности и появления нового [4, с. 11]. Любая утопия включает в процесс построения будущего только то, что уже известно, что уже существует, именно поэтому, по определению, утопия не может быть научной. Она не может включить неизвестное, новое, а без нового – нет подлинной истории.
В. Н. Муравьев соотносит процесс реализации будущего только с таким фактором как воля: “…будущее есть только воля, а содержание воли есть только будущее” [1, с.48]. Как отмечают Е. Н. Мамчур, Н. Ф. Овчинников и А. П. Огурцов, “…сама мысль об укорененности феномена сознания и воли в актах переживания времени весьма перспективна и позднее займет большое место в феноменологии Э. Гуссерля и фундаментальной онтологии М. Хайдеггера” [3, с. 128 – 129]. Но следует напомнить, что идеи Э. Гуссерля возникли во многом под влиянием идей Ф. Брентано. Ф. Брентано же писал свои работы до того, как начал создавать свою теорию В. Н. Муравьев. Ф. Брентано, в свою очередь, во многом находился под влиянием наследия Аристотеля. В. Н. Муравьев же, насколько нам известно, к философии древних греков не обращался.
Выделение фактора воли при построении моделей будущего интересно и в том отношении, что сама история в данном контексте рассматривается шире, чем обычная история, которая по существу сводится к описанию событий, происходивших только в прошлом. Был своеобразный запрет на написание истории в сослагательном направлении. Этот запрет сейчас многие историки считают возможным преодолеть. Появляется множество книг с таким сюжетом: “…что было бы, если…”. Происходит прощание с “урезанной историей”.
Важно зафиксировать вывод, что В. Н. Муравьев сделал попытку синтезировать строгий, формальный, математический подход к анализу сущности времени с подходом чисто гуманитарным, историческим. Это обстоятельство, в известном смысле, можно оценивать как “первую ласточку” в стратегии междисциплинарного синтеза в процессе исследования феномена времени.
Л.Н.Любинская