Внеположенность есть собственное свойство вещей, занимающих пространство, тогда как состояния сознания не являются внешними по отношению друг к другу, а становятся таковыми только при развертывании их во времени, рассматриваемом как однородная среда.
(Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания // Собр. соч., т. 1, М., 1992. С. 92-93).
Чистая длительность есть форма, которую принимает последовательность наших состояний сознания, когда наше “я” просто живет, когда оно не устанавливает различия между наличными состояниями и теми, что им предшествовали; для этого оно не должно всецело погружаться в испытываемое ощущение или идею, ибо тогда оно перестало бы длится. Но оно также не должно забывать предшествовавших состояний: достаточно, чтобы, вспоминая эти состояния, оно не помещало их рядом с наличным состоянием, наподобие точек в пространстве, но организовывало бы их так, как бывает тогда, когда мы вспоминаем ноты какой-нибудь мелодии, как бы слившиеся вместе.
(Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания // Собр. соч., т. 1, М., 1992. С. 93).
Существует реальная длительность, разнородные элементы которой взаимопроникают, но каждый момент которой можно сблизить с одновременным с ним состоянием внешнего мира и тем самым отделить от других моментов. Из сравнения этих двух реальностей возникает символическое представление о длительности, извлеченное из пространства. Длительность, таким образом, принимает иллюзорную форму однородной среды, а связующей нитью между этими двумя элементами, пространством и длительностью, является одновременность, которую можно определить как пересечение времени с пространством.
(Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания // Собр. соч., т. 1, М., 1992. С. 97).
Промежуток времени существует только для нас в силу взаимопроникновения состояний нашего сознания.
(Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания // Собр. соч., т. 1, М., 1992. С. 100).
Длительность и движения суть мысленные синтезы, а не вещи. Но длительность в собственном смысле слова не имеет ни тождественных, ни внешних по отношению друг к другу моментов, так как она, по существу своему, разнородна, слитна и ничего общего не имеет с числом.
(Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания // Собр. соч., т. 1, М., 1992. С. 101-102).
Наши восприятия, ощущения, эмоции и идеи предстают нам в двойной форме: в ясной, точной, но безличной – и в смутной, бесконечно подвижной и невыразимой, ибо язык не в состоянии ее охватить, не остановив ее, не приспособив ее к своей обычной сфере и привычным формам. Если мы различим две формы множественности, две формы длительности, то очевидно, что каждое состояние сознания, взятое в отдельности, должно будет проявляться по-разному, в зависимости от того, будем ли мы его рассматривать внутри раздельной множественности или внутри слитной множественности, – во времени-качестве, где оно возникает, или же во времени-количестве, куда оно проецируется... ощущения и вкусы предстают мне в виде вещей, как только я их изолирую и даю им названия; в человеческой же душе есть только процесс постоянного развития.
(Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания // Собр. соч., т. 1, М., 1992. С. 105-106).
Наука оперирует над временем и пространством, предварительно исключив из них их существенный качественный элемент; из времени она исключает длительность, из движения – движимость.
(Бергсон А. Непосредственные данные сознания. Время и свобода воли. Спб., 1914, с. 84).
Ошибка Канта состояла в том, что он принимал время за однородную среду. Он, по-видимому, не замечал того, что реальная длительность состоит из моментов, внутренних по отношению друг к другу, и что, когда она принимает форму однородного целого, она уже выражается в пространстве.
(Бергсон А. Непосредственные данные сознания. Время и свобода воли. Спб. 1914. с. 167).
Длительность, поскольку она длительность, движение, поскольку оно движение, ускользают от математического анализа, удерживающего от времени одну только одновременность, а от движения - одну только неподвижность.
(Бергсон А. Непосредственные данные сознания. Время и свобода воли. Спб., 1914, с. 168-169).
Реальная длительность есть то, что всегда называли время, но время, воспринимаемое как неделимое. Что время предполагает последовательность, я этого не оспариваю. Но чтобы последовательность представлялась нашему сознанию, прежде всего как различение между рядоположенными (juxtaposes) “прежде” и “потом”, с этим я не могу согласиться... в пространстве, и только в пространстве, существует отчетливое различие частей, внешних друг другу.
(Бергсон А. Восприятие изменчивости. Спб., 1913, с. 31-32).
Философу трудно утверждать с достоверностью, что два лица переживают один и тот же ритм длительности – нет строгого смысла, нельзя [этого] утверждать … С теорией относительности это можно сделать: когда мы сравниваем две системы, мы можем дать теории смысл. Она сообщает высшую понятность идее единого времени, какую только можно ей сообщить.
(Бергсон А. Длительность и одновременность. По поводу теории А.Эйнштейна. П. 1923, с. 104).
Наука превращает время в пространство уже в силу одного того, что она его измеряет. ... Время и пространство начинают переплетаться друг с другом только с момента, когда они становятся фиктивными...
(Бергсон А. Длительность и одновременность (по поводу теории Эйнштейна). Пг., 1923, с. 141-142).
Если я хочу приготовить себе стакан подслащенной воды, то чтобы я ни делал, мне придется ждать пока сахар растает. Этот незначительный факт очень поучителен. Ибо время, которое я трачу на ожидание, – уже не то математическое время, которое могло бы быть приложено ко всей истории материального мира, если бы оно вдруг развернулось в пространстве. Оно совпадает с моим нетерпением, т.е. с известной частью моей длительности, которую нельзя произвольно удлинить или сократить. Это уже не отношение; это принадлежит к абсолютному.
(Бергсон А. Творческая эволюция. Минск, 1999, с. 46).
Для нас, сознательных существ, имеют важность именно единицы времени, так как мы считаемся не с концами промежутков, а мы живем в течение самих промежутков и мы чувствуем их.
(Бергсон А. Творческая эволюция. М., 1909, с. 291).
Обычное познание вынуждено, как и научное познание – и по тем же основаниям, что и последнее, - рассматривать вещи в пульверизованном времени, в котором не имеющее длительности мгновение следует за другим, тоже не длящимся мгновением. Движение для него - ряд положений, изменение - ряд качеств, и вообще становление - ряд состояний. Оно исходит из неподвижности (как будто бы неподвижность не есть просто видимость, особенный эффект, вызываемый одной движущейся вещью в другой движущейся вещи, когда они урегулированы одна другой), и с помощью искусной комбинации неподвижностей оно воссоздает имитацию движения, подставляемую ею на место самого движения: эта операция практически удобна, но теоретически абсурдна, являясь источником всех тех противоречий, которые встречают на своем пути Критика и Метафизика.
(Бергсон А. Цит. по: Хрестоматия по философии. М., 1997. С. 117).
Когда я смотрю на циферблат часов и движущиеся в соответствии с колебаниями маятника стрелки, то не время я измеряю, как бы это ни казалось очевидным, - я фиксирую одновременность, а это совсем не одно и то же.
(Бергсон А. Цит. по: Хрестоматия по философии. М., 1997. С. 128).